Салют из тринадцати орудий (ЛП) - О'Брайан Патрик. Страница 61

— Уверен в этом. Земля дрожала, и я вместе с ней. Мелькнула какая-то фрагментарная мысль о прыжке подобно критским прыжкам через быков. Но прежде чем я решил, с какой ноги и какой рукой это делалось на Кноссе, звери промчались мимо меня, и слава Богу. Злобы в них не было. Да и ни в одном другом существе в Кумае, может быть, за исключением нескольких тупайя — я слышал, как они ругались друг с другом.

Они продолжили несколько бессвязную беседу о тупайя, несовершенном малайском монахов, благодаря которому Стивен мог говорить свободнее и увереннее, анатомии радости и что вполне правдоподобно искать ее источник в селезенке, возможно, в тех любопытных зернистых образованиях между воротами печени и желудочным вдавлением, о том, что лишь больная селезенка может создать этому органу столь заурядную репутацию, о том, что в Англии болезни селезенки наиболее часты из-за климата, а может, из-за диеты, об ареале обитания сипух. Зевнув, ван Бюрен заметил наигранно-обыденным тоном, который не обманул бы и ребенка:

— Нам все-таки придется кипятить кости для Кювье.

Стивен знал, что он обязан высказать удивление, и, невзирая на почти невыносимую усталость, воскликнул:

— Зачем? Что вы говорите?

— Я знал, что вы удивитесь. Придется их кипятить, потому что муравьям не хватит времени их очистить. Ваше соглашение сейчас переписывается набело, золотыми буквами на багряной бумаге, четыре полных листа. Мистеру Фоксу, которого предупредят вскоре после восхода солнца, предстоит присутствовать на подписании вскоре после обеда.

— Человеку что, нельзя поспать, вообще нельзя поспать на этой паршивой уродливой калоше? — вопил доктор Мэтьюрин, пытаясь врезать по трясущей его койку руке и натягивая одежду на голову. 

Ахмед не рисковал настаивать, но Бонден был слеплен из другого теста, так что он продолжал трясти койку со словами: «Приказ капитана, сэр, если вам угодно. Так что, ваша честь, подъем! Приказ капитана, сэр». Эти слова мешались со снами Стивена, как только он стал способен что-либо соображать. Наконец он не смог больше это терпеть, злость разогнала сон, и он сел в постели. Бонден вытряхнул его из койки с провоцирующей мягкой заботой, крикнув сквозь дверь: «Накрывай, Киллик».

Пришел Ахмед с халатом. Вдвоем они отконвоировали доктора в обеденную каюту, где Киллик накрывал завтрак. Рядом с кофейником лежало письмо, Бонден отдал его Мэтьюрину: 

— Прочесть нужно немедленно, сэр. 

Ахмеду же он скомандовал убираться.

Для своего поколения полностью проснувшийся Мэтьюрин был довольно мудрым человеком, но не в текущем состоянии. Пока он пил первую живительную чашку кофе, то даже на адресата письма не взглянул. 

— Его принес мистер Эдвардс, сэр, — сказал Бонден. 

Киллик, подсматривая через открытую дверь, добавил: 

— А он сам в трюме с капитаном и плотником вот прям щас, ваша честь. 

Прямо над головой раздался сокрушительный рев: 

— Команда моего катера, вы меня слышите? Побриться и надеть чистое к шести склянкам. 

Затем последовала серия приказов и резкий пронзительный свист дудки — обшитую медью шлюпку, капитанский катер, спускали на воду.

Доктор сломал печать.

«Мой дорогой Мэтьюрин!

Радуйтесь, мы выиграли! Визирь только что сообщил мне, что договор, именно на тех условиях, которых мы добились, готов, и мне надлежит присутствовать на его подписании в час дня — это время придворный астролог объявил благожелательным. Благожелательное время для нас! Исходя из условий, я возьму с собой лишь небольшой эскорт и свиту, но надеюсь, что Вы войдете в их число и окажете честь пообедать со мной после.

В великой спешке,

Ваш сам. пок. сл.»

— Покорный — в этом я сейчас очень сильно сомневаюсь, — прокомментировал Стивен, а потом, оглянувшись, добавил, — доброе утро, джентльмены. Вы оба до печального грязные. Джек, ты завтракал? Мистер Эдвардс, я вам налью чашку кофе?

— Я готов позавтракать еще раз, — заверил Джек. — Мы ползали в трюме.

