Твердый сплав (Повесть) - Воеводин Евгений Всеволодович. Страница 40

— Вы напрасно заняли в отношении нас такую непримиримую позицию, — тихо и убеждающе сказал эсэсовец. — Владимир Трояновский сделал из своего положения правильные выводы. Он согласился ехать в Германию. Вы слышали когда-нибудь о такой фирме — «PN и К°»? Она умеет менять сталь на золото.

Молчание Дробышева словно бы не трогало его. Он даже сел поудобнее, явно собираясь продолжить этот разговор.

— Что вас держит? Честь, совесть? Это химера, и от нее надо освобождаться. Семья? Наша разведка доставит вашу семью с луны, а не только из Магнитогорска. Кажется, мы даем вам все. Или…

— Что «или»? — не утерпел Дробышев.

Штандартенфюрер оживился:

— О, я не собираюсь вас запугивать, не поймите меня неверно. Но у нас, немцев, есть правило: если человек не полезен нам хотя бы на пять процентов, мы пускаем в ход оружие. Но, я надеюсь…

Дробышев ответил ему резко:

— Напрасно надеетесь.

…Когда его унесли («Савченко присутствовал при этом, Ася; он видел, как расправлялись с твоим отцом»), в кабинет ввели Трояновского. Он рассеянно подносил руку к виску — хотел поправить очки, но очков не было. С ним обращались любезнее, пригласили сесть на стул, и он сел. Ему сказали, что Дробышев дал согласие ехать в Германию.

Рука Трояновского, которой он схватился за стул, прилипла к дереву, и он, поднеся ее к глазам, увидел сгустки крови: это были следы расправы с Дробышевым. Он побледнел: ему стало нехорошо при виде крови, и эсэсовец заметил это. Словно издалека донеслись до Трояновского его слова:

— Вы свободный человек. Партийная принадлежность? Чепуха. Вы — интеллигент, должны понять, что партии создаются и распускаются. А люди — у них одна жизнь, и ее надо прожить до конца. Другой не будет… Вы не можете себе представить, что мы дадим вам! В конце концов это имеет смысл, а? Тем более что ваша тетрадь уцелела.

Он вынул из ящика тетрадь в клеенчатом переплете и перелистал несколько страниц. Трояновский усмехнулся.

— Ну, — сказал он, — из этой тетради вашим ученым ничего не узнать. Неужели вы думаете, что мы преподнесем вам патент или хотя бы документацию на блюдце с каемочкой? Ошибаетесь.

— Я все-таки верю в ваш здравый смысл.

В разговор вступил до сих пор молчавший Савченко. Трояновский поначалу не заметил его. Савченко подошел к нему и, положив свою руку ему на плечо, сказал:

— Слушайте, Владимир Викторович. Я такой же инженер, как и вы, и такой же русский человек. Но я увидел: один в поле не воин. Наша Россия одна против всего мира. Вы ведь изучали диалектику: новое побеждает старое, но не всегда… Есть и отходы назад, есть и поражения.

В комнате наступила долгая, томительная пауза. Трояновский сидел, нагнув голову и морща лоб, словно что-то мучительно припоминая. Штандартенфюрер перегнул вперед свое тонкое, гибкое тело; ноздри у него вздрагивали от напряжения.

Наконец Трояновский медленно поднялся. В тишине звонко прозвучала пощечина: Савченко отскочил.

— Вот тебе… от русского человека, — задыхаясь, сказал Трояновский. — Больше вы от меня не услышите ни слова.

…Их увели в лес ночью, через три дня. До рассвета они простояли, привязанные к березам. А утром рота эсэсовцев тренировалась в стрельбе, и вскоре, скошенные пулеметным огнем, рухнули эти березы…

Но за ними плотной стеной поднимался лес, шумел по ветру и тянулся в необозримые русские дали…

1955-56 гг.