Вырванные Страницы из Путевого Журнала (ЛП) - Ли Эдвард. Страница 18

— Глубже! Сильнее!

— Черт, да! Вставь свой огромный член в середину этого кокоса!

— Кончун! Кончун!

— Как тебе это нравится, приятель? А? Как тебе мой большой член в твоей башке?

— Наполни её, Деллер! Наполни голову этого злобного ублюдка молоооофьёёёй!

— Да, сэр! Я устроил бурю в этой башке убийцы! Уууууууу, собака! У него, скорее всего, моя сперма будет течь рекой из задницы!

— Дрючь жбан этого психа, Тейтер! Я говорю, выеби его бошку, как следует!

— Угу! Взбей его мозги в кашу!

— Ой, Джимми, у меня кончун, у меня столько спермы брызжит из члена, что кажется, будто я мочусь!

Из галлюциногенной орды беснующихся женщин донеслось киммерийское пение:

— Ебите эту голову! Ебити злую бошку! Ебите, ебите, ебите, ЕБИТЕ злую башку!

Моя душа тлела, как будто я и в самом деле незаметно проскользнул в какое-то невыносимое место в аду. Даже на первобытном сверкающем фоне я смог увидеть сыновей Эймона, скрывающихся вдалеке за деревьями, Клоннера и Джейка, когда они смотрели на происходящую вакханалию с тыквенными ухмылками, энергично мастурбируя при этом. Тем временем появились еще более взрослые члены клана, которые, не теряя времени, подошли и вылили липкое содержимое своих чресел в череп убийцы, как игроки в кости. Другие мужчины, которые уже кончили, до этого уже сумели перезарядиться и возбудиться снова, некоторые начинали уже в третий раз! Затем один очень тучный деревенщина, щеголяющий ушами размером с цветную капусту, за мгновение до очень громкой кульминации вытащил свою странно дугообразную эрекцию из несчастной головы, ударил убийцу ей по лицу и извергнул толстые опаловые петли в мертвый рот. И как только мерцающий, шатающийся, стонущий, визжащий, раскачивающийся, прыгающий, необъяснимый хаос, наконец, достиг такого накала, что каким-то образом мог спонтанно воспламенился, сцена начала смягчаться, пока, казалось, не закончила свой ужасный путь, оставив мужчин стоять, ссутулившись или прислонившись к деревьям в изнеможении, или лежать на земле, неподвижными от напряжения, все были обмякшие, косоглазые, с разинутыми ртами; женщины тоже блестели от пота, словно покрытые лаком, тяжело дыша от усталости, лежали, сплетясь друг с другом, как одалиски из какого-нибудь Плутонского гарема. И в качестве последнего штриха в этой жуткой развязке вышеупомянутый старейшина клана подошел к трупу на столе, наклонил голову назад через край и удивился потоку спермы, которая вылилась, совсем как молоко из заполненного до краев сливочника.

— Головач удался, Боже милосердный, ты только посмотри, сколько кончунов мы слили в голову этой сучке!

После этого я чуть не упал в обморок.

Конечно, я был свидетелем достаточно своеобразного «преподания урока» в стиле «правосудия глухомани», хотя часть меня должна была бы стыдиться, что этот мрачный способ смертной казни, в отличие от повешения, расстрела или казни на электрическом стуле, был весьма нескучным. Обычно я никогда не думал о том, чтобы покинуть гостеприимного хозяина, не попрощавшись должным образом (это было бы не по-джентльменски), но при таких обстоятельствах…?

Пора было уходить и как можно скорее.

Я отступил назад, надеясь быть незамеченным, скользнул за мерцающий факел и приготовился бежать со всех ног из этого запретного леса к дороге, которая должна была вернуть меня в ветхий гараж Нейта. Я почувствовал, что погружаюсь в тень и через мгновение исчезну с гнусной поляны. Все еще потрясенный увиденным, я, спотыкаясь, побрел в темноту, едва пронизанную лунным светом, просачивающимся сквозь ветви корявых, змеевидных деревьев наверху; и когда я повернулся, чтобы убежать…

— Говард! — послышался горячий, приглушенный шепот. — Ты не можешь сейчас взять и уйти! Ты просто не можешь!

