Закрытое небо (СИ) - Ручей Наталья. Страница 34

— Я бы так не сказал, — возражает он резко.

— Я не в том смысле, — прислоняю лоб к его прохладному плечу, позволяю себе эту передышку, чтобы сделать новый рывок.

Я знаю, что будет сложно — всегда сложно смотреть на свое прошлое в настоящем. Но мне будет чуть легче, потому что мое прошлое меня не увидит. Это свидание в одностороннем порядке.

Одеваюсь в удобные джинсы и свитер. Волосы, несмотря на негодующий взгляд любителя прекрасного, собираю в обычный хвост. Так удобней, когда они не мешают, а то жарко, сегодня невыносимо жарко.

Мы как два конспиратора — уезжаем на разных машинах, несмотря на то, что на выставке появимся еще до открытия. И пока со мной нет строгого надзирателя, я позволяю себе расстегнуть куртку — к чему я купила на осень такую теплую? Можно было обойтись пока и ветровкой.

Машина приезжает к зданию, я знаю, что Николя уже ждет внутри, потому тороплюсь, хотя ноги и заплетаются. Стучу в закрытую дверь, как условились.

— Маша, — строго взглянув на меня, выговаривает художник, — ты понимаешь, что если свалишься от простуды, я этого даже не увижу?

— Со мной все в порядке.

Кажется, он мне не верит, потому что на второй этаж, где располагается подсобка и мое укромное место, ведет под руку, как инвалида. И даже приносит маленький стул, чтобы мне было удобней. Бросает проверочный взгляд — жива ли еще, и убегает вниз, в сотый раз проверяя: все ли в порядке.

Я облокачиваюсь на перила и слежу за небольшой суетой в просторном холле. Забавно наблюдать за спокойными безликими организаторами выставки и встревоженным светловолосым художником. Он одет в стиле уличной моды — никаких костюмов, джинсы с дырками и странноватый свитер с мазней в виде рисунка. Яркие оранжевые кроссовки хорошо дополняют этот современный оркестр.

Если бы мы пришли вместе, и могли показаться вместе, наверное, ему было бы за меня стыдно, потому что я представляю собой безликую массу.

Николя что-то доказывает организаторам, те меланхолично кивают. В результате одну из картин и одну из фотографий меняют местами. Понятия не имею, что кардинально это меняет, но Николя успокаивается, а это главное.

Ему еще столько волноваться сегодня, что хотя бы до прихода важных гостей и маститых критиков нужно чуть отдохнуть.

Я осматриваюсь, с удовольствием отмечая, что меня снизу не видно. Это не полноценный выход на второй этаж. Так, небольшой выступ, да и тот располагается в стороне, как маленький зуб, задрапированный черной тканью. Это место еще трудно заметить из-за огромных потолков здания. Вряд ли кто-то из гостей будет тянуть шею, чтобы рассмотреть сияющие в глаза люстры. Они будут ловить объективы камер.

На самом деле, понятия не имею, как Николя не свалился с нервным приступом — я бы точно не бегала так активно по залу, зная, сколько людей придут, в том числе, важных для его дальнейшей карьеры.

Меня же интересует только один.

Я знаю, что здесь обязательно появится Костя.

Знаю, и в то же время, удивляюсь, когда вижу его. Наверное, все дело в компании, в которой он появляется.

Я больше смотрю на сопровождение Кости, чем на него самого. Он внешне не изменился — одет стильно, и как обычно: светлые джинсы, модные кроссовки, майка, пиджак. А вот девушку, которая рядом с ним, я вижу впервые и даже качаю головой, когда понимаю: она светловолосая, тоже светловолосая, как пассия Влада. И вообще чем-то напоминает ее.

Та же тонкая талия, пышный бюст, правда, она его не выпячивает, только подчеркивает с помощью красивого белого коктейльного платья. И, надо признать, что ее бюст не качается во время ходьбы на невысоких каблуках. А еще, если совсем откровенно, то в первую очередь обращаешь внимание не на это. А на какой-то наивный взгляд и улыбку доверчивого, ранимого ребенка.

Она напоминает мне хрупкий цветок, и не удивительно, что Костя крутится вокруг нее заботливой пчелкой. То спросит о чем-то — я слышу лишь голоса, но не суть. То поправит на ее плече маленькую сумочку-кошелек. И получит в награду ту самую улыбку, на которую даже я засмотрелась.

