Серое братство (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович. Страница 122

Таким я еще Мастера не видел. Его глаза нешуточно разгорелись, голос стал прерываться от волнения. Он убил Барсука наповал. Бывший царь Анси сидел, опустив низко голову. Иногда горькая правда становится сильным лекарством, чем слащавая ложь. Человек вылечивается моментально, и старых ошибок уже не повторяет. Барсука следовало убедить, что судьба отобрала у него многое, но взамен дала возможность начать свою жизнь с чистого листа. Прав был Мастер: если не удалось взять реванш — пережди, осмысли свои бывшие деяния, наметь новые цели — и победа найдет тебя. Потеря трона, считал я, не самое страшное для Прахвы. Самое страшное — его бессмысленные терзания. Мысли его, что он, отпрыск царских кровей, добровольно отдает в руки Пуштара власть, признает его право быть правителем. Такое в Анси не поймут!

Барсук молчал. Никто не торопил его принимать решение. Скажи он: остаюсь в Мадж-Арье и верну себе трон — никто бы посмел покинуть его. Слишком многое нас связало за последнее время, чтобы просто так раскидываться друзьями.

— Я вернусь в Мадж-Арью, — Барсук посмотрел на нас повлажневшими глазами.

— Конечно, друг, — Башар подошел к нему, обнял за плечи. — Мы будем рядом.

— А значит, мы любой ценой должны вернуться в Пафлагонию, — Мастер тряхнул руку Барсука. — Там много работы для такого человека как ты.

Гучал молча выслушал нас, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он только сказал, что никогда не забудет своего господина. Это походило на правду, если бы не желание стражника избавиться от опасного гостя. Он сразу предупредил:

— Ночуете здесь, а завтра утром я принесу на вас подорожные, подходящую одежду и еду. Так что до Гужана можете добираться спокойно. Вам встретится два-три разъезда. Предъявите подорожные — они вас пропустят. Господина уже мало кто помнит в лицо. Риска, стало быть, никакого.

«Но это не значит, что риска совсем нет, — мелькнуло в голове. — Неприятности всегда возникают, если даже никого не ждешь. Кто знает, что придет в голову Гучалу? Пойдет во дворец и сдаст нас с потрохами. Мастер подумал о том же:

— Гучал, мы остаемся здесь, но как только ты пойдешь на службу — твои родные будут у нас в заложниках. Не делай глупостей.

— Можешь не сомневаться, — буркнул Гучал.

А что неприятности нас ожидают, я в этом был уверен. Не знаю, на чем зиждилась такая уверенность. Может, интуиция, может, от того, что увидел во сне неясное предупреждение, а вероятнее — приобретенный опыт.

Когда наступило утро следующего дня, мы уже собирались в дорогу. Молодой слуга привел наших лошадей. Животные отдохнули, и можно было ехать. Но мы ждали Гучала с подорожными. Наконец он появился, неся в руке бронзовые кругляки с непонятными письменами и растопыренной пятерней в середине. Гучал использовал все свое влияние, чтобы выписать их на лиц, выполняющих особые поручения царя Пуштара. Мы оделись в халаты, которые носило все население города, тепло попрощались с Гучалом и погнали галопом своих лошадей через узенькие улочки Мадж-Арьи. Нас ждал Гужан — портовый город, наша надежда, о которой я и не мыслил в дни бессильного отчаяния, стоя на невольничьем рынке Ахайи.

Чем дальше мы удалялись от Мадж-Арьи по тракту, почему-то названному Морским (вероятно, из-за конечного пункта назначения — морского порта), тем оживленнее становилось вокруг нас. В обоих направлениях двигались группы людей, кто верхом, кто на своих двоих, а кто и на двугорбых верблюдах. Но никто не шел в одиночку.

— Во все времена на таких дорогах пошаливали лихие люди, — пояснил Барсук. — Поэтому путешественники и торговцы стараются на постоялых дворах найти попутчиков, если не хватает денег на охрану. Торговцы и ремесленники еще умудряются договариваться и идут под прикрытием, а остальные… Как Небесная Книга откроется.

Вдоль широкого тракта тянулись бесконечные сады финиковых пальм, сочащихся спелыми плодами. Деревья давали обильную тень, под которой можно было переждать самую жару. Но мы еще не успели настолько устать, и потому погоняли лошадей, обгоняя небольшие караваны.

