Твердый сплав (Повесть) - Воеводин Евгений Всеволодович. Страница 19

Фролов поблагодарил посетителей, записал суть дела и адреса рабочих в блокнот. Через несколько минут его вызвали на место происшествия: на обледенелом шоссе перевернулась «легковушка», подвыпивший шофер не удержал руль… А потом два дня Фролов опять пропадал на своем участке.

Только в среду Фролов, вернувшись в ГАИ, раскрыл блокнот. Запись ему показалась не стоящей внимания. Царапина — ну и что? У «единоличников» это не редкость. Вот замена крыла… Любит, значит, владелец «блатом» пользоваться: нашел же вот ремонтников. Может, и бензин у него «левый»? Посмотреть на него, что ли? Что за человек?

Фролов подумал, подумал и попросил секретаршу вызвать гражданина Похвиснева с принадлежащей ему машиной за номером 4178 в автоинспекцию на завтра к 11 часам утра.

Похвиснев оказался высоким и сутуловатым молодым человеком с крохотными усиками. Может быть, его делали выше ростом и сутулым узкие брюки и мешковатый пиджак в клеточку. Впрочем, разглядывать Похвиснева пристально показалось Фролову неудобным. Он на минуту задумался: «О чем спрашивать?» — и начал осторожно:

— Давно приобрели машину?

— Я не приобретал, это трофейная.

— Вы были на фронте?

— Нет… Зачем вы об этом спрашиваете? Ведь все у вас записано при регистрации.

— Да, да… Верно, я просмотрел это место… Когда вы получили права? Ага, вот. Вам бы через месяц их подтвердить, товарищ Похвиснев.

— Пожалуйста, хоть сегодня.

— Сегодня не надо, лучше в срок. Для каких нужд используете машину?

— Для личных. — Похвиснев впервые посмотрел на Фролова. В голосе у него прозвучало удивление, глаза были темными и неподвижными.

— А именно?

— Езжу к знакомым, катаюсь по городу, иногда и за городом.

Фролов как бы притаился перед прыжком: «спросить?». Сдержаться ему стоило немалых усилий: «Что это даст? Если это и он — отговорится, конечно…» И он продолжал:

— Бензина хватает?

— Да, вполне. Беру талоны.

— Ну хорошо. Давайте посмотрим машину. Она у вас на улице? Загоните, пожалуйста, во двор.

Машина уже урчала в подворотне. Похвиснев уверенно, почти не сбавляя скорости, въехал во двор.

Фролов поднял руку, делая знак остановиться.

— А машину вы, кажется, любите, — улыбаясь, сказал он.

Похвиснев вылез и хлопнул дверцей.

— Да, стараюсь. Блеск! — Он провел перчаткой по капоту.

— Тормоза как? Держат?

— Не жалуюсь. Хотите убедиться? — Похвиснев уже чувствовал себя хозяином положения.

— Зачем? Я вроде видел сейчас.

Фролов подумал: «Левое крыло он хотел менять. Интересно, что за царапина и вмятина». Он начал обходить машину справа, внимательно ее осматривая. Похвиснев шел рядом с ним, спокойно протирая стекла. Вот и крыло. Фролов скользнул по нему быстрым взглядом, но ничего не заметил. Он прищурился и еще раз, уже медленно, словно любуясь своим отражением, поискал глазами. Нет, ни царапины, ни вмятины не было.

— Ну, будем считать, что у вас все в порядке. — Фролов протянул Похвисневу руку. — Можете ехать. А через месяц — прошу права подтвердить. Всего хорошего!

«Вот пока и все», — сказал себе Фролов, когда машина Похвиснева выехала из подворотни. «Что узнал? Нуль целых, нуль десятых. Хотя… десятых не нуль, кое-что есть. Человек он не тот, чтобы ему верить. А что делать? Не спрашивать же его, в самом деле, где он был в позапрошлое воскресенье. Накричит на меня, нажалуется — и будет прав. Что я ему — допрос буду устраивать? Основания где?».

