Сменить мечту. История попаданки наоборот (СИ) - Штефан Елена. Страница 24

При известии, что мы едем в “Златокузню” Димка запрыгал игривым козлёнком. Иногда эти переходы от степенной выдержанности до неумной детскости меня пугали и я начинала задумываться над тем, что у моего мальчика не так безоблачно на душе, как нам с Ириной хотелось бы. Привыкание к новым условиям вроде бы давалось Шону если не легко, то легче, чем мне. Но, возможно, так только казалось.

Это моя жизнь на родине была по-своему уравновешенной и, однозначно, комфортной. У Шона же не было ничего. Кроме жизни. Условия, унаследованные им от реального Димы Соколова, не могли даже пригрезиться ни одному отказнику ни при каких условиях. Переход от состояния вечно голодного несчастного сироты к нынешней благополучной устроенности был слишком резким. В сознании беспризорника Шона благополучный и богатый тождественны. Вот он и подражал сдержанному поведению детей из обеспеченных, за которыми ему наверняка случалось наблюдать в пору скитаний. Но иногда, когда он, увлёкшись, забывался, было заметно, что он ещё “недовзрослел” до своих двенадцати. Отставание психологического возраста, как сказала Ирина.

Ювелирная мастерская встретила нас странным гулом и необычными, не очень приятными запахами.

Фрол, наскоро поздоровавшись, потребовал наши латунные браслеты и немедленно вручил Диме резиновые перчатки да ветошку, смоченную в чем-то резко пахнущем.

— Протирай тщательно, — наставлял он ребёнка, подавая пример, — обезжиривание, это очень важно.

Ни я, ни тем более Дима не понимали, что задумал этот товарищ, но вид у него был загадочный и довольный.

Очищенные браслеты скрылись в недрах прибора, который при мне ещё ни разу не использовался, что-то загудело, на панели замигал зелёный огонёк.

— Минут через пять мигать перестанет, тогда позови, — отдал очередное поручение Фрол, — а мы с твоей мамой пока кое-что обсудим.

На всё согласный Димка коротко кивнул, он обожал, когда кто-то называл меня его мамой. Подмигнув ребёнку, отошла к Фролу, который протягивал мне рисунок лебединого браслета, распечатанный на принтере.

— Если есть что поправить, поправляйте. Нужно ваше одобрение и я отправлю пластину на лазерную резку.

— А что, заказчик объявился? — я вдруг поняла, почему Димка скачет козликом в минуты радостного возбуждения, мне вот тоже захотелось.

— Объявился! Он не только объявился, он, как вы и говорили из всего мною предложенного выбрал перламутр. Рисунок я уже перемасштабировал под размер камня, поэтому и прошу поправить.

Да править-то и нечего, только изгибы повыразительнее сделать.

— Больше не мигает и запищало, — позвал нас Дима.

Не знаю, что я ожидала увидеть, ну, может, какой-либо лак или воск покроет латунь и защитит наши руки, или ещё что-то такое же прозаичное. К действительности ни я, ни тем более ребёнок, готовы не были. Наши запоминалки из затрапезной латуни вдруг стали серебряными! Удивительная магия! Тьфу ты, технология. Сынуля даже рот открыл в изумлении.

Фрол объяснял что-то про процесс гальванизации, и Димка его даже понимал, а я опять сидела и тоскливо думала, что этому миру не нужна магия, во всяком случае такая, как в моём мире. Все маги, развившие свой дар — великие трудяги. А здесь к магии отношение другое. Потребительское. До обидного несерьёзное. В одной из книжек с пометкой “фэнтези”, которые я таки отыскала в Лизиной библиотечке, магия давалась героям легко, гораздо легче, чем мне освоение местной техники, и это при непрестанной поддержке Лизиных знаний. Вот и сейчас, сообразив, что латунь осталась латунью, просто на ней появился тончайший слой серебра, я взгрустнула. На родине так тонко серебрить не умели.

— Ну вот! — Фрол был доволен произведенным на нас впечатлением, и угадывая мой очередной вопрос, активно замотал головой, — о цене не беспокойтесь, серебрение не такая уж дорогая услуга, ею уже и не пользуются, устарела. Это от дядюшки покойного набор необходимых солей остался.

