Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 55

— Конечно, я не сержусь. Ничего ведь не произошло. И я понимаю твоё беспокойство о доме Драго и его будущем, — ответила Иррис, пожав плечами.

Гасьярд взял с подноса бокал, слуга предложил другой Иррис, и она тоже взяла его, чтобы чем-то занять руки.

Где же Альберт?

— Выпьем за будущее понимание и за то, чтобы всё для всех сложилось удачно, — Гасьярд чуть поднял свой бокал и улыбнулся.

— Конечно, — ответила она, и хрустальные края бокалов ударились друг о друга, чуть звякнув.

Ей хотелось, чтобы он быстрее ушёл, и она пригубила вино.

Вино было вкусным. И она сделал ещё глоток. А потом ещё.

Это как раз, то, что нужно, чтобы унять сердцебиение и успокоиться перед предстоящим разговором.

Эверинн, Хейда и Себастьян появились последними, и та самая Ребекка, которую все ждали, шла между ними. Достаточно было лишь одного взгляда, чтобы понять, что эта женщина чувствует себя здесь, как дома, и что, не зная, кто она на самом деле, Иррис сразу решила бы, что она — одна из Драго. Так сильно она напоминала их всех. Красивая, надменная, с тысячей разных улыбок, и для каждого своей. Чёрные волосы перевиты жемчугом, фарфоровая кожа, голубые глаза, изящество движений — она бы затмила и Милену с Таиссой, но была слишком умна для этого. Едва вошла — обняла каждую из сестёр и рассыпалась в комплиментах их красоте, уму и чудесной обстановке дома.

Праздник лицемерия…

Эверинн представила ей Иррис как невесту Себастьяна. И Ребекка одарила её таким же пышным букетом комплиментов, но острый взгляд успел охватить её всю с ног до головы.

Интересно, чем так важна для них эта Ребекка?

Они обменялись любезностями в духе тёти Огасты — прикосновениями щёк вместо поцелуев — и разошлись по разные стороны стола.

Иррис допила вино и почувствовала, как ей стало легче.

Усадив Ребекку, Себастьян подошёл и хотел помочь и ей сесть, но она взяла его за руку и прошептала:

— Нам нужно поговорить.

— Это может подождать? — спросил Себастьян.

И в этом ей тоже почудилось повторение событий, кажется вот так же он не дал ей рассказать всё перед тем обедом в честь помолвки. Но больше она не повторит этой ошибки, больше она не попадёт в ту же самую ловушку. Она расскажет ему всё. Прямо сейчас. Это правильно. Именно так ей и следовало поступить уже давно.

Какая-то лёгкость накатила вместе с вином, и захотелось говорить правду. Открыть ему своё сердце. Почему она не может сказать ему всё? Может. И даже должна. И сейчас самое подходящее время. Почему она не сделала этого раньше?

— Нет, не может подождать, — произнесла она твёрдо. — Это важно.

— Что-то случилось? — нахмурился Себастьян.

Он не обнял её и не поцеловал в щёку, как обычно, видно было, что он чем-то сильно озабочен или расстроен.

— Случилось. Идём, — она взяла его за запястье и вывела из Красного зала на большую террасу, откуда отрывался вид на Грозовую гору.

— В чём дело? — Себастьян остановился возле мраморных перил и внимательно посмотрел на Иррис.

— Дело в том, что я хотела попросить у тебя прощения, Себастьян…

Он усмехнулся как-то горько, будто знал, что она скажет дальше, но промолчал.

— …Я не могу больше быть твоей невестой.

— Значит, это правда? — произнёс он тихо. — Дело не в том, что ты не любишь меня, дело в том, что любишь кого-то другого? Так?

— Да, — выдохнула она.

Она любит другого? Да. Почему она не могла признаться себе в этом раньше? Как же всё, оказывается, просто…

— И кто он? Альберт? — Себастьян не сводил с неё глаз.

Потом снова усмехнулся и добавил:

— А может быть, Гасьярд? Или Драгояр? Знаешь, я уже ничему не удивлюсь. А хотя, может, лучше мне и не знать этого.

И может быть, в другое время ей бы стало стыдно от его слов, и она не нашлась бы что сказать, но что-то случилось с ней сейчас, может, время пришло, а может, это вино придало ей смелости, смыв остатки разума и обнажив все чувства.

Она не хочет врать. И не хочет чувствовать больше вину.