Фролов ходил из угла в угол и тихонько чертыхался. «Крыло он успел поменять — это факт. Хоть и чисто сделано, а все же на обратной стороне грязи нет, как на другом. Нет, друг, меня не проведешь, сам стреляный… Кто же ему, интересно, менял? Рабочие? Пришли, сказали, а потом все же поменяли? Ну и ребята! Надо у них спросить…»

10

Что же оставалось делать Шилкову, после того как его планы, на которые в глубине души он возлагал столько надежд, попросту говоря, провалились? Только пойти и рассказать обо всем подполковнику Пылаеву, заранее зная, что тот не просто будет недоволен — наверняка скажет что-нибудь резкое, такое, от чего Шилков покраснеет и выругает себя в душе.

Предположения сбылись. Пылаев, выслушав помощника, долго молчал, и молчание было томительным. Шилков начал краснеть еще до того, как подполковник тихо спросил:

— Значит, все, чему учили, — побоку? И — да здравствует интуиция? Что вы молчите?..

— Я думал, такая проверка не помешает. Тем более, что вас я поставил в известность.

Но Пылаев не сдержался:

— Не помешает? Простите меня, но вы сейчас рассуждаете, как приготовишка, а не как чекист. Да ведь если Савченко хоть в чем-нибудь виноват — думаете, он не заметит этого вашего внимания? Неужели нельзя было показать на него Дробышевой издалека — и все?

Шилков промолчал, подумав: «Значит, Пылаев сам допускает мысль, что Савченко может быть виноватым в чем-то?» Неожиданно замолчал и Пылаев; он сказал сейчас лишнее и догадался, что внимательный Шилков не пропустил его слова…

Что ж, и у него не лежит к Савченко душа. Вовсе не потому, конечно, что тот чудом спасся при разгроме партизанского отряда, хотя он, подполковник Пылаев, не очень-то верит в чудеса.

Чтобы зря не ориентировать Шилкова на след, быть может ложный, Пылаев сам занимался Савченко. То, что ему удавалось узнать, он терпеливо обдумывал, мучительно стараясь найти в фактах хотя бы единственную деталь, которая убедила бы его: да, Савченко не тот, за кого себя выдает.

Это ощущение — что Савченко все-таки человек с «двойным дном» — возникло у подполковника не случайно. Одно обстоятельство, о котором он никому еще не говорил, даже генералу Черкашину, насторожило его. Собственно говоря, эта небольшая подробность всплыла как раз во время следствия и не была ни случайной, ни неожиданной.

Пылаев сидел у Трояновского и — в который раз! — перелистывал тетрадь в синем клеенчатом переплете, ту самую, которую удалось спасти Савченко. Она была знакома Пылаеву до мелочей: эти вкривь и вкось написанные формулы, торопливо набросанные чертежи, зачеркнутые и вновь восстановленные пометки… И в середине тетрадки — вырванные, видно, наспех листки с остатками каких-то записей на линии обрыва. Почти в конце тетради, возле одной из формул, стоял крючок, и на поля была вынесена пометка: «См. стр. 28». Как раз эта страница и была вырвана.

Трояновский не мог объяснить, что было там, на уничтоженных страницах.

— Я сам долго думал об этом. Судя по сноске — ничего необычного, может быть что-то не относящееся к сплаву. Скорей всего — какая-нибудь находка в технологии: у Володи была эта манера — вносить в свои записи все, что только приходило в голову. В этом смысле он был очень неорганизованный человек.

Понятно, что отправлять тетрадку на специальную экспертизу было незачем: уж если Трояновский не мог разобраться, тут никакая экспертиза не поможет.

На следующий день Пылаев отправился на завод. Главный инженер завода, давнишний его товарищ еще со студенческих лет, удивился, увидев подполковника:

— Ну, только ты способен на такое! Мы уж с тобой… Постой, постой… Ну да, года три не виделись. Не мог позвонить?..

Пылаев рассмеялся:

— Так ведь и у тебя есть мой телефон.

Они посидели, поговорили о том, что Пылаев начал полнеть, даже утренняя зарядка не помогает, что хорошо бы встретиться как-нибудь под выходной всем вместе, с женами, но разговор быстро иссяк: главный инженер понимал, что Пылаев пришел к нему не за тем, чтобы просто повидаться. Он так и спросил об этом, со своей обычной грубоватой простотой:

— Формальности соблюдены? Обо всем поговорили? Ну, что теперь у тебя?

Пылаеву была знакома эта манера, многим она казалась неприятной. Но он любил товарища за прямоту и знал, что лучше говорить с ним открыто. Он так и сказал ему: