Огненная кровь. Том 1 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 23

— Нам бы всем и правда не помешало выпить, — произнёс князь, останавливая лошадь и оборачиваясь, лицо его при этом было серьёзным, — а теперь слушайте. Я так полагаю, заночевать нам придётся здесь, и хоть отсюда до Фесса недалеко, но в ночь мы туда не поедем. И поскольку мы не знаем, кто стрелял в Риту и где эти люди сейчас, то будет лучше нам всем… немного соврать.

Он прищурился и добавил тише:

— Представить Риту моей…

Он хотел сказать «женой». И он знал, что скажи он так, она, конечно же, снова смутится, будет прятать взгляд, покраснеет и примется теребить пальцами край жакета. Зато Цинта выпучит глаза, ляпнет какую-нибудь глупость и будет потом всю дорогу попрекать его тем, что он поставил даму в неловкое положение. И… не будь здесь Цинты, он бы так и сказал, чтобы насладиться тем, как дрогнут её ресницы, как губы чуть приоткроются ловя судорожный вдох, как она отведёт глаза и будет думать о том, что он имел ввиду, покрываясь лёгким румянцем… И мысль эта была возбуждающе приятной. Вот только сейчас ему почему-то не захотелось делить её смущение ни с кем, и уж точно не хотелось, чтобы Цинта испортил этот момент каким-нибудь дурацким вопросом. И, сдержав свой порыв, Альберт произнёс, как ни в чём не бывало:

— …сестрой. Надеюсь, ты не против, Рита?

Он посмотрел на неё пристально, и она тут же кивнула согласно:

— Да, конечно, это разумно. Спасибо вам!

— И уж я надеюсь, что ты Цинта, не сболтнёшь здесь чего-нибудь лишнего. Никому ни слова о том, что произошло с Ритой, о стрелах, карете и прочем. Мы просто попали в грозу. А ты — Рита Гарэйл, моя сестра, и мы едем из Индагара в Фесс, потому что там мы живём, а были на свадьбе у родственника. И ты Цинта — наш слуга. Всем понятно?

Рита кивнула.

— А утром мы уедем, как только встанет солнце.

Глава 8. Праздник вина

Золотая луна медленно вставала над горами. Гроза ушла, и озеро застыло, как тёмное зеркало, лишь блестящая дорожка лунного света дрожала на его поверхности.

Медленно спустилась ночь, рассыпав неяркие звезды по краю неба, и на площади собралась почти вся деревня. Запылали факелы. В деревне начинался праздник.

Масляные лампы в слюдяных колпаках висели на старых абрикосах, длинные столы украшали цветы и гирлянды виноградных лоз. Появились блюда с жареным мясом и куропатками, бутылки вина, сыр и лепёшки с травами …

Где-то неспешно наигрывала дзуна, а ей отвечала протяжная горская дудка. Все женщины пришли в широких цветастых юбках, с обнажёнными плечами и в лёгких блузках, подхваченных короткими корсажами. И это, как объяснил один из стариков, сидевших за столом рядом с Альбертом, всё ради танца. В разгар праздника, по местному обычаю, все женщины забираются в огромную бочку и танцуют — давят виноград ногами, вознося хвалу Богам за хороший урожай.

Завтра, конечно, принесут большое колесо, приведут лошадь и соорудят пресс. И лошадь будет ходить по кругу, давя сизые ягоды, а из тонкого желоба потечёт отжатый виноградный сок. Но сегодняшний танец и сегодняшний сок из ягод — для особого, самого первого вина, которое преподнесут в дар Богам.

Среди женщин Альберт увидел и Риту. Она шла рядом с хозяйкой дома, в котором они остановились, и на ней была такая же широкая цветастая юбка. Она улыбнулась ему и села за стол, напротив, а рядом примостился Цинта.

Вот же прохвост! Он же на шаг от неё не отходит!

Цинта и вправду, увязался за Ритой, всё расспрашивал её о чём-то, а она ему охотно отвечала, и князь даже забеспокоился, как бы Цинта не болтнул чего лишнего. Говорить правду, когда не надо — такой грешок за ним водился.

Все собрались, расселись за столами, дзуна умолкла, и староста деревни встал, велев наполнить кубки, и принялся говорить торжественную речь — благодарить хороший год, землю, урожай и милость Богов. Он долго говорил о том, что земля — это мать, солнце — отец, а вино — это их дитя, которое дарит всем радость, а потом кубки радостно стукнулись друг о друга, расплёскивая половину содержимого, все выпили и принялись за еду.