Финиковые сады сменились большими полями колосящейся пшеницы, на которых трудились крестьяне. Они настолько были поглощены работой, что на суету дороги не обращали никакого внимания.

А мы успели достичь постоялого двора до того, как палящее солнце захватило небо и землю своими жаркими лучами. Нам хотелось переждать жару, а вечером двигаться дальше. Но пришлось заночевать прямо здесь. Потому что нас отговорили на ночь глядя двигаться по тракту.

Все места были уже забиты торговым людом и какими-то странными путешественниками в зеленых одеждах. Это были паломники. У нас не было никакого желания сидеть под открытым небом в самое пекло, и только вечером выползли из-под навесов конюшни и расположились неподалеку от хозяйских построек. Разожгли костер, и пока в котелках булькало варево, тихо разговаривали между собой.

Нашу беседу прервало появление высокого седого старика, завернутого с ног до головы в белотканные одежды. Он явно был каким-нибудь странником, идущим к святым ему местам. Внимательно оглядев нас, заинтересованно спросил:

— Простите, уважаемые, что прервал ваш разговор. Можете ли вы уделить мне чуточку своего времени?

— Какой вопрос, отец! Садись! — Мастер отодвинулся, чтобы старик смог поместиться на его плаще, расстеленном на песке.

Странник, а может и торговец — кто его разберет — не торопился начинать разговор. Несмотря на теплый воздух, он протянул к костру сухие морщинистые ладони.

— Я вижу, что вы не местный, — заметил Барсук. — Откуда вы? Из Латруна?

— Из Пахавара. Я хозяин каравана. Мы идем в Гужан. В тюках, что везут лошади, ткани, краски, женские украшения, благовония — все, чем славится Пахавар.

— Долгий путь, — кивнул Башар.

— У многих он куда длиннее, — ответил старик. — Но дело не в этом, правда? Я вижу, что вы — вольные воины, держите путь в Гужан.

— Это нетрудно было понять, — усмехнулся Барсук. Он и не стал скрывать явное. Все равно подорожные до сих пор не вызывали подозрений у патрулей. Два конных разъезда пытались нас остановить, но изображение пятерни изменило их намерения.

— Я совершил ошибку, наняв каких-то проходимцев для охраны каравана. Перед выездом в Мадж-Арью они увели двух коней. Я нисколько не жалею об этом — сам виноват. Обидно будет, если потеряю последнее. Пожадничал, не заплатил господину Элиасару за надежных охранников сто дениев [44].

— Большая сумма! — хмыкнул Барсук. — Этот Элиасар содержит охранный двор?

— Именно. За его репутацию можно ручаться. Никто никогда не жаловался. Я пренебрег советами своих друзей обратиться к нему, хотя уже пользовался его услугами. Сатана подкупил меня лестью и своекорыстием, что ли? Нашел каких-то проходимцев.

— Вам нужны охранники? — Мастер уже неплохо разговаривал на местном языке, тем более язык Пахавара ничем почти не отличался от адирияхского, и потому решил не мучить старика, спросив его прямо в лоб.

— Да, — вздохнул с облегчением торговец. — Я вижу, что вы идете в сторону Гужана, хорошо вооружены. В Гужане я расплачусь с вами по-царски. Мое слово верно, ибо имя мое Элиарзу бин Сиарук. Я содержу торговые склады во многих городах Муфазара.

— Хорошо, что вы сразу говорите о деле, господин Элиарзу, — вежливо сказал Барсук. — Но быстро такие предложения не принимаются. Нам надо обсудить и потом уже мы скажем свое решение.

— Я даю каждому по десять дениев, — приподнял бровь старик, — хорошего скакуна в придачу и золотое оружие. Это достаточно высокая цена за малую услугу.

— И все же, уважаемый, сразу мы не можем дать ответ, — мягко, но настойчиво гнул свое Барсук. — Пять минут.

Старик кивнул, особенно и не расстроившись, и отошел от нашего костра. Мастер недоуменно повернулся к Барсуку.

— Я ничего не понимаю! Тебе трудно оказать услугу этому деду? Мы пришли бы в Гужан богачами!

— Здесь что-то не так! — Барсук наморщил лоб. — Слишком сладка такая щедрая оплата. Я слышал о торговом доме бин Сиарука. Не скажу, что он любит держать свое слово, но и откровенных надувательств с его стороны не было. Что он еще везет в Гужан?