Мятежный сектор (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов". Страница 43

— Да, сэр. Указания приняты и уже разосланы.

— Оставь меня в покое на полчаса. Мне надо подумать.

— Да, сэр.

— Умник!

— Да, сэр?

— Никакого мятежа не будет, попомни мои слова. Крысы не бунтуют.

— Вам виднее, сэр.

56.

Не всем жителям «внешнего» сектора было нечего терять.

У некоторых была стабильная муниципальная работа и крохотные льготы, другие перебивались случайными, но достаточными для проживания заработками, третьи получали пенсии по инвалидности, старости или за гибель кормильца на производстве. А четвертые мутили дела темные, незаконные и их все устраивало.

Поэтому на текущую ситуацию в бурлящем секторе первые три категории смотрели с большой опаской, предпочтя запереться в жилых модулях понадежней, предварительно запасшись водой и пищевыми концентрами. Лучше отсидеться за запертыми на несколько замков дверями, прильнув к мерцающим и едва слышно бубнящим экранам, жадно вылавливая крохи информации о том, что происходит там — за дверьми.

Четвертая категория… ей пришлось сложнее. Вернее, пока ничего такого, все как всегда, только куда больше пьяного и странно ожесточенного люда в коридорах-улицах, вроде бы бесцельно шатающихся сначала поодиночке, а затем начинающих «кучковаться», «цепляться языками», вступать в бурное обсуждение. Всем преступным группировкам внешнего сектора было что терять. В первую очередь — территории. «Внешний» сектор давно поделен на куски и кусочки, разрезан как пицца и каждый такой кусок жадно поглощен той или иной бандой. Но мало просто владеть. Надо еще суметь защитить. Каждая группировка давала определенные обещания владельцам магазинчиков и забегаловок, хозяевам уличных лотков, борделям, аптекам. Нельзя допустить, чтобы перепившийся народ разгромил какое-нибудь заведение и разграбил его. Обычно подобная забота не была обременительной – хватит одного подкачанного быка, чтобы разобраться с парой другой тощих наркоманов и алкашей. Несколько ударов, парочка сломанных носов и ребер — и готово. Показательное наказание совершено, порядок восстановлен.

В этот раз как-то… как-то… все как-то было иначе. И обычно крайне самоуверенные банды буквально подкоркой, на уровне базовых инстинктов, почувствовали, что в этот раз парой сломанных носов дело не обойдется. О нет… грядет что-то другое и куда более серьезное…

И ведь ничего особенного пока не происходило. Но все же…

Банды начали вооружаться. Члены группировок выходили на улицы и занимали позиции в концах их «личных» коридоров. Поодиночке они больше не передвигались. Только втроем или большим числом.

И вот ведь удивительное дело — назревающую беду чувствовали не только бандиты — у полицейских тоже появилось это чувство. Поразительное дело — патрулирующие коридоры или спешащие на вызов полицейские с понимающей тревожностью во взглядах смотрели на бандитов, а тем отвечали им тем же.

Тревога. Чувство густой липкой тревожности расползалось по коридорам «внешнего» сектора, невидимым и неощутимым газом расходясь в стороны, заползая в каждую живую душу.

Вот-вот… вот-вот… еще чуть-чуть…

57.

Где-то в давно заброшенных и абы как законсервированных технических коридорах, там, где не было даже крыс, нуждающихся в воде и еде, в глубокой стенной нише с содранным со стен оборудованием, на грязных тряпках брошенных на каменный пол исходил болезненной дрожью киборг. Над почти наполовину искусственным телом висели оборванные провода — остатки снятого оборудования. Казалось, что киборг и провода соединены в одно целое, что это дрожащее существо больше не индивидуум, а просто часть гигантской городской системы, простая шестеренка, что вот-вот выйдет из строя.

Ниша находилась между ЖилМодом Рамиресом и местом где проживал покойный Гизо Игольщик. На нее Нортис наткнулся случайно, выискивая путь, по которому смогла бы проехать его гусеничная платформа – в то время у него еще не было прекрасных стальных ног. Тогда он не придал находке особого значения, но цепкая память поставила метку. После бессвязных извинений, он с огромным трудом добрел до платформы и повалился на нее. С помощью затылочного гнезда отдал мысленную команду, платформа пришла в действие, неверно двигаясь вперед и часто натыкаясь на препятствия. Следом тащился АКДУ, что позднее перегородил вход в узкую нишу, став надежной баррикадой.

