Твердый сплав (Повесть) - Воеводин Евгений Всеволодович. Страница 20
— Меня интересует Савченко. Понятно, что это не праздное любопытство, но об этом знаем только ты и я… ну, и еще те, кому положено.
Инженер кивнул:
— Что конкретно тебя интересует?
— Да все. Встречался ли ты с ним в бытовой обстановке? Как он на производстве? Как держится, что говорит… Словом, все, что можешь рассказать. И вот еще что. Мы с тобой коммунисты, стало быть будем говорить откровенно. Мне нужно знать твое мнение — такое, какое оно есть, без всяких натяжек и «случаев».
— Ну, — нахмурился тот, — этого ты мог бы и не говорить мне.
— А ты не обижайся, — спокойно заметил Пылаев. — Сам знаешь, ведь и так бывает: придешь к человеку, попросишь его рассказать о другом, так он такого нагородит — черт ногу сломит. Еще бы! Раз госбезопасность интересуется — значит, дело нечисто…
— И это знаю, — все еще хмурился главный инженер. — Только ничего плохого о Савченко ты от меня не услышишь. Дружить, правда, мне с ним некогда, водку я с ним раза два пил на каких-то юбилеях. А люди говорят: хороший человек, опытный инженер. Да то, что он опытный инженер, — это я сам знаю. Читал про метод Максимова?
Пылаев с трудом припомнил газетную статью, не так давно попавшуюся ему на глаза, вернее не самую статью, а большой портрет сталевара в асбестовых рукавицах и очках, поднятых на кепку. О чем там шла речь — он, разумеется, уже не помнил и спросил сейчас:
— А что за метод?
— Да это тебя вряд ли заинтересует.
Есть у нас тут один беспокойный старик — Максимов. Все время ищет. Ну, и задумал одно дело. Начал искать, как ускорить плавку за счет понижения индуктивности дросселя. Сколько он бился над этим — бог один ведает! Старик гордый: ни к кому не обращался, стеснялся, надо полагать… Савченко как-то заметил, что тот берет в библиотеке книги по электротехнике. Ну, разговорились, и дело пошло. Да что я это говорю — все равно ведь не поймешь.
— Почему? Ты очень популярно объясняешь. Значит, Максимов ускорил плавку при помощи Савченко, а метод назван методом Максимова? А БРИЗ как — только ему одному свидетельство выдал?..
— Ну, это бывает. Максимов протестовал, я протестовал, а директор наш иначе рассудил: надо выдвигать своих, рабочих-изобретателей. Я говорю: это липа, — но один в поле не воин. Когда-нибудь партия поправит таких фокусников. Савченко — тот человек скромный, он удовольствовался премией и никакого шума не поднимал из-за того, что его даже не упоминали, когда говорили о методе Максимова. Ну, а старик к нему домой извиняться ходил…
Пылаев слушал его рассеянно. Все это было не то. Впрочем, ничего, видимо, он и не мог узнать сейчас, кроме общих слов: опытный инженер, хороший человек… Внезапно он подумал: а сам Максимов? Может быть, он поможет, подскажет — ведь работает он вместе с Савченко и знает о нем, должно быть, куда больше.
Он встал, протягивая руку:
— Спасибо. Только, прости уж меня, плохо ты свои кадры знаешь.
Главный инженер вскинулся:
— А что ты думаешь — я всем в душу влезать должен? Нет уж, увольте, у меня годовой план… Он у меня вон где сидит! — Он хлопнул себя по шее и так же быстро, как рассердился, повеселел: — Некогда мне, Сергей. А вот с тобой вечер провести найду время. Ну, позвонишь? Или опять исчезнешь?
Пылаев не ответил, прощаясь. У самых дверей главный инженер тихо спросил его:
— Слушай, а почему тебя Савченко интересует? Что-нибудь случилось? Я как-то раз видел его анкету: находился на оккупированной территории.
— Так он ведь в партизанском отряде был, — уклончиво ответил Пылаев.
Он спустился по лестнице, вышел на широкий заводской двор и медленно направился к длинному кирпичному зданию в его глубине. «Зря не спросил, в какой смене работает Максимов, его может и не оказаться… И Савченко… Не надо, чтобы он видел меня».
В отделе кадров, куда он пришел, так и не добравшись до сталелитейного цеха, ему дали адрес Максимова. Пылаев, пробежав записанный на бумажке адрес, удивился: Максимов оказался соседом профессора Трояновского! Впрочем, чему удивляться: дом — заводской.
Максимов сам открыл дверь. Поверх очков в жестяной оправе на Пылаева глядели по-стариковски недоверчивые глаза. Он посторонился, пропуская гостя. Когда Пылаев предъявил ему свое удостоверение, старик понимающе кивнул и, закрыв дверь на все задвижки, пригласил пройти «в комнаты».
Дома никого не было, и они могли разговаривать свободно. Впрочем, Пылаев сразу предупредил старика, что разговор у них недолгий, много времени он не отнимет. Максимов замахал руками: да что вы, сколько угодно!
Пылаев начал издалека. Правда, он почувствовал себя сразу совсем легко и свободно с этим старым рабочим, но как бы ему ни хотелось спросить его обо всем прямо, — все-таки надо было начинать именно так.
Максимов охотно отвечал на все вопросы, связанные с производством, и Пылаев знал, что он тщетно пытается догадаться, куда клонится разговор. Подполковник, про себя улыбаясь, все спрашивал и спрашивал его: о новых методах завалки шихты, о заправке футеровки — обо всем, что не имело пока никакого касательства к следствию. Потом, будто вскользь, он упомянул о «методе Максимова» — и старик неожиданно рассердился.
Он сдвинул брови так, что они сошлись на переносице и мохнатыми кустиками прикрыли глаза. Бесцветные старческие губы под рыжими щетинистыми усами поджались; по их краям появились то ли злые, то ли презрительные морщины. Наконец он усмехнулся:
— Обидели меня с этим методом… И меня и инженера Савченко, есть у нас такой. Понимаете, я ведь человек рабочий, я за всю свою жизнь никому копейки не был должен, а тут получилось — целую половину работы украл. Вот как получилось, товарищ следователь. В обком партии пошел — успокаивают, руку жмут. Я в ЦК написал — вот ответа жду. Нельзя так людей обижать.
— Но ведь вы сами в основном до всего добрались?
— Ну да — сам! Я бы еще год пыхтел, что твой самовар. Нет, без Савченко я как без головы был… Правда, мы и до войны о том же подумывали. Был у нас такой инженер — Владимир Викторович Трояновский, погиб в войну… Вот с ним и подумывали, да так ничего и не придумали, а потом — война… Савченко — тот закончил за него.
— И быстро помог?
— Да как тебе сказать? — Старик, сам того не замечая, перешел на «ты». — В общем-то быстро. Я даже удивился — до чего башковитый мужик; у Трояновского-то, видать, просто времени было мало…
В прихожей резко прозвенели два длинных звонка, и Максимов встрепенулся:
— Эх, помешали. Ну, да я попрошу его позже зайти… Вы погодите.
Шаркая домашними туфлями, он пошел открывать, но Пылаев остановил его:
— Это не профессор Трояновский?
Максимов удивленно поглядел на него:
— Да, это он так звонит. А вы откуда знаете?
— Пусть идет, он нам не помешает.
Ничего не понимающий Максимов вышел и через минуту вернулся, пропуская в комнату Трояновского. Тот был в теплой меховой куртке-безрукавке и нес под мышкой шахматную доску, повторяя на ходу:
— Я тебе, старый, сегодня такой дебютик покажу — ахнешь!
Увидев Пылаева, он поначалу оторопел, а потом, спохватившись, быстро подошел к нему:
— Вы здесь? Вы…
— Да. Вот сидели, разговаривали.
— Так я, быть может…
— Нет, что вы, — засмеялся Пылаев. — Я как раз к вам собирался зайти. Дело у меня и к вам есть.
Трояновский оглянулся на Максимова, и тот, поняв, засуетился и сделал вид, что ему срочно надо на кухню:
— Вы тут посидите, а я пойду ребятам ужин разогревать.
Пылаев был благодарен ему. Внимательно поглядев на Трояновского, он заметил, что тот снова нервничает, глубже запахивая «меховушку».
— Вот о чем я хотел просить вас, профессор… — в раздумье проговорил Пылаев. — Закажите мне с утра пропуск в вашу лабораторию.
— Вы хотите побеседовать с моими сотрудниками?
— Нет. Я хочу проверить, как охраняется ваша работа.
Обо всем этом Пылаев еще не рассказывал никому. Мимолетное упоминание Максимова о том, что над новым методом скоростной плавки он думал еще до войны с Владимиром Трояновским, а затем ему неожиданно быстро помог Савченко, насторожило Пылаева.