Рассказы - Иган Грег. Страница 83

Николсон попросил дать ему список наших потенциальных врагов, но я не смог припомнить ни одного имени. За много лет у меня не раз случались деловые конфликты разной степени серьезности — главным образом с обиженными художниками, которые в конце концов забирали свои работы из галереи, — но я искренне не мог представить себе, чтобы кто-нибудь из этих людей решил отомстить мне так зло и вместе с тем так по-детски. Напоследок он спросил:

— Ваша жена когда-нибудь делала сканирование?

Я рассмеялся:

— Не думаю. Она терпеть не может компьютеры. Даже если сканирование подешевеет в тысячу раз, она не станет его делать.

— Понимаю. Ну что ж, спасибо за помощь. Если что-либо подобное повторится, просим немедленно ставить нас в известность.

Когда он повесил трубку, я запоздало подумал, что надо было спросить: «А если бы моя жена сделала сканирование? Вы хотите сказать, что хакеры уже научились проникать в скэн-файлы?»

Эта мысль меня расстроила. Впрочем, какое это могло иметь отношение к шутке, которую со мной сыграли? Ведь столь детального компьютерного описания Лорен не существовало в природе, и шутники должны были как-то иначе раздобыть информацию для моделирования ее внешности.

Я ехал домой на ручном управлении, и пять раз чуть-чуть превысил предельную скорость, поглядывая на приборную доску, где дисплей высвечивал все увеличивающуюся сумму штрафа. Наконец автомобиль сказал: «Еще одно нарушение, и у вас отберут права».

Прямо из гаража я пошел в студию. Лорен, конечно, была там. Я стоял в дверях и молча наблюдал, как она возится с набросками. Она снова работала углем, но я не видел, что именно она рисует. Частенько я поддразнивал ее за эти архаические методы:

— Откуда такая преданность традиции? У этих материалов столько недостатков. Раньше художники мирились с ними, так как не имели выбора, но теперь-то зачем притворяться? Расскажи компьютеру, чем именно тебе так дороги уголь и бумага, или холст и масло, и получишь на экране любой материал, только он будет гораздо лучше настоящего.

Но она всегда отвечала одно и то же:

— Я делаю то, что умею, то, что люблю, то, к чему привыкла. Что в этом плохого?

Мне не хотелось мешать ей, но не хотелось и уходить. Если она и заметила меня, то не подавала виду. Я стоял и думал: «Как я все-таки люблю тебя. А ты, оказывается, такая сильная — как гордо ты держала голову в самый разгар…»

Я вздрогнул. В самый разгар — чего? Когда похитители подтолкнули тебя к объективу камеры? Но ведь этого не было!

Конечно, на самом деле этого не было. Но я знал, что Лорен вела бы себя именно так, она не дрогнула бы, не потеряла самообладания. И я испытывал восхищение ее отвагой и хладнокровием, хоть мне и напомнили о них весьма странным способом.

Я повернулся, чтобы уйти, но она сказала:

— Если хочешь, оставайся. Мне не мешает, когда ты смотришь.

Я сделал несколько шагов в студию, где царил хаос. После холодной пустоты галереи, похожей на пещеру, здесь было очень уютно:

— Можно взглянуть?

Она отошла от мольберта с почти законченным рисунком. На рисунке женщина, прижав к подбородку стиснутые кулаки, глядела прямо на зрителя, глядела завороженно и тревожно, будто старалась, но не могла отвести взгляд от чего-то страшного.

— Это — ты? Что, автопортрет? — спросил я, не сразу уловив сходство.

— Да, я.

— Разреши узнать, на что ты так смотришь?

Она пожала плечами:

— Трудно сказать. Наверное, на неоконченную работу. Это, вероятно, портрет художника, который работает над своим собственным портретом.

— А ты не хочешь попробовать поработать с камерой и зеркальным экраном? Можно запрограммировать любую стилизацию твоего отражения, которая будет фиксироваться в момент твоей реакции на само отражение…

Она с улыбкой покачала головой:

— Не проще ли вставить зеркало в раму?

— Почему зеркало? Люди хотят видеть не себя, они хотят проникнуть в душу художника.

Я подошел ближе и поцеловал ее, но она почти не обратила на это внимания.

— Я рад, что ничего не случилось, — сказал я нежно.

— Я тоже, — засмеялась она. — Не волнуйся, теперь я никому не позволю меня похитить, а то тебя хватит удар, прежде чем ты успеешь заплатить выкуп.

Я приложил палец к ее губам:

— Не вижу ничего смешного. Я на самом деле был в ужасе. Кто знает, что у них на уме? Намекали на какие-то пытки…

— Пытки на расстоянии? Что-то в стиле ву-ду? — Она высвободилась из моих объятий, подошла к верстаку. Стена над ним была увешана рисунками, которые она считала неудачными и хранила «себе в назидание».

Взяв с верстака нож для бумаги, она крест-накрест рассекла свой старый автопортрет, который я очень любил.

Потом повернулась ко мне и с притворным изумлением сказала:

— И совсем не больно!

Мне удалось избегать разговоров на эту тему вплоть до позднего вечера. Обнявшись, мы сидели в гостиной перед камином. Пора было ложиться спать, но так не хотелось покидать этот уютный уголок (хотя по одному слову дом воспроизвел бы точно такое же приятное тепло в любом другом месте).

— Меня тревожит, — сказал я, — что кто-то тайно снимал тебя видеокамерой, причем достаточно долго. Они ведь идеально смоделировали твой голос, лицо, манеры…

— Какие манеры? — Лорен сердито посмотрела на меня. — Эта, на экране, и одной фразы не успела сказать. Никто за мной не следил, просто подключились к телефону и записали мой разговор с кем-нибудь. Они же сумели прорваться через твоего электронного секретаря? По-моему, это компания скучающих хакеров, которые не знают, чем им заняться.

— Может быть. Только для такого дела нужен не один разговор, а десятки разговоров. Не знаю как, но они собрали кучу информации. Я разговаривал с художниками, которые занимаются имитационными портретами — десять — двенадцать секунд в движении требуют многих часов позирования, и все равно очень трудно обмануть специалиста. Конечно, я должен был сразу заподозрить подделку, но ведь не заподозрил — потому, что ты выглядела очень убедительно, вела себя именно так, как я ожидал…

Она раздраженно передернула плечами:

— Ничего общего со мной! Мелодраматично, неестественно! Между прочим, потому они и показали такой маленький отрывок.

Я покачал головой:

— Никто не может верно оценить свое собственное изображение. Поверь, даже за эти несколько секунд мне стало абсолютно ясно, что на экране ты.

Разговор затянулся почти до утра. Лорен стояла на своем, а мне пришлось признать, что мы вряд ли можем принять какие-либо добавочные меры безопасности — независимо от того, вынашивает ли кто-нибудь злодейские планы. Дом и так оборудован сверхсовременной системой охраны, у нас с Лорен есть хирургически имплантированные аварийные радиомаяки, а сама мысль о том, чтобы нанять вооруженную охрану, внушает мне отвращение.

Пришлось мне согласиться и с тем, что серьезный похититель не стал бы предварительно разыгрывать нас по телефону.

В конце концов я устал и сдался (почему-то мне казалось, что надо принять какое-то решение немедленно). Да, я, наверное, делаю из мухи слона. Да, я, наверное, не могу в душе признать, что меня просто одурачили. Да, наверное, это была просто шутка.

Злая шутка. Технически сложная шутка. Шутка без всякой видимой цели.

Когда мы улеглись в постель, Лорен почти сразу уснула, а я еще долго лежал и думал. Мысли о загадочном звонке на некоторое время уступили место другим заботам.

Как я и сказал детективу, Лорен никогда не делала сканирования. Но сканирование сделал я. Была составлена подробнейшая карта моего тела, с точностью до отдельных клеток. Помимо прочего, эта карта включала описание всех нейронов моего мозга и всех связей между ними. Тем самым я купил себе нечто вроде бессмертия — что бы ни случилось, самый свежий снимок моего тела мог «воскреснуть» в качестве Копии — точной компьютерной модели меня — и жить в виртуальной реальности. И эта модель будет как минимум действовать и думать так, как я. У нее будут те же воспоминания, та же вера, те же цели и желания. Пока такие модели действуют медленнее, чем оригинал, виртуальная реальность слишком упрощена, а роботы телеприсутствия, служащие для взаимодействия с внешним миром, неуклюжи и комичны. Но время идет, и эта технология быстро прогрессирует.