Королева Златого Леса (СИ) - Либрем Альма. Страница 37

— Вечность, которой у меня нет. За мной не закреплено Златое Дерево, Рэн, помнишь? — она рассмеялась. — Ты убьёшь меня выстрелом в спину?

— Я дождусь, пока ты обернёшься лицом. Испепелю своей же магией твою повязку. Но помни, — он закрыл глаза — Шэрра видела это даже в кромешной темноте. — Больше нет Каены, которая могла бы тебя убить. Либо я, либо никто. И если ты сумеешь добежать благодаря магии — пусть она тебе поможет. Некому догонять и мстить.

Она кивнула. Слишком серьёзно, как на эльфа, приговорённого к Златой Охоте за грехи, которых у неё никогда и не было.

— Что же, — мужчина наклонился к ней. — Помни, — выдохнул почти в губы, — если у тебя нет Златого Дерева, в честь которого тебя назвали, это не значит, что его не существует. Это значит, что оно ещё не проросло.

Шэрра была готова поклясться, что он всё же оставил лёгкий след поцелуя на её коже. Невесомого, ничего не значащего поцелуя, что, наверное, должен был бы заставить её не сдаваться и двигаться вперёд. Тем не менее, Шэрра промолчала, только поймала застывшую в мужских глазах мягкую улыбку, словно на мгновение Роларэн потерял остаток собственной мрачности и растопил слишком уж страшные льды. А после всё пропало, словно его и не было никогда, и она осталась наедине, и лишь лёгкая, светящаяся отчасти дымка напоминала — нет, он действительно заходил.

И действительно предлагал победу любой ценой.

Более того.

Она вправду на неё согласилась.

Год 120 правления Каены Первой

Когда Рэ вернулся в общую комнату, они уже успели немного подлечить собственные раны и все до единого казались разозлёнными. Кто-то смущённо устроился в углу, словно победителю было смотреть в глаза неприятно, кто-то глядел с поразительным вызовом, словно собирался наброситься голодным волком при первой же возможности. Если б они были такими на уроках у Мастера, то, наверное, имели бы успех. Но нет, эти люди, очевидно, полагали более уместным срываться на кого-то проще. Ближе. Мягче. Они смотрели на Рэ, как на маленькое мастерово воплощение — с ненавистью, с плохо скрываемым страхом и ужасом. Наверное, с удовольствием набросились бы на него ещё там, но всё равно было страшно. А вдруг Мастер сам встанет на защиту ученика? В конце концов, он вполне мог это сделать. Почему нет? Почему б не защитить того, кого столько времени учил?

Они сначала строили разные версии. Но Рэ — всё такой же худенький, щупловатый и скрывающийся от посторонних взглядов при любой возможности, — был сильным. Достаточно для того, чтобы победить в бою на экзамене у Миро. Достаточно для того, чтобы победить в бою самого преподавателя.

После уроков Мастера они шли к своему любимому наставнику и надеялись увидеть всё ту же манеру боя, стойкую и понятную. Без тонких переходов и переливов. Мастер не учил их быть грациозными, превращаться в воду в бою. Зато он показывал, как следовало от этого защищаться, как можно было сжать эльфы в тиски и раздавить его, превратить в обыкновенный расколотый на несколько кусков фрукт. Будто бы живое существо — это просто яблоко. Яблоко — и ничего интересного. Они усмехались этому глуповатому факту, хохотали, когда не следовало этого делать. Представляли себе, как убили бы настоящего эльфа, отрубили бы ему голову и притащили за длинные светлые волосы, а потом швырнули бы Мастеру под ноги.

Чтобы он рыдал о своём ученике или хохотал по смерти страшного эльфа. Или, может быть, протянул им руку помощи или сорвался и показал своё настоящее лицо.

Они поднялись — не все, конечно. Часть из них. Громадина Тони тоже было вскочил, но всё же опустился обратно на диван, будто бы передумал. И уставился в одну точку на стене. Нашёл там маленькое алое пятнышко — пока оно не разрослось до огромного просто пятна крови, такого страшного и безумно яркого, что медный тягучий запах проникал повсюду. От аромата становилось дурственно, и Громадина закрывал глаза, уши, рот — и всё только мысленно, не сдвинувшись с места.