Как знать, возможно, я бы любовалась этой непосредственностью и дольше, возможно, даже порадовалась за такую романтичную пару. Если бы эта девушка-детство не удерживала на поводке белого, еще более красивого, чем она сама, чау-чау.

Она то и дело посматривает на спокойную собаку, то и дело улыбается, наблюдая, как та рассматривает картины, высунув свой язык. И она разговаривает с ней, она с ней сюсюкает, она дорожит животным. Так, будто это ее собака, а не моя.

Перевожу взгляд на Костю — не верю, что он это сделал, это как-то странно, как-то неправильно дарить то, что уже подарил. Тем более, если речь о живом существе. И вдруг понимаю, что все это время, пока он здесь, я больше интересуюсь его девушкой и собакой, чем им.

Ничего не осталось, значит, ничего совсем не осталось… Мне все равно… И теперь я даже не знаю: ничего не осталось или и не было?

Но я здесь, чтобы разобраться хоть в этом.

Я слежу за тем, как Костя в компании художника, девушки и собаки прохаживается в качестве первого зрителя по залу. И спокойна до тех пор, пока они не останавливаются у одной фотографии в стиле фэшн.

Ну же… ну!

Я вцепляюсь пальцами в перила и даже перегибаюсь через них, чтобы увидеть, понять…

С огромного фото на зрителей смотрит девушка — позади нее горят свечи, низ лица прикрывает черная вуаль, она же окутывает обнаженное тело. И эти краски заставляют буквально всматриваться в глаза, которые даже мне кажутся просто огромными на худощавом лице.

Эти глаза хотят, чтобы их узнали, они ждут этого — я знаю это, потому что так мне сказал Николя, когда мы делали этот снимок. И потому, что так увидели и организаторы выставки.

Взгляд девушки с фотографии буквально кричит, затапливая зрителя своей откровенной зеленью.

И Костя ведь говорил, когда-то говорил мне, что узнает из тысячи, и что если я даже наряжусь в паранджу, ему хватит одних только глаз.

А сейчас…

Равнодушный взгляд, в котором ни толики узнавания. У него, как и у меня, ничего не отзывается в груди, ничего не подсказывает. Он не чувствует не только того, что я близко, но и того, что смотрю на него с полотна.

И жду.

Я все еще жду. Возможно, ему нужна всего лишь минута, одна минута, чтобы всмотреться, чтобы понять и почувствовать, чтобы…

Я так напряжена, буквально бурлю ожиданием и мысленно не здесь, не на этом выступе, а там, рядом с Костей, напротив него, я уже почти различаю голос мужчины, который говорил, что любит меня, что без ума от меня, что не сразу понимаю, что слышу мужской голос у себя за спиной.

Не сразу понимаю, что позади меня действительно кто-то стоит. И что этот кто-то обращается ко мне.

Я даже думаю, что мне показалось, послышалось, но когда оборачиваюсь, едва не падаю в обморок.

Влад.

Тихонов.

Хозяин дома, в котором моя жизнь пошла под откос.

Он стоит в дверях открытой подсобки, лениво прислонившись к косяку, потом достает из нагрудного кармана пиджака кусочек какой-то ткани. Помахивает этим лоскутком, и я с ужасом понимаю, что это мои трусики, те трусики, что я забыла в гостинице.

Не понимаю, как он меня нашел.

Но еще большее непонимание вызывает то, что происходит спустя пару секунд.

— Ну, здравствуй, — улыбается мужчина и озвучивает фразу из моего ночного кошмара. — Маша… Маша-растеряша.

ГЛАВА 25

У меня такое чувство, что время остановилось, потому что я не могу перестать смотреть на улыбку хищника, не могу перестать жадно втягивать запах грейпфрута и хвои. Властный запах ненавязчиво обволакивает меня с такой силой, будто я случайно раздавила каблуком ароматические масла.

Не верится, что мужчина, которого вижу — не сон. И только когда стальные глаза на секунду скрываются за черными ресницами, я начинаю осознавать, что это реальность.

Расслабленная поза мужчины вводит меня в заблуждение, и когда я думаю, что с легкостью выхвачу потерянную часть своего гардероба, Влад просто поднимает вверх правую руку, а левой обнимает меня за талию и притягивает к себе.