Разговор за столом потёк плавно, в основном о погоде, урожае, предстоящей осени, приметах и будущей зиме. Альберт ел молча, наблюдая за тем, как Рита разговаривает с хозяином одного из домов — пожилым виноградарем по имени Йола.

— Так, значит, это вы делаете знаменитое золотое фесское? Скажите, а в чём же его секрет, эта сладость и вкус! Этот бесподобный и такой насыщенный аромат! — донёсся до него обрывок её вопроса, и Альберт прислушался.

— Ах, найрэ, боюсь, если я отрою секрет, после этого вы не сможете пить золотое фесское с тем же наслаждением! — усмехнулся Йола.

— Нет! Нет! Ну что вы, меня трудно испугать! — рассмеялась она. — Если только вы не поите землю кровью младенцев!

— Нет, найрэ, дело тут совсем в другом.

— Ну расскажите же! И обещаю, я никому не открою ваш секрет, — лукаво произнесла Рита.

— Да это вовсе и не секрет, — ответил он, улыбаясь в ответ щербатым ртом, — всё дело в плесени и туманах.

— В плесени? — удивилась она.

— В плесени.

— И туманах! О Боги! Расскажите подробнее, это так интересно!

Альберт видел, как загорелись глаза старого виноградаря, неподдельный интерес и внимание со стороны красивой женщины будто стёрли с его лица несколько десятков лет.

Князь уже заметил, как умела Рита зажечь в людях огонь — ей всё было интересно, её искренние вопросы заставляли собеседников идти навстречу, и она улыбалась им так, будто душу открывала. Немудрено, что все тянулись к ней, как цветы к солнцу.

И, непонятно почему, Альберт вдруг почувствовал странное раздражение, в чём-то похожее на ревность. Почему она одаривает всех этим лучистым взглядом, а от него прячет глаза? Будто всё время его боится.

— …и влага в воздухе, которую даёт озеро, — говорил Йола напевно, — осень длинная, туманная и тёплая, мы оставляем жёлтый мускат висеть на лозе до поздней осени, и он усыхает, покрываясь плесенью от туманов, и от этого становится очень сладким, а уж потом мы делаем вино из этих ягод. Это и есть фесское золотое.

— А что делает плесень? — спросила Рита с интересом. — Зачем она?

— От неё ягода становится во много раз слаще и ароматнее.

— Как удивительно! Значит, во всём виноваты туманы?

— Выходит, что так, найрэ, — ответил Йола и налил ей в кубок, — да благословят их Боги!

— Красное вино у вас тоже очень хорошее, хотя, пожалуй, слишком терпкое, на мой вкус. Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что самые лучше красные вина делают всё-таки в Шербе? — сказала Рита лукаво.

— Ах, найрэ Рита, если бы у нас было столько солнца, сколько в Шербе, мы бы делали не просто золотое, мы бы делали солнечное вино из любого винограда! — воскликнул Йола.

И все подхватили его слова, снова стукнули кубки, и за столом стало шумно.

— Я погляжу, ваша сестра разбирается в винах не хуже нашего старосты, — произнёс сидящий рядом с Альбертом старик.

— Моя… сестра разбирается во многих вещах, — хмыкнул князь, не сводя с Риты глаз.

— И она у вас красавица!

— И не говорите! — он посмотрел на неё снова, уже поверх кубка, и увидел, как она снова смутилась и сделала вид, что не слышит их разговора.

— Замужем?

— Пока нет.

— Отчего же? Будь я помоложе, эх, я бы не пропустил такой случай!

— Разборчива.

— И то правда, не всякий совладает с умной и красивой женщиной, — вздохнул старик.

Староста встал, снова поднял кубок, восславил Богов и пригласил всех к чану начать ритуал.

Взметнулись факелы, окружая чан кольцом света, и женщины бросились к нему радостной стайкой. К высокому борту приставили деревянные ступени и помост, чтобы идти босыми ногами. Девочки принялись раздавать всем венки из виноградных листьев, а мужчины начали поднимать женщин на руки и под визг и хохот опускать в чан.

И откуда-то появился палмеро с бубном, отстукивая ритм. Подтянулась дзуна, полилась плавная мелодия, и дудки подхватили её, а поверх зазвучала скрипка. Скрипач — кудрявый коротышка — пошёл вокруг чана, и рядом с ним заскользила женщина с чёрной косой, уложенной на голове короной и украшенной кистями винограда. В руках у неё заиграли, щёлкая, деревянные браслеты, и её бархатный плавный голос затянул песню.