Серое братство (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович. Страница 82

— Спасибо, господа! — улыбнулась Лация. — Я рада, что вижу Энгл в полном порядке. Я пробуду в городе еще пять-семь дней, а потом поеду в Блик. Надеюсь, мне хватит этого времени для полного осмотра крепости.

Военная подготовка бихуров в армии Басаги вызывала удивление. Их наскоро обучили махать всем, что умещалось в руках, начиная с тяжелых двуручных мечей, чтобы потом перейти на легкие безобразные клинки. Кузнецы, было ясно видно, не вложили в изготовление оружия душу. Железо легко тупилось, крошилось, из-за чего многие рабы получали увечья. Раны долго не заживали, гноились. Смерть от таких ран была обычным явлением. После обучения рабов сбили в разноязыкие сотни. После этого пошли разговоры, что нас погонят в дальние гарнизоны. Я поделился с Мастером своими соображениями, когда после очередного трудового дня мы уселись у костра и готовили себе еду:

— Этих парней нельзя бросать в бой. Они уже боятся брать в руки меч.

— Стой за себя, — отрезал Мастер, переворачивая на вертеле тощего поросенка, призванного утолить сосущий нас и еще восьмерых таких же бихуров голод. — Я не собираюсь спасать чью-то шкуру, если он не хочет научиться махать клинком. У меня есть брат — это ты. Вот за тебя я буду драться. Думай, как спрятать свое умение и не выпячивать его слишком рьяно. Хлыст к нам присматривается очень уж внимательно.

Хлыст и в самом деле в последнее время не отходил от нашего десятка, подолгу простаивая чуть в стороне, сложив на груди руки. Сощурив от слепящего солнца глаза, он цепким взглядом ловил каждое наше движение, стараясь найти что-то известное ему одному. Поэтому мы договорились всячески скрывать истину, скрытую в наших руках и позах. Кажется, провести сотника нам не удавалось.

— Спина должна быть прикрыта, — возразил я. — А будешь ли ты уверен в своем десятке, если большинство будет знать, что их жизни тебе безразличны?

— У нас другие планы, Философ! — отрезал Мастер, давая понять, что в данной ситуации он остается организатором всей затеи. — Кто выживет и пойдет с нами — сам научится рвать глотку врагу.

Решив немного полежать, пока готовится мясо, я отошел в сторону, лег на землю, бросив под голову тощий походный мешок. Назавтра утром предстояло выйти из Каратепа. Басага готовил армию бихуров к походу с приказом достичь гарнизона Гудящий Улей (адирияхцы любили давать поэтические названия военным гарнизонам), который расположился между рекой Сузай и морским побережьем. Этот путь считался самым легким. По нему ходили караваны, и гарнизоны защищали дорогу на всем ее протяжении. Но в случае нападения врага именно Гудящий Улей принимал на себя основной удар. Хлыст сказал, что гарнизон сильно укреплен, и в нем сидит три тысячи хорошо обученных бойцов.

— А сколько бихуров? — ехидно спросил Мастер, которого Хлыст назначил десятником, несмотря на хитрость и изобретательность первого, не желавшего, чтобы его способности были раскрыты раньше времени. Но, зная Мастера, я подозревал, что он сознательно допускал «оплошности», чтобы встать во главе десятка. Опытные воины нужны были Хлысту, как ни крути.

— Их никто не считает, — спокойно ответил сотник. — Каждые полгода в Улей пригоняют очередное мясо. Полагаю, что еще сотни две наберется.

Проглотив кусок мяса с пресной лепешкой, я задумчиво смотрел на Мастера, чье лицо, освещенное бликами костра, казалось жестоким, сведенным судорогой. Наверное, он почувствовал мой взгляд, поднял голову, губы его разомкнулись.

— Послушай, Философ, меня очень внимательно. Егерь очень уважает тебя за твои заслуги перед Братством, Поэт души в тебе не чает. А они — лучшие бойцы за последнее время. И мне не понятно их отношение к тебе, бабское какое-то… Как отношусь к тебе я? Ты слишком много размышляешь о добре и зле, о том, что следует делать, а что — нет. И чтобы не в ущерб самому себе. Я знаю даже: ты держишь на меня зло за разбитую физиономию. Согласен — переусердствовал. Но это не значит, что нужно всю жизнь лелеять ненависть в своей душе. А твои заслуги меня совершенно не трогают. Ты еще ничего не сделал, чтобы считаться важной птицей в Братстве.

