Последний обоз (СИ) - Соло Анна. Страница 9

Мысли Нарока между тем тоже были отчасти заняты поморийкой. Со своего места он хорошо видел и её, и обеих дочерей дядьки Зуя, и потихоньку удивлялся их непохожести. Лесные девушки были какие-то на диво тихие и уютные, их укутанные в платки фигурки излучали мир и покой так же просто, как догорающий костёр — тепло, а лес вокруг — свежие запахи ночи. Торвин же даже на привале выглядела хоть сейчас готовой в бой. "Интересно, — думал Нарок, — Неужели у поморийцев все девки такие?" Он пытался представить себе Торвин чьей-то женой, чинной хозяюшкой дома — и не мог. На коне, с копьём наперевес, в казарме, играющей на горне зорю, на тренировочном плацу, гоняющей до седьмого пота новобранцев, или в бою, рубящей врагов без пощады — сколько угодно. А вот нежно целующей кого-то, в длинном платье, у печи, с малышом на руках — ну не получалось, и всё тут.

А сама Торвин, и впрямь, не спешила расслабляться. Незаметно для окружающих её глаза и уши всё это время чутко сторожили лагерь, и снаряжённый лук лежал рядом с ней, под рукой. Вдруг она быстрым движением подхватила своё оружие, прицелилась куда-то за пределы освещённого костром круга и сказала чуть насмешливо:

— Хватит прятаться. Выходи.

В темноте захрустело. На тропу вылез парень, по виду — из совсем небогатых тормалов. Он вышел к костру, стянул с головы башлык, показав присутствующим молодое, румяное лицо, и, опасливо косясь на Торвин, буркнул:

— Храни вас Маэль и Лунная Дева.

— Малёк, ты? — удивлённо вскинул брови Добрыня, — Чего прятался-то?

— Да так. Интересно стало, услышите или нет. А этот, — Малёк смущённо кивнул в сторону Торвин, — сразу давай за лук хвататься…

— Обычно я не разговариваю с теми, кто подкрадывается в потёмках, — недружелюбно сообщила Торвин, — Но с тобой девка. Пусть тоже выходит.

В кустах снова зашуршало. К костру, действительно, подошла девушка в тёмном платке. Приветливо улыбаясь, она поклонилась Торвин:

— Прости нас, уважаемый, мы с братом не хотели ничего дурного, — и так же почтительно она поклонилась сидящим у костра Омеле с Тишей, — Вечёрка у нас тут нынче, в Кроличьей норе. Пойдёмте к нам, славницы, ежели отец ваш не против.

К удивлению Нарока, дядька Зуй отнёсся к этому подозрительному приглашению на редкость благосклонно.

— А ступайте, позабавьтесь, — сказал он дочкам, — Чего вам со стариками сидеть.

— Благодарствую, — сказала Омела, — Мы с сестрой враз соберёмся.

Девушки живо свернули своё рукоделие, закинули котомки за плечи и радостно потопали с незнакомой девчонкой куда-то в темень и непролазные кусты. А парень, прежде чем последовать за ними, молча поклонился всем сидящим у костра, и напоследок смерил многозначительным взглядом сперва Вольника, а затем и молодого патрульного.

Едва шаги девушек и Малька затихли, Вольник подскочил со своего места, сияя, как медный таз.

— Ыиииих! — воскликнул он, — Вечёрочка! Нарок, айда собираться!

— А действительно, Торвин, — спокойно сказал дядька Зуй, — Не отпустишь ли парня на чуток погулять? Дело-то молодое…

— Так нас же, вроде, не звали, — растерянно захлопал глазами Нарок.

— Эх ты, чудо загридинское, — сказал Вольник доверительно, вынимая у него из рук конскую щётку, — Ты что, девка, что ли, чтобы тебя зазывать? Парни должны такое нюхом чуять и сами сбегаться. Понял? Эй, дядь Добрыня, можно я у тебя из короба бусин гребану?

— Шиш тебе, чучело! — возмутился Добрыня, — Так ступай. Может, хоть со стороны посмотришь, как приличные люди себя держат.

— Не, так — неинтересно, — помотал головой Вольник, — Без гостинцев с девчатами не пообжимаешься!

Добрыня только вздохнул, возведя глаза к небу. Но короб с девичьими гостинцами на всякий случай задвинул себе под ноги.