Мокрое от пота тело содрогалось в резких спазмах, протез руки намертво ухватился за выступающую из стены трубу, безжалостно смяв пластик. Голова замотана обрывком комбинезона – Нортис пребывал в бреду, а не во сне, глазные имплантаты не отключились, к его собственным галлюцинациям добавлялись дрожащие картинки потолка и настенных выпотрошенных технологических кожухов. Намотанная в момент прояснения тряпка открывала только губы, что кривились, пытаясь что-то сказать, о чем-то попросить. Перед мысленным взором Вертинского раз за разом повторялась сцена убийства его родителей и маленькой сестренки, крутились хороводом ухмыляющиеся лица преступников. Но одно лицо потухло раз и навсегда. Лицо клятого брата Джорджи что «всего лишь держал ее ноги»… И бесконечный повтор сцены убийства уже не был таким ярким и страшным. Странно, но выжженная в памяти картинка чуть поблекла, потеряла цветовую насыщенность, звуковую надрывность. Все также кричала мать, плакала сестренка и хрипел отец. Но теперь это не воспринималось с дикой болезненностью. А чувство полной беспомощности, неспособности помочь родным, исчезло полностью.

Дрожащий в бреду киборг рывком пришел в себя, хотя трясущая его дрожь никуда не делась. Нащупав рядом с собой таблетки и тубу с водой, он разжевал горькую химию, выпил как можно больше воды. Через силу, через тошноту и отвращение заставил себя разгрызть пару кусков пищевого концентрата. И снова обмяк, слепо улыбаясь в потолок. Его душе стало гораздо легче. Нортис почти физические ощущал это и почти воочию видел — как из тела мысленно слепленного семилетнего пацана с заплаканными глазами выдернули стальную трубу, одну из тех, что пригвоздили ребенка-галлюцинацию к полу в темной пустой комнате. Нортис видел надпись на выдернутой трубе — «Брат Джорджи». Он извлек мерзкую занозу из своей души. Ему стало легче. Но остались еще занозы, торча в его мозгу, раня и калеча его мысли, прочно связав его со страшным прошлым, не отпускающим его ни на секунду вот уже десять лет…

Опять накатила волна бреда. Вновь закружились кричащие лица родных и гогочущие искаженных хари злобных ублюдков. Но одна харя не «зажглась». Эта темная «лампочка» погасла навсегда… навсегда…

Застонавший киборг дернулся, захрипел, внутри его деформированного тела раздался механический гул, равномерное хлюпанье. Внутренние устройства пытались сделать все возможное для спасения человека, что с такой фанатичной упорностью цеплялся за жизнь. Очистить от токсинов кровь, вывести опасные вещества, увеличить поступление воздуха, ускорить сердцебиение и ток крови. Повторить весь процесс снова и снова. Между бедер побежала струйка воняющей химией и гнилью мочи. Следом воздух наполнила вонь переваренной органики. Организм спешно избавлялся от мусора.

58.

Пребывающий в бреду Вертинский не знал, что совсем неподалеку, по соседним проходам кишащим крысами двигаются пауки-разведчики, высокотехнологичные устройства, сканирующие пространство и упорно ищущие свою цель. Дроны уже несколько раз проходили в опасной близости от убежища Нортиса. Они прошли мимо неслучайно — управляющие алгоритмы посчитали другие направление более многообещающими. Здесь не было связи с центром, никто не давал указаний, не отвечал на запросы. Роботы действовали автономно, принимали решение самостоятельно. И прошли мимо, тогда как наблюдай за экраном человек, он бы мог дать приказ первым делом обследовать этот крысиный лаз. Пауки же прошли мимо. Но дроны не забывают ничего. И обследовав некоторые зоны в заданной области, они обязательно вернутся к темному проходу замеченному ими ранее. Это неизбежно. И это произошло.