Горечь войны - Фергюсон Ниал. Страница 27

Заметим, что он был человеком, привыкшим к свободе. Грей не проявил особенных талантов ни в Винчестерской школе, ни в Баллиоль-колледже (откуда его даже временно исключили за лень, он сумел сдать правоведение лишь на тройку). Зато Грей всю жизнь обожал ловить форель и лосося ¹⁸. Ужение рыбы нахлыстом, как известно читателям, знакомым с предметом, не относится к числу занятий, способствующих формированию детерминистического склада ума ¹⁹. В собственной книге о рыбной ловле (1899) Грей воспевал непостоянное, капризное счастье, которое она дарит. Достоин цитирования пассаж, в котором Грей описывает поимку восьмифунтового лосося:

Представляя Грея страстным рыболовом, а не сломленным, ищущим самооправдания автором мемуаров, и следует интерпретировать английскую внешнюю политику 1906–1914 годов. Рискну сказать, что в основном (особенно во время Июльского кризиса) Грей вел себя как на рыбалке: он надеялся вытащить рыбу, принимая риск “катастрофы”. Ни в одном случае исход не был заранее известен.

Отметим, что в одном отношении эта аналогия неверна. В отношении договоренностей с Россией и Францией сомнительно, что это Грей попался на чужой крючок. Так, в случае с Россией, как утверждал впоследствии Грей, он, несмотря на неприязнь радикалов к царскому режиму, фактически продолжил курс своего предшественника на разрядку ²¹. Впрочем, если разобраться, Грей пошел значительно дальше Лэнсдауна. Ослабление России после войны с Японией и революции 1905 года облегчило задачу. Он сумел (заручившись поддержкой “заднескамеечников”, выступавших за сокращение расходов на оборону Индии) переиграть тех в Военном министерстве и колониальной администрации в Индии, кто считал, что русские по-прежнему угрожают северо-западной индийской границе ²². Кроме того, Грей получил квалифицированную помощь от полковника Уильяма Робертсона из Разведывательного отдела Военного министерства, считавшего (вопреки растущим опасениям английских военных относительно Персии и положения на афганской границе), что более серьезная угроза исходит от Германии:

Это подвигло Грея к важным переменам внешнеполитического курса.

По Англо-русскому соглашению, подписанному 31 августа 1907 года, Тибет стал буферным государством, а Персию разделили на сферы влияния: север страны достался России, юго-восток – Англии, а центральная часть осталась нейтральной. По словам Айры Кроу, ради того, чтобы избежать “ссор” с Россией, пришлось “пожертвовать… фикцией независимой и единой Персии” ²⁴. “Столетиями” Англия стремилась помешать продвижению русских к Босфору и Дарданеллам, а также связать ей руки в Персии и Афганистане. Теперь же, чтобы наладить отношения, эту старую политику следовало оставить. “Если азиатские дела будут улажены благоприятным образом, – заявил Грею замминистра Артур Николсон, – мы не станем чинить русским препятствий в отношении прохода в Черное море” ²⁵. “От прежней политики перекрытия [черноморских] проливов и пристрастного отношения к ней на конференциях держав” следует “отказаться” (хотя Грей отказался уточнить когда) ²⁶. Чтобы столкнуть Россию с Германией на суше, Грей даже дал понять, что с пониманием относится к давним притязаниям русским на Балканах ²⁷. На самом деле некоторые из его подчиненных были plus russe que le Czar [22] в 1909 году, когда Россия признала аннексию австрийцами Боснии и Герцеговины, Николсон был недоволен ²⁸. Грей открыто одобрил поддержку Россией славянского национализма на Балканах (как следует из его письма, отправленного в ноябре 1908 года Уильяму Гошену, послу в Берлине):

Сергей Сазонов, российский коллега Грея, был настроен оптимистично. В октябре 1910 года он заметил по поводу Персии, что “англичане, преследуя в Европе жизненно важные политические цели, в случае нужды поступятся некоторыми своими интересами в Азии, просто чтобы заключить с нами столь важное для них соглашение” ³⁰. Однако обстановка в Лондоне была гораздо сложнее. Грей, узнав, что русские и немцы заключили в Потсдаме соглашение касательно турецких и персидских дел, задумался об отставке, в результате которой пост министра иностранных дел перешел бы к германофилу, сумевшему бы противостоять российским притязаниям в Персии и Турции ³¹. Ситуация осложнилась еще больше, когда русские предложили открыть проливы для прохода своих кораблей: они явились бы противовесом итальянцам, напавшим на турецкую провинцию Триполитания (современная Ливия). 2 декабря 1911 года Грей снова пригрозил подать в отставку. Максимум, что он мог предложить, – это открыть проливы для флотов всех держав. Любые другие предложения рассердили бы английских радикалов ³². Перед самым началом войны русские снова подняли вопрос о черноморских проливах. Как было известно Грею, Сазонов вновь вернулся к давней мечте русских захватить Константинополь ³³. Грей определенно не возражал бы, если бы русские сумели добиться этого военными средствами, и фактически признал установление контроля над Босфором и Дарданеллами законной целью войны. Все это ознаменовало перемену английского внешнеполитического курса. Учитывая чудовищную репутацию российского правительства, известного своим антисемитизмом и другими проявлениями нетерпимости, любопытно, что на эту перемену решился министр-либерал ³⁴. Это в самом деле было умиротворение – в том отрицательном смысле, который слово позднее приобрело.

Министру-либералу было гораздо проще проводить политику сближения с Францией, нежели с Россией, и, как мы видели, Грей выражал намерение пойти навстречу французам еще до того, как стал министром иностранных дел. И снова был продолжен курс консерваторов. Однако Грей (он и сам это признавал) пошел значительно “дальше, чем требовалось от предыдущего кабинета” ³⁵. Так, Грей способствовал превращению военного “подтекста” в англо-французскую Антанту.

Еще до того, как либералы пришли к власти, английские стратеги всерьез задумались об оказании на море и суше помощи Франции в случае ее конфликта с Германией. Планы блокады германского побережья уже имелись ³⁶. Но лишь в сентябре 1905 года Генштаб всерьез задумался об отправке на континент экспедиционных сил в случае франко-германской войны. В связи с этим встал вопрос о бельгийском нейтралитете. Хотя военачальники считали, что “едва ли Бельгия окажется частью театра военных действий на первом этапе войны”, они признавали, что “изменение боевой обстановки может привести к ситуации, в которой одна из воюющих сторон (скорее всего, Германия) почти неизбежно нарушит нейтралитет Бельгии”. При таких обстоятельствах предполагалось в течение 23 дней перебросить в Бельгию два армейских корпуса. Этот шаг выглядел привлекательным потому, что Англии отводилась роль более выигрышная и независимая, нежели та, которую она играла бы, “предоставив немногочисленный контингент [в распоряжение командиров] большой континентальной [французской] армии. В нашей стране такой шаг был бы непопулярен” ³⁷. До декабря 1905 года это были скорее мысли вслух, но вскоре после формирования нового правительства начальник военной разведки генерал-лейтенант Джеймс Грирсон обсуждал возможность отправки экспедиционных сил с французским военным атташе Виктором Уге ³⁸.