Ваше благородие (СИ) - Северюхин Олег Васильевич. Страница 1
Олег Северюхин
ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ
Глава 1
Я проснулся на рассвете. Вокруг было что-то чужое, то есть, я не дома.
— Как я мог так напиться, что ничего не помню? — пронеслось в моей голове. — Хотя, почему же я не помню? Я всё помню. Я шёл по улице 10 лет Октября в направлении центра в районе старых домов в самом радужном настроении. Мне двадцать пять лет. Я был в отпуске и ходил на свидание с хорошей девушкой. Был до синевы выбрит и слегка пьян. Пьян был не от спиртного, а хорошего настроения. Внезапно передо мной возникла тёмная фигура.
— Мужик, огонька не найдётся? — спросил он хриплым голосом.
Я достал коробок и сам зажёг спичку. Вспышка селитры была тем самым последним, что я помнил.
Голова была тяжёлой, а руки шевелились. Я поднял левую руку, чтобы посмотреть на часы, но на руке не было часов.
— Похоже, что я нарвался на гопников, — снова пронеслись мысли в голове. Именно пронеслись, потому что я не мог сам мыслить.
Когда человек мыслит, он как бы проговаривает всё, о чём думает. А сейчас у меня в голове проносятся мысли, но я ничего не говорю. Я пытался вызвать какие-то мысли, но они не приходили, и я незаметно для себя уснул.
— Больной, просыпайтесь! — кто-то властно потряхивал моё плечо, а голос был женский, не девичий, а именно женский, женщины, которая уже узнала, что такое власть над мужчиной.
Я приоткрыл глаза и зажмурился от яркого света семилинейной керосиновой лампы, висевшей на высоте примерно двух с половиной метров от пола. В окне на улице была темнота.
— Чего они по ночам людей будят? — пронеслись мысли в моей голове.
— Больной, просыпайтесь, сейчас вас будет осматривать доктор, — сказала женщина.
Я открыл глаза и увидел доктора в белом халате. Доктор был какой-то странный, седой, с бородкой клинышком, в пенсне и медицинский халат на нём был какой-то старомодный с воротником-стойкой и, по-видимому, с завязками на спине. И что самое интересное, в левом верхнем кармане халата с красным крестом торчала слуховая трубка. Ну прямо как в кино про старые время.
— Здравствуйте, голубчик, — проговорил доктор, — ощупывая мою голову. — Как мы сейчас чувствуем? — И, не дожидаясь ответа, попросил медсестру поднять мою рубашку. Затем он взял слуховую трубку и стал прослушивать область груди, где находится сердце. — Дышите, не дышите, задержите дыхание. Так, очень хорошо, очень хорошо. Ну что же, голубчик, здоровье в порядке. Мускулатура у вас развитая. Никак занимаетесь по системе господина Мюллера? Ссадина на голове заживёт в течение нескольких дней, но вы нас здорово напугали, не приходя в сознание в течение трёх дней. Мы уже думали, что не сможем с вами побеседовать. Да, как вас звать-величать? И что это за странная одежда на вас? Вы понимаете, что я говорю? Может, вы иностранец? Шпрехен зи дойч?
Доктор ещё что-то говорил, а я действительно не мог вспомнить, кто же я такой и как меня зовут. Вот так вот прямо и не помню. Силился вспомнить и мозг мой не проговаривал ни моё имя, ни кто я, кто мои родители, где я жил. Какая-то пустота в голове.
— Я ничего не знаю, — сказал я, — точнее, ничего не помню.
— Я так и думал, — закричал доктор как Архимед, у которого из ванны вылилась вода, — это амнезия от удара по голове. — Он вскочил и забегал вокруг койки. — Это амнезия! — и он поднял вверх палец, как один очень известный персонаж в кино. Я прикрыл глаза и увидел доктора в другой ситуации, а его картавый голосок утвердил меня в том, что он как две капли воды похож на Владимира Ильича Ленина, который вышел к собравшимся в актовом зале Смольного и произнёс историческую фразу:
— Пролетарская революция, о которой постоянно говорили большевики, свершилась!
