Закрытое небо (СИ) - Ручей Наталья. Страница 35

Мне казалось, что было жарко до этого?

Я ошибалась.

Сейчас в спину словно ударяет поток огненной лавы, и я едва переношу эту горячую боль, которая поднимается по позвоночнику вместе с пальцами мужчины, чтобы сомкнуться раскаленным обручем на моей шее.

Он молча изучает взглядом мое лицо, словно надеется там что-то увидеть. Я пытаюсь повернуть голову, и не могу — пальцы не сжимают, но мягко не позволяют мне этого.

Единственное, что удается — поднять голову, чтобы увидеть его лицо. Пытаюсь понять, какие эмоции овладевают им: отвращение, злость или разочарование? И не могу. Он закрыт, и даже улыбка — часть его маски из льда.

Это жутко неудобно, но я делаю шаг назад. Я знаю, что мне это удается лишь потому, что он меня отпускает: скользя пальцами вдоль ключиц, убирает руку и ловко прячет мои трусики в карман брюк.

Вижу по взгляду — и здесь он меня просчитал: из нагрудного кармана я бы попыталась их вытянуть, а туда не полезу. Слишком интимно, слишком рискованно.

— Как ты меня нашел? — выдавливаю с трудом из горла, по которому словно проехались наждачной бумагой.

— Отлично, — склонив голову, комментирует Влад, — значит на «ты» мы уже перешли. А то я, к сожалению, отключился раньше, чем это понял.

Я пытаюсь не выдать волнения и легкого страха, которые бьют по нервам, заставляют съеживаться улиткой. Не хочу, чтобы он знал, с каким трудом мне удается держать плечи и спину прямыми и не рухнуть подкошенной ланью у его черных ботинок.

Он снова протягивает ко мне руку — не прикасаясь, ладонью вверх, и в какой-то момент я думаю, что он все же увидел насколько мне плохо. Но следующие слова это опровергают.

— Думаю, — говорит он спокойно, — ты согласишься, что как минимум нам надо поговорить.

— А как максимум?

На его губах опять мелькает улыбка, и тут же прячется после его ответа, понимая, что это несовместимо.

— Как максимум, моя дорогая, надеюсь, ты понимаешь, чем обернулась для меня твоя выходка.

— Полуминетом?

Серые глаза чуть прищуриваются, на какой-то миг кажется, что улыбка с губ переместилась туда, но если и так, она тонет под серыми глыбами.

— Не преувеличивай, ты только начала, до половины процесса дойти не успела. Кстати…

Он делает шаг и снова оказывается слишком близко ко мне, настолько близко, что голова кружится от этой близости и от его запаха. Мои пальцы начинают дрожать, желая прикоснуться к пульсу на его шее и проверить — так ли он зашкаливает, как у меня, или мне только кажется.

— Первый урок не закончен, Мария, — Влад считывает меня словно книгу, но в отличие от меня дает волю своим желаниям, и опять прикасается к моей шее.

Пока я задаюсь вопросом: не является ли такая настойчивость желанием меня придушить, он проводит по шее прохладными пальцами, и я невольно тянусь за этой прохладой и едва удерживаю себя от того, чтобы не попросить его прижать ладонь к моему горячему лбу.

Поймав себя на этих мыслях, отворачиваю голову, бросаю взгляд вниз, бездумно наблюдая за тем, как наполняется галерея посетителями и как художник тщетно удерживает разговорами Костю у моей фотографии.

— Мария… — возвращает меня в свою реальность мужчина.

Влад пальцем поворачивает мою голову, приподнимает мой подбородок, чтобы смотрела ему в глаза. А сам смотрит на мои губы, долго смотрит, и все-таки дожидается, когда я машинально облизываю их. Только потому, что они пересохли, и наждачка в горле, кажется, увеличивается в размерах. Только поэтому. Сглатываю, заметив, как стремительно темнеют глаза мужчины и выпаливаю, чтобы все это поскорее закончилось:

— Чего ты хочешь, Влад?

— Того же, чего и ты, — сообщает он тем же убийственно спокойным тоном. — Ты выставила свой счет — и я по нему заплатил. Теперь я выставлю тебе свой.

Бросаю взгляд на его запястье и, даже не разбираясь в часах, понимаю, что это другие. И тоже не из Китая.