— Гасьярд? О Боги! Нет! — воскликнула она. — Я отказала ему, хотя он был очень настойчив.

— Что значит «отказала»? — усмешка вмиг исчезла с лица Себастьяна.

— Он предлагал мне выйти за него замуж…

— Что? — брови Себастьяна взметнулись вверх. — Когда?

Она рассказала ему о встрече в Храме и об их разговоре, о книгах, о тавре, и о том, что было сегодня утром. И по мере её рассказа лицо Себастьяна бледнело, глаза наливались холодной ртутью, брови сошлись на переносице, а взгляд затерялся где-то на вершине Грозовой горы.

— Почему ты не рассказала мне об этом? Почему не рассказала сразу? — спросил он глухим голосом.

— Почему не рассказывала? А какой в этом смысл? — ответила она горячо. — Я даже не знаю почему, если честно! Может, потому, что привыкла, что каждый день в этом проклятом доме что-то случается! То мне подбрасывают змей, то подливают яд! То твоя сестра говорит, что во мне нет никакого смысла, то предлагает лечь с тобой в постель, как можно скорее! Твои родственники оскорбляют меня за столом, не стесняясь, кто-то всё время пытается кого-то убить, а твой дядя предлагает мне замужество за твоей спиной, ссылаясь на то, что так будет лучше для всех! И это не считая того, что над вами ещё и висит какое-то проклятье Салавара! Это происходит всё время, но ты лишь говоришь мне — потерпи. И я терпела, Себастьян! Я правда хотела быть тебе хорошей женой. Хотела найти средство от этого проклятья… Я и правда хотела просто счастья! И, наверное, я бы терпела это и дальше, но то, что произошло — оно просто произошло и никак от меня не зависело. Эти чувства — они выше моих сил! В этом нет твоей вины, ничьей вины, и поэтому я прошу прощения — потому что мне нужно было сказать всё это раньше.

— Гасьярд сегодня сказал, что у тебя есть связь с кем-то другим. Это правда? — видно было, что Себастьяну больно всё это слышать.

— Да. Правда.

— Как же такое возможно? — воскликнул он с досадой. — Кто её создал? Не Гасьярд же! Скажи, это было ещё до Мадверы, да? Ведь нельзя создать две связи одновременно, а наша помолвка была в Мадвере.

— Нет, — она покачала головой. — До вашего появления в Мадвере я вообще не знала о том, что существует что-то подобное. Это произошло по дороге в Эддар. Я всё тебе расскажу. Я хотела сделать это в день помолвки, прямо перед входом в Красный зал, но тогда ты остановил меня! А потом всё совсем запуталось, — Иррис развела руками и воскликнула, — но я боролась, Себастьян! Я хотела победить эти чувства! Я читала книги, нашла способ и разорвала эту связь! Только… это не помогло. И… всё вернулось. Прости меня!

Она говорила и не могла остановиться.

О том, как не хотела его обманывать, как пыталась освободиться от этих чувств, о письмах своим родственникам, о том, что хотела уехать, о том, как ей невыносимо стыдно за всю эту ложь, и что она не хочет жить в этой лжи, и что хуже всего в этом то, что она ужасно перед ним виновата.

Себастьян слушал её молча. Не перебивал. Видел, как блестят слёзы в её глазах, как пылают щёки и понимал, то, что она говорит — правда.

— Я не могу так больше жить, Себастьян! — произнесла она горячо, стиснув пальцы. — Я ненавижу этот дом, я ненавижу твоих родственников, я боюсь каждого угла, каждого бокала с вином, каждого шороха, я всё время чувствую вину перед тобой, за этот обман, за то, что не оправдала надежд, за свои чувства к другому, которых я не просила и не хотела, но они есть! И я ничего не могу с этим поделать. Я прошу — отпусти меня.

— К нему? — голос Себастьяна стал совсем тихим.

— Да.

— Что же такого есть в нём, чего нет во мне? — спросил он как-то обречённо.

— В тебе есть всё, о чём только может мечтать женщина! Но… то, что произошло — это неподвластно рассудку, — ответила она печально и посмотрела в глубину сада, — если бы я могла победить эти чувства умом, я бы их победила.

Они молчали некоторое время, он смотрел на Грозовую гору, она — в ажурную зелень листьев, и из этого молчания их вырвало только появление Эверинн на террасе.