Внезапный толчок, возможно, на мгновение остановил мое сердце. В тот же миг влажные руки коснулись меня, и затем из темноты появилась землистая, но соблазнительная белая фигура, похожая на сластолюбивую мраморную статую, вынырнувшую из лужи черных чернил: выдающаяся фигура женщины, которую я привык называть «альбиноска».

Как только я понял, кто она, я почувствовал резкий всплеск либидо, но все, что я успел сказать, было:

— Эмм… Ну… Я…

…и это было все, что я мог сказать, прежде чем женщина грубо обняла меня, прижалась губами к моим губам и погрузила свой язык в мой рот. Ее груди, совершенные до абсурда, прижимались к моей груди, как неземные щупальца, заряжая меня горячим, распутным жаром; на самом деле, ее соски были так возбуждены сексуальным желанием, что могли быть головками болтов, тыкающимися в мою рубашку. Я тут же вскочил на цыпочки, когда назойливая рука с ловкостью опытной доярки на коровьем соске размяла мне член через брюки. Я попыталась вырваться — почему, я не был уверен в этом — но затем множество других женских рук напали на мое тело и буквально потянули меня вниз на ковер леса. Против моей воли моя рубашка была расстегнута; мягкие, влажные губы опустились, чтобы лизнуть мою грудь и втянуть мои собственные соски.

— Сними с него штаны! — приказал кто-то…

С меня их быстро сорвали…

— Говард, — взмолилась альбиноска, — пожалуйста, не покидай нас!

Похоже, у меня нет особого ВЫБОРА, — подумал я саркастически, потому что меня удерживали с доминированием, руки прижимали мои руки к земле, еще больше рук держали мои ноги крепко, как железные оковы; затем мой встревоженный взгляд прошелся вверх по полукругу, чтобы увидеть, что по крайней мере полдюжины женщин-«крикеров» — тех же самых женщин, которые участвовали в непристойном ритуале на поляне и все еще блистали наготой — стояли вокруг меня на коленях, крепко прижимая меня к земле. Женщины, да, слабый пол, но эти женщины были «женщинами с холмов», с телами не только ошеломляюще соблазнительными, но и подтянутыми, закаленными и, более того, сильными от суровой жизни в глубинке, гораздо сильнее — спешу добавить — чем этот тощий, с руками лилии, 146-фунтовый [16] писака. С таким же успехом на мне мог бы лежать тюфяк с зерном.

— Видишь, видишь, — задыхаясь, произнесла альбиноска, оседлав меня и прижавшись голым пахом к моему голому животу, — мы просто не можем этого допустить. Ты не можешь уйти, не трахнув нас. Ты же герой! Нам нужно твое семя, Говард.

В лунном свете я уставился на ее лицо, которое теперь порозовело от возбуждения, как и ее груди и верхние части рук, в то время как остальная ее часть оставалась очаровательно-белой. Ее соски теперь торчали, конечно, как небольшие колышки.

— В конце концов, МНЕ нужно твоё семя!

— М… м… мое семя?

— О, конечно, детка! — она ответила голосом, похожим на теплую, экзотическую жидкость, в то время как рты и языки все еще омывали мою грудь, а другие руки гладили мои ноги. — Сюда никогда не забредает никто особенный…

— Уверяю вас, мисс, во мне нет ничего особенного. Вы должны увидеть отзывы на мои публикации…

— …а потом вдруг появляешься ты и ловишь эту чертову дрянь, болотную сволочь, которая сделала это ужасное дело. Говард, ты первый герой, которого мы видим!

Опять это!

— В самом деле, девочки, вы очень красивы; если бы было хоть одно слово, которое я мог бы счесть достаточно точным, чтобы применить его к физической красоте всех вас… это было бы слово превосходной степени…

Толпа лиц, смотревших вниз, разразилась громким смехом.

— А теперь помолчи со своими причудливыми словами, — проворковала альбиноска. Ее глаза, казалось, даже светились пугающе красным. — Просто иди и дай нам то, что нам нужно. Не могу поверить, что ты не хочешь нас.

Еще одно лицо, парящее над великолепными грудями, заметьте, устремилось вперед, в лунный свет, и с беспокойством подметило:

— Ты же не гомик, странный мальчик. А ну отвечай!

— Уверяю вас, дамы, — нахмурился я, — я, бесспорно, не склонен к подобным суждениям.