Чёрная жемчужина Аира (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 18

Он и поцеловал…

А сейчас ощущение у него было такое, будто он сам посадил себя в клетку, а ключи выбросил в море. Может, это ошибка — жениться на ней? Почему где-то в глубине души он был уверен, что отсутствие чувств между ними — гарантия от новой боли? И что безразличие к этой женщине и её безразличие к нему позволят им мирно сосуществовать вместе, занимаясь каждому своими делами?

Но тогда почему от поцелуя осталось такое тягостное ощущение, словно целовал он гуттаперчевую куклу? Куклу, наряженную в васильковый шёлк, с белоснежными локонами и румянами на щеках. Может, потому, что он помнил когда-то совсем иные ощущения от поцелуя? И скучал по ним.

Оказывается, сильно скучал…

А губы Флёр казались безжизненными и холодными, а тело под его пальцами, стянутое специально надетым для помолвки атласным корсажем, — чужим и жёстким, словно высохшая воловья кожа. Невеста призывно подставила губы для поцелуя… именно — подставила: не отозвалась, не дрогнула, даже не вздохнула, ледышка — ледышкой, словно он был святым отцом или она — мученицей.

И то, что ему сейчас захотелось вернуть те ощущения от поцелуя, что он помнил с тех пор, когда ещё мог чувствовать — сейчас это желание отозвалось болью в сердце и горечью во рту, и, порывисто вытерев рукой губы, он криво усмехнулся собственной глупости. Не думал он, что вот это и будет самым сложным — жить рядом с безразличной ему женщиной, замечая в ней только то, что не нравится: как она ходит, как смеётся, как зовёт его по имени…

Флёр красива и холодна, как кусок мраморного надгробия, и нет в ней ни капли нежности или страсти, и пылает жаром она только тогда, когда кричит в гневе на служанок или лупит их кнутом. Но не эту страсть Эдгару хотелось бы видеть в жене. Не говоря уже о нежности.

Он посмотрел на письма, адресованные банкиру Клоду Фрессону, потёр лоб и усилием воли заставил себя перестать думать о Флёр. У него сейчас другие заботы: надо решить с банкиром вопрос снижения процентной ставки и добиться большей отсрочки первого взноса, чтобы платить пришлось, когда урожай будет распродан. А ещё надо предоставить гарантии выплат: сколько туасов земли засажено в этом году, сколько рабов на плантации, и не забыть купить детали для пресса и сахароварни.

Его дяди и кузены, похоже, позволяли ходить по поместью всем подряд, и не мудрено, что всё сломалось, а что-то украли. Хотя его мать утверждала, что это дело рук проклятых Бернаров. В их семье считалось, что источником любых неприятностей всегда являются соседи.

Может, и так. Семейная вражда между Дюранами и Бернарами продолжалась не одно десятилетие, даром, что плантации находились поблизости. Из-за чего всё началось — Эдгар не знал, да и никто не знал — эту тайну его дед Гаспар унёс с собой в могилу. Но случаев порчи имущества друг друга, убийства ньоров и перестрелок между членами враждующих семей было не счесть.

Помнится, дед Гаспар таскал внука с собой, чтобы посидеть в засаде на болотах, в надежде, что сосед явится на их участок. Однажды Анри и впрямь явился, уж неизвестно зачем, и Гаспар в тот раз стрелял по нему дробью, но не попал. В отместку старый Бернар поджёг сухой тростник, что лежал между их участками на границе с поместьем Лаваль, а чем закончилось противостояние, Эдгар так и не узнал — началась эпидемия лихорадки, и его спешно отправили на север.

Возница осадил лошадь, коляска дёрнулась и остановилась у банка, выдернув Эдгара из паутины воспоминаний.

Его встретил сам Клод Фрессон — невысокий пожилой мужчина в серой паре и белой рубашке, рукава которой до локтя закрывали нарукавники. Он был сдержанно-радушен, снял пенсне и крепко пожал руку, а затем внимательно прочёл письмо от мсье Лаваля и те бумаги по кредиту, что подписала Эветт.

— Значит, это вы — будущий зять моего друга? — спросил банкир с вежливой улыбкой и тут же велел принести кофе и бурбон. — Это… неожиданно… весьма. Вы ведь здесь совсем недавно? И уже помолвка…

— Что поделать, мсье Фрессон, любовь всегда приходит неожиданно, — развёл руками Эдгар.

