Удачная неудача Солнцеликого (СИ) - Штефан Елена. Страница 41

На рынок теперь ни ногой, некогда. А Дораш ходил. Относил порцию бисквитов на продажу в лавку Варнае, а сам к парням, в мастерскую. Рослый и крупный, он легко принял главенство коренастого Дука, парни ладили и занимались своими важными мужскими делами. Дядька Тулак и Нитта за ними присматривали. Аниза при каждой возможности забиралась к степняку на руки, он не возражал, только смеялся. Шесть младших сестер у парня, навык есть. А я вязала пока пальцы держали спицы. Вязала и пела. Сара не возражала, я довольна, значит, и подружке моей прозрачной хорошо. А Ваен возобновил свои отлучки.

Красивый вышел свитерок. Толстый, в сложно перевитых косах, с любовно вывязанным горлом-стоечкой. Ваен смотрелся в нем отпадно. Брутально и одновременно уютно. Он с удовольствием рассматривал себя в большом зеркале. Красивый, чертяка.

А я в зеркале как была, так и осталась блеклой молью. Да еще и тонкокостная. Как Людмила Гурченко в юности, но далеко не такая хорошенькая. Только глаза повеселели, да скулы слегка прикрылись щечками, а так, все тот же носик уточкой да ротик гузочкой. Ну, Коко Шанель тоже классической красавицей не была, прямо скажем.

— Нина, там к тебе пришли! — Сара влетела растерянным вихрем, — Мальчик, он у ворот. Странный.

Вот ведь, полюбоваться на себя не дали. Ну, кто там? Посыльного с рынка прислали?

Да, странный мальчик, точнее, парнишка лет пятнадцати. В китайском желтом халате и простоволосый. Золотые длинные кудри трепал стылый предвечерний ветер. А еще, он был бос.

Вопрос «кто ты такой» так и не покинул моих губ, потому что мы встретились взглядом. Его глаза тоже были золотистыми, как и ресницы, и бледная россыпь веснушек, окропившая все лицо. Ой, мама!

— Раштит?

Часть 33

Посиневшие дрожащие губы шевельнулись без звука. Ох, ду-ура! Босой, в одном халате и явно не шерстяном, он же замерз!

Вопрос, почему бог мерзнет возник гораздо позже, а сейчас во мне истерила наседка, требуя немедленно обогреть, накормить, приласкать.

— Нина, отойди от него, — ревел за спиной Ваен, стоило мне только взяться за калитку, — он опасен.

— Ты тоже опасен, не мешай! — Как хорошо, что я не поленилась плащ накинуть, теперь вот пригодилось укутать гостя. Ваен, поняв, то со мной не сладить, просто подхватил страдальца на руки и помчался в дом, тоже умник, выскочил раздетый.

— Давай его сразу в мыльню, отогревать…

— Нельзя его в мыльню, — маг устроил, смешно сказать, бога в кресле и водил руками над трясущейся тушкой, — у него жар.

Раштит шмыгнул носом и в удивлении распахнул глаза. Шмыгнул еще, закашлялся, тяжело задышал ртом.

— Что это? — Парника с любопытством смотрел на свои пальцы, увлажненные тем, что из носа при простуде течет и, кажется, готовился это лизнуть.

Он, что бредит? Выглядит вроде ничего.

— Малыш, ты чего? — На протянутый носовой платок бог пялился так недоуменно, что я растерялась.

— Сопли вытри, — рявкнул рассерженный Ваен и добавил уже для меня, — простужен и сильно, но помочь ничем не могу, от него моя магия отскакивает.

— Что такое сопли? — Вопрос вгоняет в ступор всех, включая зависшую под потолком Сару. И как на него ответить не знает никто. То есть, я знаю, но кого сейчас интересует отек и воспаление гайморовых пазух?

Рой не оформившихся в конкретику догадок тревожно гудел в голове. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы начать действовать.

Вытерла хлюпающий нос, как бывало, вытирала крестнице Дашке, вложила платок обратно в руку, убедилась, что недоросль процесс осознал. Потрогала лоб, горячий. Машинально погладила по голове.

— Ваен, друг мой, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, освежи мою постель, там будет спать мальчик. Дорош, милый, принеси тазик горячей воды. — Это я прокричала уже на пути в свою комнату. У меня найдется пара непроданных носков и полотенце чистое.

— Ты почему совсем раздетый, горюшко? — Вопрос остался без ответа, потому что Раштит с невыразимым удивлением пялился на свои ноги в тазике водой. Достанет одну, пошевелит пальцами, засунет обратно, потом вторую, тем же порядком, потом обе. Он так и развлекался бы, но закашлялся.