— Доставали субсидию султану, — поделился Эдвардс, сияя от радости. — Вы же слышали новости, сэр?

— Вы были так добры, что сами их доставили, — кивнул Стивен на письмо.

— Точно, — счастливо рассмеялся Эдвардс. — Становлюсь забывчивым, будто старый крот или летучая мышь.

С пятью склянками Джек встал из-за стола.

— Пойдемте, мистер Эдвардс. Вы, я и доктор должны почиститься от киля до клотика и парадно одеться. Киллик, Киллик, сюда! Ты с Ахмедом поможешь доктору подготовиться к визиту во дворец, он наденет алую мантию.

Так что доктор Мэтьюрин стоял на квартердеке в алой мантии, столь готовый, насколько позволили усердное бритье, свежезавитый и свеженапудренный парик и ряд других решительных мер. Но даже несмотря на них, и даже на дикарскую манеру нянчиться со Стивеном (никакая гувернантка не сравнится с Береженым Килликом), дух его рос вместе с духом всей команды. Его окружали веселье и смех по мере того, как тяжелые маленькие сундуки с сокровищем спускались по очереди в шлюпку, стоявшую под грот-русленями левого борта. Будто бы «Диана» захватила трофей, да еще и богатый. Гребцы капитанской шлюпки уже обедали под тентом на полубаке, держа еду подальше от парадной одежды.

Непосредственно перед восемью склянками предполуденной вахты последний сундук спустили в шлюпку. Отборная охрана из числа морской пехоты и их офицер заняли свое место вместе с Ричардсоном, Эллиотом, Мэтьюрином и юным Сеймуром. Джек вышел на палубу в полном мундире с позолоченным парадным клинком, окинул взглядом корабль и спустился в шлюпку, но без церемоний.

Без особых церемоний он встретил свиту Фокса, прибывшую на место высадки с парой потрепанных, запряженных быками повозок для субсидии. Не больше внимания он обратил и на появление посланника, приехавшего верхом на славной маленькой яванской лошади, присланной визирем. Фокс воскликнул: «Доброе утро, джентльмены», спешился, отдал поводья ждавшему этого груму.

— Простите меня, Обри, я на несколько минут опоздал. Как я вижу, вы уже построились. Но если все пройдет так, как я надеюсь, не будет ли у вас возражений против немедленного отплытия? Новости должны достигнуть кабинета министров как можно скорее, ну, и Индии, конечно. Могу попросить визиря перевезти наше имущество на том самом двухкорпусном проа.

Пока одна часть разума Джека отмечала впечатление от интенсивного, едва сдерживаемого счастья, не слишком отличающегося от опьянения, другая оценивала состояние запасов воды, дров и провизии «Дианы».

— Это возможно. Может, нам чуть-чуть не хватает топлива для камбуза, но вечерним отливом воспользуемся.

— Надеялся, что это вы и скажете, Обри, — пожал ему руку Фокс. — Я вам премного обязан. Счастлив буду питаться сырым морским пирогом, лишь бы выиграть лишний день, — добавил он с пронзительным смехом, забираясь на лошадь и возглавляя процессию.

Церемония во дворце тоже оказалась относительно молчаливой. Когда миссия вошла в зал приемов, султан уже сидел на троне. Пусть он и встретил их улыбками и должными любезностями, лицо его казалось измученным. Во время чтения длинного договора на нем проступило выражение очень глубокого, прочно угнездившегося несчастья.

После двух речей, подписания и заверения печатью обоих экземпляров, он покинул собравшихся. Атмосфера сразу стала куда менее мрачной. Визирь пребывал в прекрасном настроении: он добился ценного, потенциально очень ценного союза, наполнил казну, избавился от невероятно проблемного фаворита, добился благорасположения султанши. Неудивительно, что сделанные от имени султана подарки отражали удовлетворение его верховного министра.

Фокс получил крис с коралловой рукоятью, очень древний, и нефритового Будду раза в два древнее. Джек — звездчатый рубин в лакированном футляре, плод некоей пиратской экспедиции. Стивен — подарок, который на секунду выбил его из колеи — сундук лучшего бенгальского опиума Британской Ост-Индской компании. Что до багажа и слуг, пожилой джентльмен был рад оказаться полезным: Ван Да немедленно этим займется. И после радостного прощания посланнику и свите оказали честь в виде барабанного боя и труб в каждом дворе, через который они проходили, сквозь добродушную радостную толпу на обед в дом Фокса.