Руна на ладони (СИ) - Федорова Екатерина. Страница 52

Свейта была права, с ненавистью подумал Ульф. Не надо было доверять словам Торгейра. С самого начала.

Рычание наконец вырвалось из его оскаленного рта.

Хильдегард задумчиво округлила нежные губы. Спросила, глянув в сторону Ульфа:

— Куда ушел твой драккар, волк? Отвечай!

Его губы двинулись, язык шевельнулся. Он торопливо клацнул клыками, попытавшись его прикусить…

Не помогло, хоть по языку и стегнуло болью, а рот наполнился кровью. Ульф скорее пролаял, чем выговорил:

— В Ульфхольм!

И в это мгновенье наконец очнувшийся Сигтрюг простонал:

— Хильдегард… помоги мне…

Уже очнувшийся Гудбранд молчал, хрипло выдыхая — и судя по запаху, продолжал неподвижно сидеть рядом с выходом, у стенки. От него удушающе-остро тянуло страхом.

— Гудбранд и Сигтрюг, — чисто, напевно сказала Хильдегард. — Замрите. И чтоб ни звука! Не хватало ещё, чтобы вы мешали мне думать!

— Может, погасишь свет? — вмешался Торгейр. — А то как бы не прибежали те, кто нас сейчас ищет.

Ульф, скосив глаза, разглядел на полу между Торгейром и Хильдегард что-то, похожее на раскаленный камешек. От него исходило тусклое, красновато-блеклое сияние…

— Каждый, кто войдет сюда, тут же выйдет, забыв обо всем, — совершенно равнодушно ответила она. — Руна Наудис на моей коже, и здешние вояки сделают все, что я скажу.

Наудис, стегнуло по сознанию Ульфа. Или Наудр. Руна рабьей покорности…

Значит, руна просто должна быть на коже?

— Как мне теперь достать девицу? — бросила Хильдегард. — Я ведь даже в лицо её не знаю, так что руна Врат тут не поможет. Сам волк здесь, людей с его драккара я, может быть, и видела — но не помню… ещё три дня, и женщина из Неистинного Мидгарда доплывет до Ульфхольма.

Она резко выдохнула, посмотрела на Торгейра. Заявила сдержано:

— Ты должен был сделать все, чтобы девица осталась в бухте.

Тот нахмурился.

— Волк начал что-то подозревать. Я говорил — тебе следовало появиться на его корабле, пока он шел к Нордмарку.

— Тогда волчья невеста мне не поверила бы, — надменно бросила Хильдегард. — Конечно, её можно скрутить — но что я получу от безвольного тела? Оно может пригодиться твоим людям — но не мне. Мне нужно другое!

И я был прав, отправив Свейту в Ульфхольм, горячечно, зло подумал Ульф. Выходит, она нужна Хильдегард. Для чего? Понятно, что тут замешаны руны…

— Уже не невеста, — усмехнувшись, объявил Торгейр. — Его жена. Оборотень объявил об этом своим людям. И спали они по пути в Нордмарк вместе, в одной каюте.

— Вот как? — Хильдегард внимательно посмотрела на Ульфа. — Ты сумел за пару дней уговорить девицу из другого мира не бояться твоих клыков? Силен, волк. Люди из Неистинного Мидгарда пугливы, уж я-то это знаю.

Она знает, уцепился Ульф за эти слова. Хильдегард уже имела дело с кем-то из Неистинного Мидгарда?

Дочь ярла Арнстейна повернулась к Торгейру.

— Она хоть выглядела довольной после него, эта волчья жена? Я знаю, что оборотни своих женщин не принуждают, им это не дано…

— Я бы назвал это робкой девичьей любовью, — насмешливо заметил Олафсон. — Если бы не знал, что она уже не девица. Да, она выглядела вполне довольной. И даже изображала из себя хозяйку в его каюте.

Припухлые губы Хильдегард снова округлились, пшеничные брови взлетели. Она вдруг весело выдохнула:

— Но это же меняет все! Значит, волчья жена сама прибежит сюда, стоит волку её позвать. Жаль, конечно, что та сказка, что я заготовила, не пригодилась. И труп Гуннульфа напрасно тух три дня в здешней кладовой…

Труп Гуннульфа, подумал Ульф. Выходит, глава оборотневой стражи все-таки не успел уйти из крепости вовремя. Но для чего им понадобился его труп?

А потом плетью хлестнула догадка. Гуннульф оборачивался в лунного волка, со светлой шерстью. Как он сам. А для людей все перекинувшиеся оборотни на одно лицо — вернее, на одну морду.

Они хотели показать Свейте труп Гуннульфа, выдав его за тело мужа. Затем, наверно, предложили бы защиту в обмен на её дар.

И все-таки что-то не связывается, судорожно решил Ульф. Есть ещё что-то…

— Выброси эту тухлятину в море, — равнодушно бросил Торгейр. — И будем надеяться, что волчья жена явиться, когда получит весточку от оборотня. Несколько дней у нас ещё есть.

Хильдегард улыбнулась. Посмотрела на Ульфа.

— А ты что скажешь, волк? Прибежит твоя женщина, если ты её позовешь? Отвечай.

И хоть сказано было мягко — но губы Ульфа шевельнулись.

Нельзя, яростно подумал он. Снова клацнул клыками, почти откусив себе половину языка — рана на котором успела немного зажить…

А следом он все-таки проговорил, невнятно, кулдыкающе, пока кровь щедро заливала шерсть на подбородке и шее:

— Не… не знаю. Я её опоил. Она не простит.

— Зачем? — Хильдегард взглянула с интересом.

— Хо… хотела идти со мной! — неровно пролаял Ульф. — Сюда!

— Вот и славно, — задумчиво сказала Хильдегард. — А то я уже подумала, что ты именно так её и получил, опоив и уложив под себя. Раз хотела пойти вместе с тобой — значит, беспокоилась за тебя. Раз беспокоилась, стало быть, прибежит.

Дверь мастерской вдруг с грохотом распахнулась, кто-то изумленно выкрикнул:

— Торгейр?! Что ты тут…

— Молчать! — резко приказала Хильдегард, глядя в сторону выхода. — Войдите. Но тихо, без болтовни.

В мастерскую послушно, безмолвно вошли трое стражников.

За раскрытой дверью, во дворе крепости, перекликались людские голоса. Оттуда тянуло тревогой, смешанной с ночной свежестью, где-то зло гавкнул пес…

— Кто у вас сегодня присматривает за стражей? — деловито спросила Хильдегард.

— Ярл Скаллагрим, — ответил один из воинов.

— Вот и хорошо, — нетерпеливо бросила она. — Раз вы успели крикнуть, думаю, сейчас сюда прибегут. Но это и к лучшему — с этим пора заканчивать. Приказываю вам выйти и охранять дверь. Тем, кто прибежит, скажете, что внутри находятся Гудбранд и Сигтрюг. Они хотят видеть ярла Скаллагрима, чтобы признаться ему в убийстве конунга Олафа. Никого, кроме ярла, не пускайте. Идите.

Мужики вышли, старательно прикрыв за собой дверь. Хильдегард снова посмотрела на Ульфа.

— Что ж… мы с тобой ещё поговорим, волк. И не раз. А сейчас приказываю — забудь все, что ты слышал здесь. Вы пришли в крепость, захватили Гудбранда и Сигтрюга. Ты пытками заставил их признаться в убийстве Олафа. Меня этой ночью ты не видел. Все понял, Ульф?

Ему вдруг стало тяжело дышать. Оборотень разинул рот, пытаясь глотнуть воздуха — но ребра словно стиснула чья-то громадная лапа, и вздохнуть он не смог. Тени, притаившиеся вокруг, стали чернее, потянулись к нему длинными когтями…

— Отныне ты будешь служить конунгу Торгейру — верно, как его правая рука, — объявила Хильдегард.

Торгейр, стоявший за её спиной, вскинул брови. Посмотрел на Ульфа насмешливо, но не сказал ни слова.

— И мне ты тоже будешь служить — как жене твоего конунга, — закончила Хильдегард. — А сейчас надень гривну. Люди не должны видеть тебя без неё.

Ульф качнулся, покорно сделал шаг в сторону Торгейра. В голове метались мысли — рваными кусками, в которых не было смысла…

Было что-то, что он должен помнить, вдруг всплыло у него в уме. Помнить и не забывать. Но что?

Свейта, уверенно подумал Ульф. Вот о ком нельзя забывать.

Однако Свейта в безопасности, он отправил её в Ульфхольм. Впрочем, если Торгейр станет конунгом и сделает его своим помощником, да ещё подарит поместье ярла Хёгни, как обещался…

Тогда Свейту придется вызвать сюда, в Нордмарк. Место жены рядом с мужем.

ГЛАВА 8

Когда Света пришла в себя, её тошнило. Язык лежал во рту сухой шершавой тряпкой, палуба покачивалась…

И щеку щекотал мех покрывала.

Я по-прежнему на корабле, вяло подумала Света.

А Ульф ушел с Торгейром в крепость. Но сначала он её то ли опоил, то ли околдовал какой-то местной магией….