Находится в ювелирной мастерской в одиночестве оказалось довольно неприятно. Фрол выдал мне брелок с тревожной кнопкой, научил пользоваться отпирающим устройством, велел смотреть в монитор, прежде чем открыть и исчез, прихватив с собой Димку.

Часть 28

Прежде всего я начиталась о способах серебрения и успокоилась. Серебрение, это не родирование, покрывать латунь металлом, родственным платине, это как-то не комильфо, как говорит уважаемая Анна Петровна. Надо будет найти способ отблагодарить Фрола за красивый поступок, жизнь подскажет как, нужно только подождать. А затем я пропала, потому что гравировка под микроскопом — это уникальный опыт. Благо, подходящих отходов, подготовленных для переплавки, хватало для экспериментов, но время, всё равно тянулось немилосердно, почти как в больничной палате. Оказывается, я разучилась долго пребывать в одиночестве, вот ведь, раньше меня оно не тяготило, а после того как сорвалась свадьба, даже стало желанным.

От нечего делать немного почитала очередную ерунду про эльфов и увлеклась эскизированием эльфийского лука, образчики которых доводилось видеть в торговых рядах, да и в оружейной при Академии. Как же злили тогда эти занятия, которые были призваны дать практикующему магу возможность оценить вероятного противника. Виды клинков, арбалеты и луки, как мне это не нравилось! Но что поделаешь, традиции. Наш оружейник, гном-полукровка говорил мне ехидненько:

— У тебя выжить в бою только один шанс, детка, насмешить противника и удрать. — И заставлял тренироваться в стрельбе из рогатки, а руну, которой ты противника одарить хочешь, сама, мол, придумаешь. Кто бы мог подумать, что я буду нежностью вспоминать мастера Рвирса, хотя навык этот мне так, слава всем богам, и не пригодился. Но руну, мы с моим наставником, магистром Найветином всё-таки придумали, смысл её сводился к фразе “не обращай внимания, забудь”.

Щёлкнули замки входной двери, немного меня напугав, но из приёмной раздался голос Фрола. Рано они что-то, я настраивалась ещё часа на два одиночества, если только не зайдёт потенциальный клиент. Радостная улыбка померкла при виде грязного и оборванного Димки. На скуле уверенно расцветал синяк, губа разбита, руки в царапинах, на костяшках ссадины, но глаза весёлые и вид, в общем-то, довольный. Глубокий вдо-ох, как учила бабушка, и на выдохе, тихо и внятно:

— Как твои рёбра? Швы не разошлись? — Только бы сдержаться, не вскочить и не начать ощупывать, очевидно же, что это лишнее, но какой-то внутренний бес толкал схватить, обнять, закрыть собой. Сдержаться помог Фрол.

— С ним всё хорошо, Эля, мы были в травмпункте. Ни переломов и сотрясения, не пугайтесь, всё хорошо. Правда.

Всё-таки не выдержала, подошла, обняла осторожно, боясь причинить боль. Димка прижался сам, сильно. Вот оно, моё не-одиночество, сопит мне куда-то под ключицу, весь из себя такой довольный, улыбается. Сумасшедшее обаяние у парня, вот я уже и успокоилась. Магия какая-то, пришла забавная мысль.

— Ой, мам-Эля, ну вот, запачкал тебя! — Ребёнок нехотя отстранился, я его понимала, сама росла недоласканной.

— Так что там с травмами Фрол, — спросила, целуя сына в макушку, не позволив ему отойти, — и вообще, что произошло?

— Подрался, как и положено порядочному пацану его возраста. — Хотелось съязвить, дескать, это всё объяняет, но стало вдруг неловко за свою горячность, видно же, что мужик переживает.

— А почему не переоделись?

Фрол потёр лицо не очень чистыми руками и заговорил покаянным тоном:

— Виноват, Эля, не усмотрел. Димка помог мне одну железяку приварить, кстати рука у него твёрдая, клещи держал — любо-дорого. Дальше болгаркой надо было — зачистить. А это пыльно очень, вот и спровадил его на улицу, чтоб пылью да окалиной не дышал, там у меня лавочка в тенёчке имеется. К нему местные и пристали.

Вот с чего бы, спрашивается, местным приставать, никогда не пойму эти самцовые заморочки. Не оборотни вроде.