Рассказы - Иган Грег. Страница 128

— Я не могу сильно увеличить разрешение, — ответил Кэмпбелл, — не купив процессорное время гораздо большего количества кластеров.

Проблема заключалась не в том, что ему для расчетов требовались большие вычислительные мощности. Чтобы сделать вообще хоть что‑то, нужно было заплатить минимальные тарифы за пользование, а для получения более четких изображений нам нужно большее количество компьютеров, а не большее время расчетов на каждом из них.

— Мы не можем рисковать, призывая добровольцев, как в прошлый раз. Нам придется лгать о том, для чего нужны эти расчеты, и можно не сомневаться, что кто‑нибудь их проанализирует и разоблачит нас.

— Обязательно.

Я отложил проблему до утра, проснулся в четыре с идеей и пошел в кабинет, где попытался расписать ее в деталях, пока Кэмпбелл не ответил на мою электронную почту. Когда окно программы связи открылось, я увидел, что взгляд у него затуманенный; в Веллингтоне было позднее, чем в Сиднее, но Кэмпбелл выглядел так, как будто спал не больше, чем я.

— Мы используем Интернет.

— Мы ведь решили, что это слишком рискованно.

— Я не про скринсейверы в подарок для добровольцев. Я говорю о самом Интернете. Мы разработаем способ делать вычисления, используя только пакеты данных и сетевые маршрутизаторы. Мы станем гонять трафик по всему миру и решим проблему географии бесплатно!

— Да ты шутишь, Бруно…

— Почему? Любую вычислительную схему можно построить, соединив достаточное количество логических элементов И‑НЕ. Думаешь, мы не сможем превратить перенаправление пакетов данных в элементы И‑НЕ? Но это лишь доказательство того, что такое возможно. Я полагаю: реально мы сумеем сделать нашу схему в тысячу раз плотнее нынешней.

— Сейчас приму аспирин и вернусь, — сказал Кэмпбелл.

Мы привлекли на помощь Элисон, но у нас все равно ушло шесть недель, чтобы придумать осуществимую схему, и еще месяц, чтобы она заработала. В конечном итоге мы воспользовались протоколами идентификации пользователей и коррекции ошибок, встроенными в Интернет на нескольких различных уровнях — такой смешанный подход не только помог нам произвести все необходимые вычисления, но и заметно снизил вероятность того, что осуществляемое нами аккуратное подсасывание вычислительных ресурсов будет обнаружено и ошибочно принято за какие‑нибудь вредоносные действия. Фактически мы крали у сетевых маршрутизаторов и серверов гораздо меньше ресурсов, чем если бы сели играть в крутую трехмерную многопользовательскую стрелялку, но у систем безопасности есть собственные идеи о том, что считать честным использованием, а что — подозрительным. Для них самым важным была не нагрузка на сеть, а то, как мы себя в ней ведем.

Наш новый глобальный арифметический телескоп выдавал изображения намного более четкие, чем прежде, с разрешением порядка километра на дальности в миллиард километров. Это дало нам возможность составить грубые рельефные карты планет «той стороны», обнаружить горы на четырех из них и то, что могло было океанами, на двух из тех четырех. Если там и имелись какие‑либо искусственные структуры, они или были слишком малы, чтобы их различить, или эту искусственность мы просто пропустили.

Наше Солнце и звезда с этими планетами имели относительную скорость около шести километров в секунду. За десятилетие после Шанхая обе солнечные системы изменили свое относительное местоположение примерно на два миллиарда километров. Где бы теперь ни находились те компьютеры, которые сражались с «Сияющим» за контроль над границей, они в тот момент точно не располагались на одной из тех планет. Возможно, у них было два корабля, один из которых следовал за Землей, а второй, более крупный, экономил топливо, просто следуя за Солнцем.

Юэнь наконец‑то поправил здоровье, и все заговорщики собрались на телеконференцию, чтобы обсудить результаты.

— Нам следовало бы показать их геологам, ксенобиологам… всем, — сокрушался Юэнь. Конечно, он предлагал такое не всерьез, но я разделял его отчаяние.

— А я больше всего жалею о том, что мы не можем ткнуть Сэма носом в эти картинки, просто чтобы показать, что мы не настолько глупы, как он думает, — сказала Элисон.