Заручившись согласием Торвин, Нарок стал собираться на вечёрку. Он провёл пару раз гребнем по волосам, выудил из седельной сумки сменную рубаху, задумчиво потёр ладонью щетину на щеке…

— Не о том беспокоишься, и так красавец. Пойдём лучше гостинцы для девок добывать, — заявил Вольник, и, ухватив его за руку, поволок куда-то через кусты.

Очень скоро они вышли в то самое место, где недавно поили коней — на пологий, заросший камышами берег Ночь-реки. Нарок подумал сперва, что Вольник просто хочет смыть с себя пыль и пот, прежде чем идти в гости, но тот полез в воду совсем за другим. Быстро скинув с себя всю одежду, он сунул её Нароку в руки, дал ему заодно свёрнутый фунтиком лист кувшинки, велел держать крепко, а сам принялся нырять. Раз за разом он доставал со дна какие-то мелкие камешки, просматривал их, отмывал водой в горсти. Потом оставшееся складывал к Нароку в лист и снова лез в воду… Между тем в тучах приоткрылось окошко, в него выглянул любопытный круглый глаз Девы Луны. В его свете Нарок рассмотрел повнимательнее содержимое листа — и даже присвистнул от удивления: в фунтике уже лежали восемь чистых, прозрачных камней из тех, что на его родине называют княжьим камнем, а здесь, в лесу кличут этловой слезой. А ещё — целая горсть других красивых камешков, синих, розовых, фиолетовых…

— Послушай, как ты это делаешь? — спросил он у Вольника, когда тот очередной раз подошёл, чтобы выгрузить свою добычу.

— Известно как — руками. Но вообще, конечно, места знать надо. И иметь капельку удачи. Ну ладно, думаю, этого нам с тобой должно хватить. Эх, жаль, мятными пряничками вот так же запросто не разживёшься!

— Обалдеть… То есть получается, что ты умеешь искать самоцветы, но при этом бродишь по лесу, носишь рогожу с чужого плеча, ешь, что придётся…

— А что я по-твоему должен делать? — насмешливо спросил Вольник, отжимая воду из волос.

— Ну, ты бы мог разбогатеть. Жить в хорошем доме, всегда иметь сытный обед. Тебе даже не пришлось бы работать самому, было бы достаточно указывать места добытчикам!

— А что тогда делал бы я сам?

— Ты был бы совершенно свободен и делал бы только то, что хочешь.

Вольник надел портки, сладко потянулся всем своим стройным, мускулистым телом и уверенно заявил:

— А я и так совершенно свободен и делаю только то, что хочу.

Найти место, где устраивалась вечёрка, оказалось нетрудно: там пели.

"Ходи, миленький, почаще,

Я дорожку развешу,

На кажинную берёзку

Ленту алу привяжу," — выводили звонкие девичьи голоса. Приглядевшись по сторонам, Нарок заметил, что и впрямь, на многих деревьях вдоль стёжки были повязаны цветные ленты. Следуя по этим ярким вешкам, парни, кто кучками, кто по одному, собирались к распахнутым дверям большого овина, внутри которого слышались песни и смех. Многие приносили с собой свечи, сласти, колечки и бусы. Что-то сразу шло в уплату за вход, остальное парни, верно, надеялись подарить приглянувшимся девушкам.

Внутри оказалось чисто и нарядно: стояли лавки, крытые полосатыми полавочниками, пол устилала свежая солома, горели лучинки и свечи в поставцах над плошками с водой. Девки сидели вдоль стен с веретёнами и пяльцами в руках, но куда только подевались их тёмные запоны, нарукавники и платки! Вся эта грубая рогожа висела теперь на крюках при входе, словно утиные перья волшебниц из сказок. Скинув их, девы преобразились. Они остались в клетчатых поневах и тёмно-зелёных и чёрных рубахах, расшитых диковинными узорами по горловине, груди и рукавам. Светлые, яркие цветы на них сплетались с фигурами птиц и зверей, у многих в вышивках блестели нити золотой и серебряной канители, бисер и иссиня-чёрные, блестящие диски змеелюдьей чешуи. Без платков стали видны и нарядные девичьи повязки, и вплетённые в косы пучки разноцветных лент.

Нарок с трудом узнал своих попутчиц, а когда узнал, замер, как громом поражённый. Тиша оказалась пухленькой, мягкой и кучерявой, а Омела — стройной, словно камышинка, и очень красивой. Коса её цвета тёмного солода была толще его руки, мягкие пряди так и манили притронуться, а рубаха на груди цвела бело-розовыми лотосами, вышитыми наборной гладью. Вольник тут же подпихнул его плечом: