Шестой (ЛП) - Линн К. И.. Страница 12

Может, он страдает от раздвоения личности? Саймон казался сексуальным, очаровательным парнем, а Шестой — убийца. Может быть, есть и другие личности, даже хорошие.

— Сядь на стул.

Я бросаю на него взгляд, и мои плечи опускаются.

— Господи, снова стул и изолента! Только не это!

Он даже не шелохнулся. Вместо этого достал пистолет и указал им на стул, чтобы я села.

Неохотно, но что еще я могу поделать, я подхожу к нему и сажусь на стул. Этот стул точно такой же, как и вчерашний, поэтому Шестой снова приматывает изолентой мои локти, запястья и щиколотки к ножкам и поручням.

— Может, на сей раз хоть телевизор включишь?

Он заклеивает мне рот куском изоленты и проводит рукой по ней, проверяя, что она хорошо приклеилась, затем хватается за стул и разворачивает его так, чтобы мне был виден телевизор. Он нагибается, берет пульт и, включив телевизор, вкладывает его мне в ладонь.

— Скоро вернусь.

Я закатываю глаза и пытаюсь заговорить.

— Нинеси иду.

Шестой кивает, очевидно, сумев разобрать, что я сказала, выходит и запирает дверь на ключ.

Телевизор работает ужасно большую часть времени. Он ловит всего с десяток каналов, да и у большинства сигнал просто ужасный. Видимо, в мотеле установлена дерьмовая антенна, и мне остается только смотреть дурацкие дневные передачи с жуткими помехами.

Остановив выбор на каком-то утреннем ток-шоу, я пристально изучаю номер и пытаюсь придумать, как мне выбраться отсюда.

Единственное, что, наверное, у меня получится сделать, — сорвать ленту со рта. Хотя я сильно сомневаюсь, что мои крики помогут мне получить какую-либо помощь в глухомани Джорджии, где никто меня не услышит, но мне, по крайней мере, станет удобнее.

Повернув голову к плечу, я начинаю тереться об него ртом, чтобы ослабить край ленты. У меня уходит на это какое-то время, приходится делать это то одним, то другим плечом, но, в итоге, мне удается добиться желаемого.

После этого я проверяю, возможно ли провернуть такой же фокус с руками и ногами, но довольно быстро понимаю, что это совершенно точно дохлый номер.

Довольно скоро скука перерастает в сонливость. Пульт выскальзывает у меня из рук и падает на пол, когда я начинаю проваливаться в сон. Добавьте к этому тот факт, что я не ела и не пила в течение суток — совершенно не удивительно, что я впадаю в дрему.

Много часов спустя, когда Шестой возвращается, я уже готова разбудить в себе зомби и наброситься на него.

— Подойди-ка, чтобы я могла съесть твою руку, — предлагаю я, когда он входит в номер.

Он выгибает бровь, и уголки его губ приподнимаются; эта почти улыбка превращает психопата в человека. Или его позабавил мой комментарий, или то, что мне удалось отклеить изоленту.

Положив несколько новых пакетов на кровать, он вытаскивает бумажный пакет со знакомыми золотистыми буквами, из которого доносятся аппетитные запахи. Учуяв эти ароматы, мой желудок начинает громко урчать. Шестой открывает пакет и вытаскивает несколько ломтиков картошки фри, а я открываю рот как несмышленый птенец.

Не сводя с меня взгляда, Шестой кладет картошку себе в рот.

Радостное возбуждение идет на убыль, сменившись гневом.

— Козел.

— Ты сегодня какая-то дерзкая.

— О, ты разговариваешь со мной как с человеком?

Обычно шутки и сарказм мои извечные спутники и защитный механизм. Без них даже думать не хочу о сломленной перепуганной девчонке, в которую я превратилась. Именно шутки и сарказм дают мне силы, чтобы дожить до следующей минуты.

Шестой внимательно на меня смотрит, берет еще несколько ломтиков картошки и держит их напротив моего лица. Я бросаю на него самый злобный взгляд, на какой способна, и наклоняюсь вперед. Чем сильнее я вытягиваю шею, тем дальше он отводит руку. Кровь у меня в венах начинает закипать — я больше не в настроении играть в игры.

— Скоти... мммхрф!