— Полагаю, его изображения гораздо более четкие, — заметил Кэмпбелл.

Чего и следует ожидать, когда имеешь фору в несколько столетий, — парировала Элисон. — Если они там все такие умники, то почему им нужны мы, чтобы рассказать, как ты перепрыгнул границу?

— Они вполне могли угадать, что именно я сделал, — возразил он, — но все еще ищут подтверждение. А чего они, наверное, хотят, так это исключить возможность, что мы обнаружили нечто иное. То, о чем они никогда бы и не подумали.

Я всматривался в условные цвета глобуса чужой планеты, воображая серо‑синие океаны, покрытые снегом горы с чужими лесами, странные города, удивительные машины. Пусть даже это чистая фантазия, и наш временный сосед бесплоден, где‑то все же есть планета, откуда были запущены корабли.

После Шанхая Сэм и его коллеги решили держать нас в неведении десять лет, но теперь уже мы решили закрепить это недоверие, придержав секрет нашего случайно открытого оружия. Если они догадались о его сути, то уже могли найти защиту против него, в этом случае молчание не давало нам никаких преимуществ.

Но если это предположение ошибочно? Тогда тамошние «ястребы» только и ждали, когда мы передадим им суть работы Кэмпбелла, чтобы сокрушить нас.

— Нам нужно кое‑что спланировать, — решил я. — Хочу надеяться на лучшее, но мы должны быть готовы к худшему.

Чтобы превратить это пожелание в нечто конкретное, потребовалось гораздо больше работы, чем я представлял, и лишь через три месяца картинка начала складываться. Когда я наконец‑то вспомнил про повседневный мир, то решил, что заработал перерыв. У Кейт приближались свободные выходные, и я предложил съездить на день в Голубые горы.

Сначала она отнеслась к этому с сарказмом, но когда я не отступился, она сперва немного смягчилась и в конце концов согласилась.

Пока мы ехали из города, возникший между нами холодок начал медленно таять. Мы слушали музыку по радио и удивленно смеялись, осознав, что самая крутая современная музыка состоит по большей части из перепевок и ремиксов песен, считавшихся хитами, когда нам было по двадцать, и вспоминая расхожие шутки времен нашего знакомства.

Но когда мы уже ехали в горах, выяснилось, что невозможно просто перевести часы назад.

— Не знаю, на кого ты работал последние несколько месяцев, но мог бы ты поместить их в свой черный список? — спросила Кейт.

— Это их так напугает, — рассмеялся я и, подражая голосу Марлона Брандо, проговорил: — Вы в черном списке Бруно Констанцо. Вы никогда больше эффективно не запустите в этом городе программы для распределенных вычислений.

— Я серьезно, — сказала она. — Не знаю, то ли работа тебя так напрягает, то ли заказчики, но ты действительно стал какой‑то дерганый.

Я мог бы дать ей обещание, но вряд ли сумел бы даже произнести его искренне, а уж тем более сдержать.

— Нищие не выбирают, — ответил я.

Она тряхнула головой и разочарованно поджала губы:

— Если ты действительно хочешь получить инфаркт, дело твое. Но не притворяйся, что причина только в деньгах. Мы никогда не были нищими, равно как и богатыми. Если, конечно, ты не переводишь все заработки на свой счет в Цюрихе.

У меня ушло несколько секунд, чтобы убедить себя, что упоминание о швейцарском банке — чистая случайность. Кейт знала об Элисон, о нашей давней близости. У нее самой хватало мужчин из прошлого, и все они жили в Сиднее, а мы с Элисон более пяти лет даже не ступали на один и тот же континент.

Мы оставили автомобиль и около часа шагали по живописной тропе, почти не разговаривая. Нашли местечко возле ручья, с камнями, выглаженными потоками какой‑то древней реки, и съели завтрак, который я прихватил с собой. Вглядываясь в голубую дымку поросшей густым лесом долины внизу, я не мог выбросить из головы образ густонаселенных небес «той стороны». Ведь нас окружает поразительное богатство: чужие миры, чужая жизнь, чужая культура. Должен отыскаться способ положить конец взаимному недоверию и начать истинный обмен знаниями.