Вересковый мёд - Зелинская Ляна. Страница 13
— Согласна? Решай скорее, а то я не совсем здоров — могу и не удержать меч…
Его волосы коснулись её щеки, и она отпрянула. Отстранилась и несколько мгновений смотрела на него, пытаясь совладать с той бурей чувств, что бушевала в ней. Сжимала пальцы, но руки дрожали и даже губы дрожали, а лицо заливала краска стыда и ярости, потому что он снова её унизил. Не только унизил, казалось, это не Ивара, а её он только что вывалял в грязи и втянул в какой-то постыдный договор.
— Так ты согласна? — произнёс Викфорд, не сводя с неё глаз.
И смотрела он так, что Эрика понимала — он убьёт Ивара, если она откажет. «Всё или ничего», — читалось в его глазах. Она закусила губу, вскинула голову, и спросила, скорее из духа противоречия:
— А если обману?
Но Викфорд даже усмехнулся, словно этот вопрос вызвал у него невольное восхищение. И он снова наклонился к её уху, только теперь ещё ближе, и прошептал ещё жарче:
— А если обманешь, то я найду потом этого неудачника и дам ему попробовать настоящего клинка. И не смотри на меня волком, пигалица, я умею целовать женщин. Тебе понравится.
Он резко отстранился и одним точным движением кисти отвёл меч. И ушёл, не оборачиваясь, лишь бросив на ходу Корину Блайту:
— Вышвырните этого недоумка. И заприте ворота.
***
Эрика лежала в лохани с горячей водой и тётя расчёсывала её только что вымытые волосы.
— Не хочу я это платье надевать! К чему всё это? К чему мне рядится перед этим псом!
— Пропадать что ли платью? — спокойно ответила Бригитта. — Ты молода, радуйся, что в такое лихое время есть повод пройтись в красивом наряде. Много ли у тебя в жизни радости…
— Радости?! Ненавижу…
— Ну что так расстраиваешься, — утешала её тётя, — не такая ведь плохая участь. Станешь королевой, жизнь сытая, война закончится, хоть и враги они, но это жизнь — надо приспосабливаться… Для нас, женщин, плохой мир лучше доброй войны…
— Ненавижу его! Ненавижу! — шептала Эрика, с тоской глядя на свадебное платье, разложенное на кровати и думая о том, что ей предстоит на помолвке.
Кто бы подумал, что это платье пригодится ей вот так!
«Надеюсь, у вас найдётся пара вёдер горячей воды, какое-нибудь приличное платье и служанка умеющая держать в руках гребень? Не хотелось бы целовать перед всеми это чумазое лицо».
Да чтоб тебя медведь задрал!
Ей не хотелось лезть в эту душистую воду и втирать в волосы репейное масло, чтобы они стали мягкими и шелковистыми. Ей хотелось назло измазаться грязью, навозом и золой и съесть чеснока с козьим сыром — пусть целует замухрышку! Пусть его стошнит при всех! Пусть проиграет свои пятьдесят золотых!
Её гордость была ранена. Она чувствовала себя коровой, которую ведут на рынок, обмотав ей рога верёвкой. Которую продадут потому, что она даёт молоко. Ей было обидно за себя, за несчастного Ивара, которого грязного и униженного вышвырнули за ворота, за то, что теперь половина страны будет ненавидеть её, как предательницу своего народа, а она будет целовать того, кто отдал приказ убить её родных…
— Ну, девочка моя, ненависть утихнет, может он и не так плох окажется, да и он король, занят будет всё время, так что у тебя…
— Да я не про короля! — отмахнулась Эрика. — Я про этого спесивого пса! Я убить его хочу, тётя! Верите ли, не могу с собой совладать! Только об этом и думаю!
— Да что ты! Успокойся! Храни тебя Триединая Мать от убийства! Дался он тебе! Доедете до Кальвиля, и забудешь о нём. Кто он такой? Просто пёс. А ты будешь королевой. По взмаху руки головы будешь рубить, казнишь его потом — если захочешь, — пошутила тётя с улыбкой. — Не думай о нём сейчас, у тебя есть заботы поважнее.
Но не думать не получалось. Чем ниже опускалось солнце, чем ближе было время помолвки, тем сильнее обуревали Эрику ярость и страх. И если с яростью всё было понятно, то вот страх пришёл внезапно. И всё смешалось в нём. И то, что будет на помолвке, и обряд, который совершит старая Фло, открыв её Триединой Матери, и то, что сказал дядя Тревор и путешествие, которое ей предстоит с дюжиной вооружённых мужчин через всю истерзанную войной страну. И чужая далёкая Тавирра…
И Викфорд Адемар.