Он засунул картошку мне в рот, прежде чем я успела закончить свое оскорбление. Но восторг от еды, от вкуса соли на языке побеждает гнев, и я жадно проглатываю картошку.

Покормив меня, он прикладывает к моим губам бутылку с водой и наклоняет ее так, чтобы я могла попить. Вода вытекает из уголков рта, но мне все равно. У меня вырывается стон удовольствия, и я залпом выпиваю почти половину бутылки, а когда Шестой начинает отводить руку, тянусь за ней губами.

— Знаешь, было бы гораздо проще, если бы ты освободил меня.

— Нет. Но изоленту, так и быть, разрежу.

О, а он быстро соображает.

Мне и в голову не пришло, что у моей просьбы может быть двоякий смысл.

Вытащив свой надежный нож — на ум почему-то приходят бессмертные слова Крокодила Данди, но боюсь, что Шестой не оценит их — он опускается передо мной на корточки и, подсунув кончик ножа под коленку, разрезает серую клейкую ленту (Прим. «Крокодил Данди» — серия фильмов о вымышленном охотнике-браконьере, главным героем которого является Мик Данди по прозвищу Крокодил Данди. Отличительными чертами героя являются его шляпа и нож Боуи. Нож Бо́уи — крупный нож (тесак) с характерной формой клинка, на обухе которого у острия выполнен скос, имеющий форму вогнутой дуги. Острие клинка при этом направлено немного вверх. Пейсли вспоминает слова главного героя фильма «Вот это нож»). Разрезав ленту с двух сторон, Шестой резко дергает за оба края. У меня чуть глаза из орбит не вылезают, и я начинаю на чем свет стоит костерить его и женщину, которая родила его, так как вместе с лентой он чуть было не оторвал и кожу.

Когда он проделывает аналогичную операцию с щиколотками, освобожденные ноги начинает покалывать, и я хнычу от боли.

— А я предлагал тебе надеть штаны, — заявляет он и встает, чтобы освободить мне руки.

Мне ненавистно признавать это, но он прав.

Все мышцы одеревенели и болят. Он ушел, когда было часов восемь, и, пытаясь понять, как долго я просидела в одном положении, поворачиваюсь посмотреть на часы.

— Иисусе, тебя не было целых шесть чертовых часов? — часы показывают половину третьего.

Он не отвечает на мой вопрос, но я и не удивлена. Потягиваясь, чтобы разогнать кровь по мышцам, я медленно иду к кровати, на которой лежит пакет с едой.

За пять минут, а может и быстрее, я расправляюсь с двумя чизбургерами и картошкой фри. Все время, пока ем, я не обращаю внимания на Шестого и то, чем он занят. Это лучшие минуты с тех пор, как он вломился в лабораторию.

Откинувшись на изголовье кровати, я похлопываю себя по набитому животу. Только теперь я обращаю внимание на Шестого и то, чем он занят. Он разложил на кровати несколько вещей: набор больших металлических колец — два маленьких, два средних и одно большое.

Я видела похожие штуки раньше. Мы с Дигби частенько захаживали в местные секс-шопы за какими-нибудь игрушками или порнофильмами. Эти штуки предназначены для ограничения движения — запястья, щиколотки и шея — но набор, который принес Шестой, вовсе не предназначен для легкой забавы, которая у меня могла быть с Дигби.

Толстый металл с чем-то похожим на встроенный замок и внешним кольцом большого размера.

Внезапно мне становится нехорошо.

Также там есть еще множество колец, одно сделано из цепи.

— Зачем все это? — спрашиваю я, хотя у меня уже есть догадка.

— Возможно, мы задержимся тут на какое-то время.

Я киваю. Хорошие новости — я какое-то время еще поживу. Плохие новости — вместо изоленты меня, видимо, свяжут по рукам и ногам или еще хуже. Главное не паниковать. Надо стараться держать себя в руках.

Ему требуется целый час, чтоб все подготовить, но когда он заканчивает, я вижу, что от ножек кровати к основанию унитаза тянется длинная цепь. К этой длинной цепи присоединена еще одна, в метр длиной, на конце которой оковы для щиколоток.

Шестой хватает меня за правую стопу и тащит к краю кровати. Затем мою голую щиколотку обхватывает холодное металлическое кольцо. Он закрывает замок, вытаскивает ключ и убирает его в карман.