В словах банкира ему почудилось какое-то разочарование, словно его помолвка стала для него неприятной новостью.

— Что же, я рад за Флёр. Очень рад! — он натянуто улыбнулся. — И, пользуясь случаем, хочу пригласить вас с вашей невестой в «Белый пеликан» — в этом году заключительный бал сезона организуют моя жена и её благотворительное общество. Мы рады будем видеть вас там. К тому моменту как раз, я полагаю, правление рассмотрит ваш вопрос, и я приложу максимум усилий, чтобы он решился положительно. Учитывая объединение ваших капиталов, думаю, всё пройдёт гладко. С таким поручителем, как мсье Лаваль, я уверен, члены правления поддержат моё предложение о снижении процентной ставки и отсрочке выплаты по договору. Чудес обещать не буду, но в разумных пределах…

— Благодарю вас, мсье Фрессон, — Эдгар чуть кивнул.

— Как идут дела на плантации? Я слышал, бедняга Венсан совсем плох, — осторожно поинтересовался банкир.

Эдгар пожал плечами. Что сказать, его дядя Венсан сошёл с ума — это уже факт. И дошло до того, что он застрелил одну из рабынь, приняв её за болотного ягуара. А потом стал нападать на всех подряд. Так что дядя Шарль вынужден был запереть его во флигеле и поить всё время сонным отваром, иначе Венсан начинал метаться по комнате и царапать стены.

— Дядя… он… болен и, боюсь, уже не поправится, — уклончиво ответил Эдгар.

— А как поживает мадам Дюран? — прищурился мсье Фрессон. — Надеюсь, она в добром здравии?

— Да, спасибо. С ней всё хорошо.

Эдгар взял чашку кофе. Стоило бы сказать мсье Фрессону, что интересоваться здоровьем его матери после того, как он сам поставил подпись на грабительском договоре займа, как минимум лицемерно. Хотя, может, так мсье Фрессон просто переживает о своих процентах?

— Но теперь, как я понимаю… вы управляете плантацией? — поинтересовался Клод Фрессон.

— Выходит, что так, — ответил Эдгар, чувствуя какой-то скрытый интерес в словах банкира.

— И… что вы планируете делать дальше?

— Планирую развести индеек — мясо у них необыкновенно вкусное, — произнёс Эдгар, делая вид, что не понял истинной сути вопроса.

Они поговорили ещё некоторое время о делах, о предстоящей жаре, о ценах на сахар и ром и настроениях в столичных биржевых кругах. Но на повторный вопрос о его дальнейших планах или планах мадам Дюран относительно судьбы поместья Эдгар также ответил уклончиво.

— Ну, что же, я буду рад видеть вас на балу, — прощаясь, улыбнулся мсье Фрессон. — Вас и вашу невесту. Скажите, куда прислать приглашения?

Эдгар назвал адрес Рене Обьера, у которого остановился, допил кофе и откланялся. Идти на бал с Флёр ему хотелось меньше всего, но сейчас от его хороших отношений с банкиром зависело будущее плантации, так что стоило оказать ему уважение.

На мгновенье он представил, как Флёр будет выставлять его напоказ, словно особо ценный трофей, и всем своим видом вещать — «посмотрите, какую птицу я поймала», а местные кумушки примутся обсуждать их будущее, и на душе у него сделалось тошно. Но один бал, пожалуй, он выдержит.

Он снова сел в коляску, глянул на солнце, что уже пряталось за верхушки пальм на рю Либерти, и подумал, что это довольно странное название для улицы в краю рабов и хозяев.

Ехали не торопясь. У него было на сегодня ещё одно дело, и он не знал, как к нему подступиться, поэтому и не погонял возницу, выигрывая время на раздумья.

Он пытался мыслить логически. И как человек рациональный, искал какое-нибудь естественное объяснение тому, что с ним произошло совсем недавно.

Но ни одной естественной причиной он не мог объяснить то, что …

…она снова приходила к нему. Даппи. Злой дух болот.

В ночь перед его поездкой в Альбервилль. Теперь он точно знал, что это она. И что это не сон. И не воспоминания тех страшных историй, рассказанных дедом Гаспаром, мерещатся ему. Нет. Всё реально. Он только не мог понять, что же она такое на самом деле, потому что в злых духов болот он по-прежнему не верил.