— Уррааа! — мысленно прокричал я про себя. — Мой мыслительный процесс включился и начал проговаривать мои мысли. Я уже что-то помню! И меня зовут, меня зовут… Никак меня не зовут. Что я помню кроме Ленина? Ничего. Как была настоящая фамилия Ленина? Не помню. А ведь Ленина я вспомнил по ассоциации и если я буду читать книги, то по ассоциациям восстановлю свою память и вернусь к прежней жизни.
— Какое сегодня число? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Января второго дня одна тысяча девятьсот седьмого года от Рождества Христова, восемь с половиной часов до полудня, — сказал доктор, — а что?
— Как я сюда попал, и кто вы? — спросил я, ожидая услышать ещё что-то более страшное, чем то, что я нахожусь в новом одна тысяча девятьсот седьмом году второго января и неизвестно где.
Глава 2
— Попали вы сюда, как и все с такими травмами. На руках и попечительством людей богобоязненных и милосердных, которые принесли вас сюда. Я — земский доктор Иванников Иннокентий Петрович, коллежский секретарь. А это — сестра милосердия Веселова Марфа Никаноровна, — сказал доктор, — а сейчас вы расскажите нам, кто вы и что вы делали в лёгкой одежде на сибирском морозе.
— Мне двадцать пять лет, я в отпуске, ходил на свидание к знакомой девушке. Когда возвращался домой, то ко мне подошёл человек и попросил прикурить. Остальное я ничего не помню, — начал рассказывать я.
— А почему на вас была какая-то лёгкая и странная одежда и полуботинки на очень тонкой подошве? — поинтересовался доктор.
— Никакая не странная одежда, а обыкновенная, в которой ходят практически все, — сказал я и увидел на лицах доктора и сестры выражение некоторого удивления. Это насторожило меня. Если я буду говорить обо всём, что я вспомню, то меня загребут в сумасшедший дом по причине постоянного горячечного бреда и чем больше я буду доказывать, что я не верблюд, тем сильнее у врачей будет желание подвергнуть меня современным методам лечения шизофрении, которые мало отличаются от пыток инквизиции в средние века. Надо же, я начал вспоминать историю, а это совершенно неплохо. — Ну не все, конечно, — и я засмеялся. — Просто у меня есть приятель, который разрабатывает перспективные модели одежды, и кое-что у него получается несколько странным, но я у него в качестве манекена и испытателя этой одежды. И знаете, скажу вам по секрету, достаточно удобная одежда, и пригодна как для светских раутов, так и для повседневного ношения. Вот и получилась у меня прогулка в новой одежде. А что, пальто и шапки на мне не было? — задал я вопрос, отклоняющий от дальнейшего обсуждения скользкой темы моей одежды.
— Нет, пальто и шапки на вас не было, — сказал доктор.
— Жаль, — задумчиво сказал я, — а какая была хорошая шапка-москвичка из цигейки и пальто из бобрика с бархатным воротником. И перчаток при мне не было? — задал я последний уклоняющий от темы вопрос.
— И перчаток не было, — подтвердил доктор. — А где вы живете, как вас записать в истории болезни и кому сообщить о вашем нахождении.
— Не помню, — сказал я.
— Ну да, — сказал доктор, — скоро к вам придёт представитель полиции и запишет ваши данные, чтобы сделать запрос по поиску ваших родственников и знакомых.
За окном уже заметно посерело, и я на глазок определил, что времени около девяти часов утра. Рано встают люди, а тут приоткрылась дверь и молодой человек просунул светловолосую голову и спросил:
— К вам можно, Иннокентий Петрович?
— Заходите, заходите Николай Иванович, — приветливо сказал доктор, — по вам можно часы проверять. Приходите вовремя как курьерский поезд.
— Ну, вы уж сравните, Иннокентий Петрович, — зарокотал смехом человек в военном мундире с узкими серебряными офицерскими погонами с одним оранжевым просветом и двумя золотыми звёздочками вдоль просвета, пожимая руку доктора. — Как чувствует наш таинственный больной? — задал он общий вопрос.
— Идёт на поправку, дня через два будет на ногах, если только что-то вспомнит, — сказал доктор. — Амнезия-с, это штука серьёзная. Как контузия артиллерийская. К нам привозили увечных воинов с Маньчжурского фронта, у которых память отшибло, но у тех документы при себе были, да и амнезия со временем проходила, когда приезжали родные и восстанавливалась ассоциативная память.