Рэ даже не понял, когда всё случилось. Когда на него бросились, будто бы на того эльфа, с оскорблениями на устах и кулаками — болезненные тычки, раздражённое шипение — "Мастерова собака".

Подхалим. Скотина. Эльф.

Остроухий.

Но Рэ помнил, когда начал защищаться. Ответил ударом на удар, вскинул в защитном жесте руки. Магия хотела оправдаться, хотела открыться. Магия хотела всей своей полноты — чтобы суметь оттолкнуть их одним взрывом. Разрушить это кольцо.

Если хотите поймать эльфа — окружите эльфа. Не играйте с остроухим в честь, разбейте его одним быстрым, чётким ударом, насладитесь осколками, в которые он превратится. Пусть рассыплется прахом.

Но эльфы — остроухие - не так сильны, как всем кажется. Рэ прекрасно знал. Не все из них владеют магией. Последний Вечный, казалось, погиб. Осталась только эта короткая, но со смертельным для него, вероятно, исходом драка. Вот только Рэ не собирался отступать. Он наносил удары, он ускользал — он делал всё, чему научил его Мастер, пусть и не так удачно.

Его магия била метко. Их кулаки — оставляли синяки и разбивали лицо до крови. Рэ чувствовал боль, спрятавшуюся где-то глубже, чем была просто кожа. Он чувствовал её на себе-настоящем — равно как и то, что края ран постепенно стягивались в единое целое. Как медленно уходили следы кошмара и боли.

Он не позволял слоями падать вниз клочкам разбитых иллюзий. Но их оставалось слишком много в этом кругу, и Рэ знал: упадёт — умрёт. Мастер не раз говорил ему, что вся эта честь превращается в аллюзию, стоит только человеку переступить определённую черту, на деле практически незаметную, но столь важную. Он способен перепрыгнуть через неё и в любви, и в ненависти — не просто переступить, а уйти до того далеко, что останется лишь едва-едва заметная полоска там, вдалеке.

У эльфов этой черты нет. Они потерялись в своём Златом Лесу, все до единого, давным-давно — и ничего не пытались сделать для того, чтобы выбраться на свободу. И вряд ли могли на самом деле сопротивляться даже не судьбе своей, а тому, во что её добровольно и собственноручно превратили.

Или в этом виновна тоже королева Каена?

Рэ потянулся к тому скрытому резерву, о котором если кто и знал, то не по его воле. Попытался добавить смертельной силы в ту магию, что должна была его защитить. Чтобы они сбили о броню кулаки, а он не ощутил боли. Чтобы их лица разошлись по трещинам, сначала невидимым, а потом таким широким, превратились в разбитые маски.

Они — глина. Мягкая, податливая в руках Миро, давно уже высохшая и непригодная для Мастера. Глупые горшки и тарелки, по которым тот может только ударить молотом. Рэ знал, что вряд ли у него так выйдет, но хотя бы попытаться… Сражаться до последнего — вот единственное, чего ему нынче хотелось.

Где-то впереди замаячил Громадина Тони. Рэ только сейчас понял, что тот не участвовал в драке, а теперь вдруг встал. И молот не успел опуститься им на головы, магия внезапно притихла — парень заставил её скрыться, утонуть в глубине чувств. И глаза его вернули прежний сероватый цвет, и черты лица стали такими, как должны быть.

— Хватит, — прогрохотал Тони. — Вы ж его убьёте.

Рэ тряхнул головой. Не убьют — не сумеют. Но лицо теперь разбито, губа вот, бровь рассечена, дышать вроде бы как тяжело. Он пытался повторять всё так, как нужно. Так, как это бывает на самом деле. Но до чего же плохо получалось!

Рэ едва-едва мог скрыть торжество. Не от того, что кто-то встал на его защиту, а перед этим столько времени клялся в верной ненависти. По правде, ему не было никакого дела до Громадины Тони. Зато до этой осатаневшей толпы, что не сумела заставить его упасть, до сверкающих злобой чужих глаз…

Они боялись, но не того, кого следует. Они все — полые внутри. И Рэ подумал, что однажды эта пустота будет чем-то заполнена. Чернильной тьмой, а может, возвышенными мыслями о себе-прекрасном, как это с удовольствием делал Миро. Что за глупости! Разумеется, нет — оно так и останется пустым, бездонным…