Это предстоящее путешествие в его обществе пугало её всё больше. Что можно ожидать от этого пса без чести и совести? Который ради пятидесяти золотых готов был пустить кровь несчастному Ивару, только бы вырвать у неё согласие на этот поцелуй! Ей было так стыдно перед Иваром, и ненависть к Викфорду за его унижение жгла её, как калёным железом.
Когда на неё натянули платье и туфли, когда уложили волосы и надели на шею янтарное ожерелье, которое привёз дядя Тревор, Эрика выставила всех из комнаты. Смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Она изменилась, стала взрослее, и в свадебном платье это было как-то особенно заметно. Эрика так давно не надевала платьев, так давно не укладывала волосы, что и забыла, как это — выглядеть девушкой. И принцессой.
И сразу вспомнился родной дом, те времена, когда ещё не было войны, когда были живы отец и мама, и у неё была целая комната шёлковых платьев… и острый приступ жалости к себе и тоска по счастливым дням скрутили её почти пополам, она уронила голову на руки и разрыдалась. Но плакала совсем недолго. Слёзы иссякли сами собой. Потому что все свои слёзы она уже выплакала раньше. А теперь…
Она достала стилет, тонкий и узкий, с особой ручкой, сделанной специально для того, чтобы прятать его в рукаве. Чтобы в нужный момент он выскользнул в ладонь и лёг в руке прочно.
«А ты будешь королевой. По взмаху руки головы будешь рубить…»
Пусть, так и будет. И Викфорд Адемар будет первой головой на её пути. Кто он? Всего лишь пёс, который захотел жарких поцелуев от невесты короля. Вряд ли кто будет о нём сожалеть.
«На что спорим, Корин? Пятьдесят золотых?»
«Надеюсь, целуешься ты так же искусно, как и стреляешь из лука?»
«И не смотри на меня волком, пигалица, я умею целовать женщин. Тебе понравится.»
— Тебе тоже понравится, пёс! — прошептала Эрика своему отражению, спрятала нож в рукав и застегнула жемчужную пуговку.
Глава 8. Обряд
В дверь постучали трижды и, не спрашивая разрешения, вошёл дядя Тревор, вернее сначала показалась рыжая борода, предваряя его появление будто мажордом, а уже потом и он сам.
— Ну что, готова племянница?
Лицо у Тревора было красным и, судя по запаху, он уже хорошенько приложился к бьяхе. Окинул внимательным взглядом Эрику, крякнул в кулак, и добавил:
— А ты хороша! Настоящая принцесса. То-то я гляжу тавиррцы только про тебя и шепчутся. Но ты смотри…
Он с шумом развернул тяжёлый деревянный стул и сел на него верхом, обхватив руками спинку.
— … смотри, чтобы ни с кем из них ни-ни, а то толку от тебя будет, как от дырявого ведра. Позор будет, если королю достанешься не девушкой. Вот держи.
Он поставил на стол серебряную фляжку в кожаной оплётке.
— Что это? — спросила Эрика, беря фляжку в руки.
— Это — «Туман Балейры». Любовный напиток способный обмануть зов леса. Выпьешь его перед брачной ночью с королём, а потом прочитаешь заклинание — Фло тебе расскажет, какое и когда читать.
— И что он делает? — спросила Эрика, открыв фляжку и понюхав.
Обычный вересковый мёд…
— Хех-хе-хе, — дядя рассмеялся в рыжую бороду, — сказать витиевато и так, как при дамах полагается то… он будит такое… кхм… желание в обоих, что оно способно заглушить любой зов. Коня свести с медведем. Ну, как-то так мне объясняли это. Но твоё дело маленькое, выпить, пошептать и ждать. Остальное само собой сложится.
Дядя хоть и пытался говорить деликатно, да вышло него не очень, и Эрика покраснела до корней волос.
Когда дал последние наставления и ушёл, а за ним появился лекарь — тщедушный старичок, которого привезли из самого Эогана, чтобы он удостоверил, что невеста невинна. Когда он ушёл, Эрика села на кровать и посмотрела на фляжку. Настолько униженной и растоптанной она себя чувствовала, что у неё было только одно желание — вышвырнуть её в окно, стянуть с себя это платье и убежать в лес. Хотя понимала, что как наследница Янтарного трона и будущая королева не имеет на это права.