Королева Златого Леса (СИ) - Либрем Альма. Страница 44

— Лучше бы вам всем просто расступиться.

Шэрра только сейчас заметила, что и у него были шрамы. На шее — тонкие полосы прятались под рубахой, но на сероватой руне на его плече ещё можно было заметить две борозды, на которое не хватило даже исцеления самого Вечного. На руке, всего один, зато длинный. Казалось, тянулся даже выше, чем от локтя — и было нетрудно сказать, что его породило.

Это яд палицы стекал по его руке и оставлял болезненную рану.

Они его не остановят. Даже если навалятся все вместе. Шэрра всё смотрела и на ожог, и на острые эльфийские уши с двумя тонкими полосками шрамов — словно кто-то пытался сделать их круглыми, но не смог, потому что рана затянулась быстрее, чем плоть успела упасть. Роларэн был не просто кошмарен в своём нынешнем состоянии — он, измученный и уставший от вечного притворства, оставался самым могущественным эльфом Златого Леса. И в руках он держал то, что должно было его убить в первую очередь.

Самую большую эльфийскую слабость он превратил в собственную карательную миссию. И сколько б молитв не спело человечество, сколько б заклинаний не вплели они в ковку собственных мечей, Роларэн будет всё равно сильнее. Шэрра видела, как он смотрел на Королеву Каену. Видела, как сопротивлялся ей — без видимой боли. Он выжил, когда остался там, у границы, он перенёс все эти долгие и страшные дни после того, как его, охотника, упустившего собственную жертву, поймали. Шэрра сомневалась, что в эльфийском государстве при нынешних раскладах можно было отыскать геройство больше, чем это.

— Вечный, — повторил, будто бы не услышал ничего, Фирхан. — Я ведь помню. Я пересёк границу. Ты остался там. С ними. Ты не мог выжить.

Шэрра могла повторить точно то же. Только это не отменяло факты — он выжил. Он дышал. Он смотрел на них всех одинаково и по-разному. На Миро — с презрением, на учеников — с жалостью… На Фирхана с практически отцовским сочувствием, застывшей на тонких губах мягкой улыбкой, нежной и почти приятной. Выражение лица его не изменялось — но взгляд выдавал. Шэрра не знала, трактовала ли правильно, или, может быть, это Роларэн жаждал от неё подобного умозаключения, но чувствовала, что знакомство с руководителем Академии у Вечного было слишком давним. Не она одна задолжала ему жизнь. Может быть, не единственная — такое их количество.

— Учитель…

— Молчать! — зло обернулся к нему Фирхан. — Отойди, Миро!

— Это эльф, — возразил мечник. — И нет ни единой причины, по крайней мере, здравой, чтобы сохранить ему жизнь!

— Это единственный эльф, из-за которого доселе стоит наша Академия. Это тот эльф, из-за которого я решил бороться и получил такой шанс, — возразил Фирхан. — И я не собираюсь позволять вам творить глупости. Но всё же, — он перевёл взгляд на Роларэна, такой преданный и растерянный одновременно, — королева Каена должна была убить тебя.

Миро так яро замотал головой, что могло показаться — не услышал и слова из того, что сказал только что его учитель. Но нельзя сказать, чтобы это так уж сильно волновало самого руководителя Академии.

— Всю жизнь, — он подступил совсем близко, — я считал тебя единственным достойным представителем эльфов. Мёртвым. И то, что ты жив, для меня скорее праздник, чем горе. Два с половиной года ты обучал наших учеников и ни разу не причинил им вреда большего, чем того требовали уроки. Почему я должен называть тебя предателем, Вечный? Иди. Иди с миром, — он перевёл взгляд на Шэрру. — Но больше нет эльфов, к которым бы я пытал хоть что-то тёплое. Нет эльфов, которых готов оправдать. Увы, но этой девушке придётся остаться с нами. Она — кем бы ни была под иллюзией и как бы сюда ни проникла, — нарушила порядок. Я понимаю, ты — эльф не из тех, что нынче принадлежит Златому Лесу. Я должен тебе и возвращаю долг. Но она — за неё разве я могу поручиться?

— Я могу, — холодно ответил Роларэн. — Я могу уйти с нею мирно. Могу — остаться, и тогда мирно придётся уходить вам. А могу уйти с боем, что и сделаю, стоит вам не расступиться. Почему бы не обойтись малой кровью?

— Академия — таинство человеческого рода. И эльфам меньше всего стоит о нём знать, — покачал головой Фирхан. — Нарушить собственные заветы я не могу. Меня связывают обязательства, сам понимаешь.