— Насчет ненависти — это не так, — вяло возразил я.

— Да ну? Я же не слепой. Ты отправил меня в Паунс одним лишь словом, заслужив этим репутацию интригана. Я простил Философа, потому что так требовала жизнь. Переломив свою гордость. А это не так легко, как ты думаешь. Ты мало видел в жизни, которая тебя толком-то и по соплям не била. Но простить — дело святое для Братства.

— Лицо уже давно не болит, — усмехнулся я.

— Я слышал краем уха, что у тебя неплохие отношения с королевой Ваграма, — Мастер слизнул с кончика ножа жир.

Я сел, обхватил колени руками.

— Откуда ты об этом узнал?

— Одно дело — дружеское рукопожатие. Совсем другое — женский взгляд, — Мастер спрятал нож и внимательно посмотрел на меня. — Я видел вас в парке, когда сидел в кустах. Совсем рядом, кстати.

— И как ты умудрился пробраться во внутренний двор резиденции? — сохраняя спокойствие, стал выяснять я.

— По легенде первый боец Серого Братства появился в волчьей шкуре, — засмеялся напарник. — Тебе ли не знать, на что способны оборотни! Как мясо? Готово? Что ж, пора звать наших соратников! Эй, Худоба! Поросенок ждать не будет!

Смуглолицый Худоба был действительно тощим высоким парнем, постоянно ходивший в набедренной повязке. Он промышлял воровством в Каратепе, и имел неосторожность попасться на глаза личной страже Схоора. Конец истории был бы печален, не нуждайся Схоор в новом пополнении своей армии.

— Мне еще повезло, — скромно отвечал Худоба, когда его расспрашивали, как он умудрился стать бихуром.

Он вынырнул из темноты, терпеливо выслушал Мастера, объяснявшегося с ним на ломаном адирияхском, понятливо кивнул и снова исчез из полосы света. Вскоре вокруг костра собрался наш десяток, жадными глазами глядя на сочащегося жиром поросенка.

— Сдается мне, что эта свинья похожа на Худобу, — хмыкнул плечистый, с буграми мускулов бихур по имени Бахай. Он тоже был местным, но разговаривал и на ваграмском, и на камберском, и даже на пафлагонском языках, что очень обрадовало в свое время Мастера. Он сразу приблизил Бахая к себе, научил кое-каким военным премудростям, и тот с увлечением махал клинком и копьем с утра до вечера. Казалось, он не знает усталости.

Все расселись вокруг костра. Мастер ловко рассек кинжалом тушку на десять равных частей, оставив при этом себе самую аппетитную. Никто не стал роптать. Мастера сразу признали вожаком. Бахай с ухмылкой как-то сказал, что настоящий Мастер скрыт за пятью личинами. И ни одна из них не отвечает его истинной сущности. Моему напарнику, видимо, понравились слова Бахая.

Поросенка уничтожили быстро. Не успели облизать пальцы, как подошел Хлыст. Мы дали ему место, и сотник уселся рядом с Мастером. Он долго молчал, задумчиво глядя в огонь.

— На рассвете твой десяток выдвигается в разведку и идет вдоль побережья. Нам нужно как можно быстрее добраться до Улья. Смотрите в оба. Передовые отряды из Мусасира, по слухам, уже могут шнырять неподалеку от гарнизона. При встрече постарайтесь не вступать в бой. Выясните количество противника, и сразу же возвращайтесь назад.

— Понятно, — Мастер повертел в руках нож, и отточенным движением сунул его в ножны. Хлыст покосился на него, однако промолчал. — Нам нужны кони.

— Пойдете пешком. На конях ездит только знать и дружина Схоора. Я буду ждать вас вечером или к следующему заходу солнца. Если не найдете нас — идите в гарнизон сами. Только хочу дать один совет: не вздумайте бежать. Сделаете себе хуже.

— Ладно. Проверим свои силы. Пора посмотреть, на что способны мои ребятки. Засиделись мы на месте.

Прохлада раннего утра проникла под тонкий халат, заставила открыть глаза. Я подогнул ноги, старательно подоткнул края халата, чтобы не выпускать последнее тепло, но голос Мастера, будившего свой десяток, окончательно прогнал остатки сна. Солнце еще не выглянуло из песков, лишь позолотив гребни холмов. В рассветных сумерках мы построились в одну шеренгу, толкаясь спросонок друг о друга, зевая до ломоты в скулах. Мастер с усмешкой оглядел воинство и хмыкнул: