Рассказы - Иган Грег. Страница 84

Мою мать уже воскресили в суперкомпьютере под названием «Кони-Айленд». Отец умер еще до того, как изобрели сканирование. Родители Лорен живы и сканирования не делали.

Я делал его дважды, последний раз три года назад. Коррекцию следовало провести гораздо раньше, но это означало опять столкнуться со всеми неприятными реалиями моей будущей посмертной жизни. Лорен никогда не осуждала меня за мой выбор, перспектива моего будущего виртуального воскрешения, видимо, не слишком ее занимала, но она четко дала понять, что не последует этому примеру.

Я давно выучил наизусть все «за» и «против» в наших с ней спорах.

Лорен: Я не хочу, чтобы компьютер имитировал меня после моей смерти. Какая мне будет от этого польза?

Дэвид: Не надо так презирать имитацию — вся жизнь состоит из имитации. Каждый орган в твоем теле все время перестраивается, внешне сохраняя прежнее обличье. Каждая клетка, умирая в акте деления, заменяет себя двумя самозванцами. В твоем теле не осталось ни единого атома, с которым ты родилась. Что же определяет твою идентичность самой себе? Не физический объект, а некоторая совокупность информации. Так что, если твое тело будет имитировать не оно само, а компьютер, вся разница сведется к тому, что он будет делать меньше ошибок.

Лорен: Если ты веришь в это… что ж, замечательно. Но я отношусь к смерти иначе. Я боюсь ее, как и все, но сознание того, что меня просканировали, нисколько не уменьшит этот страх. Я не стану чувствовать себя бессмертной, это вообще не принесет мне никакого утешения. Зачем же мне это делать?

И я никогда не мог решиться сказать ей (даже мысленно): «Сделай это потому, что я не хочу потерять тебя. Сделай это ради меня».

Следующее утро я провел в переговорах с куратором большой страховой компании, желавшей заново отделать несколько сот холлов, лифтов и залов заседаний, как реальных, так и виртуальных. Я без труда продал ей некоторое количество электронных обоев достаточно солидного вида, разработанных достаточно прославленными юными талантами.

Некоторые голодные художники помещают в сетевые галереи снимки своих работ, сделанные с несколько пониженным разрешением. Они хотят, чтобы снимок не вызывал отвращения и в то же время не был слишком точной копией оригинала зачем тогда покупать оригинал? За произведение искусства никто не станет платить, не увидев его, а в сетевых галереях видеть и иметь — это одно и то же.

С этой точки зрения нет ничего лучше обычных физических галерей — если их содержать с умом. В моей галерее тщательно досматривали каждого посетителя в поисках микрокамер или записывающих устройств, подключенных к зрительным участкам коры мозга. Покидая галерею, они не уносили с собой ничего, кроме впечатлений. Будь моя воля, я бы еще брал у каждого анализ крови на генетическую предрасположенность к эйдетической памяти, но это, увы, незаконно.

Днем я, как обычно, просматривал работы честолюбивых экспонентов. Досмотрев до конца ту вещь Крейцига, которую мне помешали досмотреть накануне, я принялся просеивать кучу мелких работ. За двадцать лет в галерейном бизнесе я научился сортировать произведения искусства в соответствии со вкусами своей избранной клиентуры с той же легкостью, с какой другие сортируют гайки и болты на ленте конвейера. Мое эстетическое чувство не притупилось, а, напротив, заметно отточилось за эти годы — другое дело, что лишь о совершенно исключительных работах я мог думать в иных категориях, нежели рыночные.

Когда на экран снова ворвалось изображение «похитителя», я даже не удивился — подсознательно я ждал этого весь день. Сжавшись от тягостных предчувствий, я испытывал в то же время искренний интерес — хотелось наконец понять, для чего же задуман весь этот маскарад. Второй раз они меня не обманут, чего же тогда бояться? Зная, что Лорен в безопасности, я мог взглянуть на происходящее чуть более отстраненно и попытаться найти ключи к разгадке этой тайны.

Маска сказала:

Вновь появился синтезированный образ Лорен. Я деланно рассмеялся. В чем эти люди хотят меня убедить? Я пристально и спокойно изучал изображение на экране. Грязная комната, в которой мне показывали Лорен на этот раз, явно давно не ремонтировалась. Очередной элемент «реализма», чтобы подчеркнуть отличие от предыдущей маски. На этот раз «она», кажется, ни от кого не отбивалась; не было никаких признаков плохого обращения с «ней» (кажется, «ей» даже удалось умыться), но в выражении «ее» лица появилось нечто новое неуверенность и даже легкий намек на панику.

Потом она посмотрела прямо в объектив камеры и сказала:

— Это ты, Дэвид? Они не дают мне увидеть тебя, но я знаю, что ты здесь. И я знаю, что ты уже делаешь все возможное, чтобы вытащить меня отсюда, но, пожалуйста, поторопись. Пожалуйста, заплати им эти деньги как можно скорее.

Мое напускное равнодушие затрещало по всем швам. Я понимал, что это всего лишь хорошая компьютерная анимация, но слышать, как «она» взывает ко мне, было почти так же тяжело, как если бы звонила настоящая Лорен. У меня в голове не было выключателя, который можно было повернуть и потом спокойно слушать, как любимый человек умоляет спасти ему жизнь.

— Ты, садист, сука — заорал я, закрыв лицо руками. — Думаешь, я тебе заплачу, чтобы ты больше не звонил?! Да я починю телефон, и все дела! А тебе советую включить интерактивное кино и выдрать свой собственный труп!

Ответа не было, и когда я оторвал руки от лица, экран уже погас.

Я подождал, пока руки перестали дрожать — от злости, — и на всякий случай позвонил детективу Николсону. Я переслал ему запись второго звонка. Он поблагодарил. Я сказал себе, что поступил правильно — компьютер будет анализировать манеру преступника, и тут любое свидетельство ценно; может, и задержат подонка, если он еще с кем-нибудь захочет сыграть ту же шутку.

Затем я позвонил в компанию, у которой приобрел программы управления офисом, и рассказал о своих проблемах — опуская детали субъективного свойства.

Меня соединили с женщиной — специалистом по поиску неисправностей. Она попросила открыть доступ к диагностическому каналу; я сделал это. На пару минут она исчезла. А я думал: сейчас найдет какую-нибудь пустячную неисправность, починит, и все будет в порядке.

Когда она появилась на экране вновь, ее лицо было настороженным:

— Программы работают нормально, — сказала она. — Никаких признаков нелегального подключения или подслушивания. Когда вы последний раз меняли пароль прямого соединения?

— Э-э-э… я его ни разу не менял с тех пор, как установил систему.

— То есть в течение пяти лет пароль не менялся? Мы не рекомендуем так поступать.

Я виновато кивнул, но сказал:

— Не представляю, как кто-нибудь мог его узнать. Даже если бы они назвали несколько тысяч слов наугад…

— При четвертой неудачной попытке угадать пароль система поставила бы вас в известность. К тому же проверяется голос говорящего. Пароли обычно крадут при помощи подслушивающей аппаратуры.

— Кроме меня, пароль знает только жена, но думаю, она им ни разу не пользовалась.

— В файле записаны два отпечатка голоса. Кому принадлежит второй?

— Мне. На случай, если придется вызывать систему управления офисом, находясь дома. Впрочем, я никогда этого не делал, так что сомневаюсь, что пароль хоть раз произносился вслух.

— Так, вот тут есть протоколы обоих прямых звонков…

— Это ни к чему, я записываю все свои разговоры и уже передал копии в полицию.

— Нет, я говорю не о записи разговоров. Из соображений безопасности начальная стадия разговора — тот момент, когда произносится пароль записывается отдельно и в зашифрованном виде. Если хотите прослушать эти записи, я скажу вам, как это сделать. Но чтобы санкционировать декодирование, вам придется самому сказать вслух пароль.