Ваен с некоторой жалостливой брезгливостью наблюдал, как я мою парню ноги, а затем надеваю носки. И это было только начало.

Думаю, мой друг не представляет себе, как глупо я себя чувствовала, обучая взрослого парня умываться и сморкаться. В золотистых глазах стоял неизбывный вопрос “зачем?”. Зачем умываться, зачем пересаживаться к столу, зачем это пить, а как это…

Впрочем, пить чай Раштиту понравилось, чай у меня вкусный и полезный, сама составляла, выковырнув из памяти бабушкину науку. Смотрела на него и думала, если моя догадка верна и божонок действительно стал человеком, причем впервые, а, скорее всего, так оно и есть, то он как новорожденный, для него все ощущения внове. Вот напьется он сейчас чаю, как ему объяснить про туалет?

Дораш, который считал, что глупо просто пить чай, если его можно пить со сладкой лепешкой, исправил это упущение. По-моему, степняк быстрее Ваена сообразил, какая проблема свалилась нам на голову. Все-таки пронаблюдал взросление сестричек и аналогию уловил. Налил себе чаю, подул, откусил от лепешки…Мда, личный пример в воспитании всегда был очень действенным.

Ну вот, хорошо. Теперь его надо переодеть и уложить, раз у него жар. Не тут-то было. Смысла в переодевании гость не видел и уходить с такой интересной кухни не желал. Он согрелся, подкрепился и жаждал общения. А у самого под халатом даже штанов не было.

Так начался мой персональный ад. Два битых часа Раштит подтверждал, что быть человеком совершенно не умеет. Мы перебрали все возможные тактильные ощущения. Опытным путем и по нескольку раз. Горячо, больно, щекотно, холодно гладко, колется, чешется, щиплет, твердо, шершаво…

Ваен с Дорашем наблюдали бы этот цирк и дальше, но я уловила, когда божонок начал испытывать непонятный дискомфорт и рекрутировала степняка на спецкурс в туалете. Все-таки, Дораш необыкновенный мальчик. При знакомстве был прям полудикий, а сейчас проявляет чудеса цивилизованности. Редкий характер у парня.

— Нина, — Ваен был зол, но говорил нарочито спокойно, — кого ты опять к нам притащила?

Так и хотелось ему напомнить, как я его самого притащила, точнее, он сам притащился, самовольно!

— Это Раштит, разве ты не понял?

Даже сквозь усталое отупение я удивилась реакции моего друга. Он пошатнулся даже сидя. И слов на дальнейшие вопросы у него не было, это мне повезло, да. Потому что у меня не было ни сил, ни голоса отвечать еще и на его вопросы.

— Бог? Но как?! — На это крик души ответила проявившаяся Сара.

— Ос-стань от нее! Устала! Потом. Да. Бог. Только как человек.

Хорошая моя, что я без тебя делала.

— Вама, я есть хочу, — жалобно проныл Дораш, и добавил вредненько, — лепешки кончились.

Ага, а в кладовку сходить, копченого мяска отрезать было никак, тут ведь пляски с бубнами, нельзя пропустить ни мгновения.

— Что такое “есть хочу”?

И как ответить на этот вопрос?

— Это когда вот тут, — степняк ткнул себя в район желудка кулаком, — вот так: н-Н-н-Н-н-Н-н, — заныл он, то возвышая, то понижая голос, — и больше ни о чем другом думать не можешь.

А ведь верно, обед мы пропустили, встречая гостя, а уже ужинать пора. Согреть горохового супа с копченостями и швырнуть на сковороду замаринованные с утра отбивные не проблема. Горох дорогущий, но ведь копчености! И даже белые сухарики имеются! Такой супец получился!

— Вама, а он теперь с нами будет? — Дораш наяривал ложкой явно рассчитывая на добавку, но нашел в себе силы указать на золотоволосое чудо.

— Думаю да, некоторое время. — Надо бы представить, хм, человека, но уместно ли? — Его зовут Тит, — ну я даю, самовольно переименовала бога, Ваен, который внезапно стал очень сдержанным, только бровь задрал.

А свежепереименованный бог и бровью не повел, он осваивал ложку и ему было нелегко. Тонкий длинный черенок выскальзывал из непривычной хватки. Жалко его стало, болеет ведь. Дала фарфоровую, местную, с короткой толстенькой ручкой, дело пошло. Тит ел, как заправский гурман, медленно, вдумчиво перекатывая на языке жидкое и инстинктивно жуя твердое. Ну, слава богу, хоть какие-то рефлексы воспитывать не надо. Не представляю, как бы я его учила жевать и глотать. Ой, а мне же его еще вкусам учить и запахам!