Нет, за такие я точно не расплачусь. Это надо работать не помощником нотариуса, а как минимум мэром нашего города.

Мелькает безумная мысль: а вдруг те часы еще никто не забрал! И, конечно, я понимаю, что это нереально, я слишком долго болела и медлила, и все-таки я хватаюсь за эту соломинку.

— Я знаю, где твои прежние часы!

— Я тоже, — невозмутимо соглашается Влад. — Но ты ведь не думаешь, что я смогу их теперь носить?

— И где же они?! — проверяю.

— В ломбарде.

Значит, действительно знает, где они находились. Не знаю, как он нашел их. Наверное, так же, как и меня. Представить, что теперь он наденет те часы на запястье не просто не получается — меня выворачивает при одной мысли об этом.

— То есть, ты что-то за них получил, — заключаю я, не желая принимать поражения. — Значит, стоимость часов в счет не входит!

У него на секунду становится непередаваемый взгляд — как будто он старается не расхохотаться. Это пустое предположение, потому что я ни разу не видела, как он смеется — лишь раз только слышала, но стояла спиной. Эта догадка просто на уровне ощущений.

— Часы, выкуп своих собственных снимков, — перечисляет мужчина и сокрушенно вздыхает. — Никогда не думал, что мои фотографии так высоко ценятся. С журналами было проще — за это платили мне. Правда, мне объяснили, что здесь не портретная съемка, задействовано много людей, а это труд как-никак. И самое главное — здесь я позирую в таком востребованном нынче эротическом стиле.

Он говорит на полном серьезе, а я пытаюсь не рассмеяться. Даже палец прикусываю, чтобы не выдать себя. Неуместная реакция во время торгов за свое светлое будущее.

— Но меня волнует не это, — продолжает Влад, нехотя оторвав взгляд от моих губ. — И даже не траты на то, чтобы заполучить все носители, на которых могут сохраниться исходники…

Мне перестает быть смешно, когда я понимаю, что он или кто-то по его просьбе побывал в загородном доме у Николя.

— Меня беспокоит лишь то, — не обращая внимания на мое изумление, поясняет свою позицию мужчина со стальными глазами, — что я лишился невесты. Все, что можно решить с помощью денег — не проблема, а траты, а здесь… Мария, я безутешен! И считаю, что именно ты должна будешь это исправить.

Впервые за день мне становится холодно.

— Я не умею утешать, — бормочу едва слышно.

— Подучишься, — отметает возражение Влад.

И меня выносит от этого спокойствия и уверенности, что я соглашусь. Сама приближаюсь к нему еще ближе, пока его блейзер и моя куртка не соприкасаются, сливаясь в едином ансамбле, и пока его сердце не начинает отчетливо бить по моим ребрам.

— Моя свадьба не состоялась, а твоя просто перенеслась! — выдвигаю свой аргумент.

— Хорошо. Я тоже тебя утешу, — соглашается Влад, но тут же сбивает мое легкое бешенство вкрадчивым вопросом в самую точку. — Неужели ты на самом деле жалеешь, что не вышла замуж за Костю?

Я не могу себя заставить хотя бы кивнуть. Смотрю безотрывно в глаза, которые и не ждут ответа, а знают его, и молчу.

— Ты хочешь… — произношу едва слышно, — чтобы мы переспали?

— Нет. Мой счет куда выше, — отвечает он так же тихо. — Я хочу, чтобы ты стерла чужие поцелуи своими губами, заставила забыть о них, сделала так, чтобы я думал, что их никогда не было.

Я невольно перевожу взгляд на его губы, нервно сглатываю, представляя, как целую их. Провожу языком сначала по нижней, потом прикусываю ее и переключаюсь на верхнюю, впитываю в себя его шепот…

— Но ты ведь… никогда… — вспоминаю его условие.

— Правильно, моя дорогая, — продолжает он за меня, — я целую только ту женщину, которая стонет подо мной.

— То есть… но я… — у меня в голове не укладывается, что это тоже всерьез и я не ослышалась, а я ведь могу в таком состоянии.

— Ты будешь стонать подо мной, — он снова обхватывает мою шею, но теперь уже двумя руками, запрокидывает мою голову и впивается в мои губы взглядом так откровенно и властно, словно уже их целует. — Я хочу услышать твой стон, хочу ощутить его, когда буду в тебе.