— Обязательства… Вас всё время что-то связывает. Вы люди, — хмыкнул раздражённо Роларэн. — Я встречал лишь раз — очень давно и далеко отсюда, — человека, который отказывался вешать на себя груз больший, чем у него на самом деле был. Человека, что вольно ходил по свету и делал то, что было лучше для него, а не что вещали ему дурные и бессмысленные правила. И что вы сделали? Вы взяли с него пример? Попытались научиться свободе? Вы обозвали его беззаконником и затолкали в тюрьму. Вы не приемлите ничего сильнее себя самих, — он обернулся к ученикам. — Вы пусты и слепы. Идёте за блеском меча, не замечая солнца, ныряете в кровь, игнорируя море, — Роларэн усмехнулся. — И эльфы слепы. Но у них есть на то причина. Или они сами её себе придумали, — эльф сделал шаг вперёд, и Фирхан отступил от него. — Дитя моё… Я помню тебя мальчишкой чуть старше десяти. Я знаю — ты сделал всё возможное, чтобы твой опыт никто не повторил. Но ты достаточно слеп для того, чтобы не видеть у себя под носом беды. Беды с мечом или с магией; всей этой своры не хватит для того, чтобы остановить меня одного. Какая уж речь о громадном эльфийском государстве? Вы не воспринимаете слова. Я помню, говорил с ним всего один раз, и он сказал мне, что нет никакой магии и провидения, есть только собственные силы и умение ими пользоваться. А вы шепчете молитву, ожидая грома и молний над головой?

Фирхан нахмурился. Ему хотелось возразить — он понятия не имел, о ком говорил Роларэн, что за человека повстречал на бесконечном пути Вечного. Он лишь знал условия собственной реальности и трепетно хватался за них, пытался держаться за то, что было, даже если в руках у него сосредоточилось слишком много болезненного. Он хотел научить своих учеников защищаться, а не толкать их в бой, но чего добился?

Мужчина обернулся на Миро, на дышущих злобой учеников. Он мог прочитать желание убивать у них в глазах, и в их кривых улыбках тоже буквально светилась жажда и ненависть. Может быть, все они и мечтали о том, чтобы эльфы не отравляли мир своим ядом, но не были ли этим ядом они сами?

Фирхан вновь посмотрел на Роларэна. Такого же спокойного, такого же равнодушного, как и обычно. Он помнил, как на голые плечи за него, за совсем ещё мальчишку эльф принимал бесконечные удары плетью. Он помнил, как мужчина шагал по углям, как не содрогнулся ни разу, пока свист не утих и не обратился благоговейным молчанием.

— Кто она? — спросил наконец-то руководитель Академии так тихо, как только мог, чтобы за его спиной любопытные уши не уловили совершенно ненужные им слова.

— Она — ключ к свободе, — ответил Роларэн. — К моей и к вашей.

Фирхан зажмурился. Смерть девушки обменять на смерть… Кого? Он не знал, какие двери собирался подобным ключом отпирать Роларэн, он не мог до конца ему верить, но с уверенностью много раз бы повторил — никогда не встречал никого злее эльфов. Никогда не видел никого страшнее Вечного. Никогда не встречал никого благороднее Рэна.

— Я полагал, что ты умер, — выдохнул наконец-то он, — много-много лет. Это почти что убило меня тоже — вина за твою смерть уничтожала меня изнутри.

— Вина за мою смерть изменила пути твоей судьбы, — возразил Роларэн. — Магия в человеческих руках оружие такое же опасное, как и в эльфийских. Но тебе удалось направить её. Смогут ли они?

Фирхан посторонился. Он отошёл к стене, покорно склонив голову, будто бы очарованный мальчишка. В Роларэне за долгие годы ничего не изменилось. Он помнил его, будучи совсем-совсем ребёнком, помнил красивого эльфа — даже по человеческим меркам, — продавшего свою жизнь, наверное, дорого. Описать словами мощь, сконцентрированную в его руках, было трудно даже по прошествию стольких лет. Но остроухий ни капли не изменился. Сколько б лет ни прошло, он оставался точно таким же. Молодым, сильным, полным магии. А Фирхан с мальца обращался постепенно в дряхлого старика и отсчитывал дни до того момента, когда перестанет быть и подтянутым, и мало-мальски сильным в волшебстве. Он знал, что постепенно будет превращаться в пыль, а Вечный, ускользающий от смерти — или это она от него уходит? — не изменится ни на миг. И эльфы все умрут, а Вечный останется. Последний из бессмертных. Последний из тех, кто мог оказать сопротивление их королеве.