Чистый лист - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 5

— Нет. Майя, вы сейчас — чистый лист. Стирание опасно и запрещено не только потому, что утрачивается личность, но потому, что на освободившемся месте можно создать что угодно. Чтобы повлиять на вас, даже стараться не надо, новорожденные дети приходят в мир куда более защищенными. Пусть с морально-этической точки зрения это неправильно, но Горан говорит верно: я один из немногих, чье соседство вам на данном этапе неопасно.

— Как повлиять? — запуталась я. — И почему именно ты — безопасен? Нет, не подумай, я ничего не имею против, ты очень милый, но хотелось бы подробностей.

Недич поперхнулся ответом, Горан и Небойша дружно захохотали, а Вук неодобрительно нахмурился.

— Я… кхм. Польщен, — смущенно кашлянув, сообщил Май и поспешил поскорее перейти к делу.

Все снова упиралось в ту самую магию, с существованием которой мне почему-то было очень тяжело смириться. В той или иной степени умением видеть магию, сопротивляться и пользоваться ей обладали все люди, это было еще одно чувство наряду со зрением, слухом и прочими привычными. Эта способность появлялась еще до рождения, развивалась вместе с ребенком и для кого-то становилась основой будущей профессии, как слух для музыкантов.

Здешние обитатели настолько сживались с этой способностью, что использовали ее непроизвольно, по мелочи, в обычной жизни, в личном общении, даже не пытаясь всерьез на кого-то повлиять. Нормальными взрослыми людьми магия воспринималась где-то на подсознательном уровне наряду с запахом, и реакция шла тоже из глубины сознания, влияла на первое впечатление, но и только.

А вот на меня магия действовала иначе, заставляла меняться и подстраиваться. При длительном нахождении рядом с одним человеком неизбежно возникли бы привыкание и зависимость: мой организм так настроился бы на этот «запах», что существование без него стало бы вызывать дискомфорт, вплоть до самых мучительных его проявлений, включая физическую боль, и могло даже привести к смерти.

— И что, мне теперь всю жизнь от людей шарахаться? — ужаснулась я.

— Нет, это временно, — успокоил Горан. — У тебя выработается защита, у стертых это происходит достаточно быстро. Думаю, через неделю тебя уже сложно будет отличить от обычного человека и станет возможно свободно выпускать в люди. И тебе никакого вреда, и впечатлительным окружающим никакого ущерба. Увы, какие-то магические способы маскировки сейчас к тебе применять чревато, вреда будет больше, чем пользы.

— А что не так с окружающими? — заинтересовалась я.

— Ну… Май, а у тебя тут зеркала, случайно, нет?

— Случайно, есть, — отозвался тот и, опираясь на подлокотники, поднялся.

— Да я бы обошлась, — виновато заметила тезке. — Куда ты подорвался?

— Майя, я не умирающий и даже не смертельно больной, — поморщился Недич. — Идите сюда, вам действительно нелишне взглянуть.

Зеркало нашлось на внутренней стороне дверцы одного из шкафов, оказавшегося платяным.

— Ой, ма-ама, — протянула я, рассматривая собственное отражение. — Вот же… жуть с глазами. Это точно не навсегда?

— Да. Глаза скоро поменяют цвет, они восстанавливаются первыми.

— Ты меня утешил.

Неестественную белизну собственной кожи и волос я отметила раньше, но вокруг было слишком много куда более интересных вещей, чтобы обращать на это внимание. Да все смотрелось бы не так страшно, если бы не глаза. Даже не красные, как у альбиносов, а в полном смысле слова — белые, с черными дырочками зрачков.

— А у вас, господа, крепкие нервы, — заметила я. — Смотрю на это, и мне хочется шарахнуться в сторону или шарахнуть чем-то тяжелым. А ну как приснится?!

— Вы красивая девушка, Майя, — убежденно возразил Недич, возвращая мне комплимент. — А цвет глаз поменяется, это ерунда.

Нет, ну ведь он правда ужасно милый!

— Спасибо, — ответила я с проникновенной улыбкой.

А нервы и впрямь крепкие, Недич даже не поморщился, хотя гримаса у меня наверняка получилась впечатляющая.

Обменявшись с тезкой любезностями, я вернулась обратно в кресло, чтобы не заставлять мужчину стоять. Спасибо, я уже это выучила, и мне до сих пор стыдно. Кстати, надо бы узнать, что там за авария такая и что у нее за последствия, а то мало ли как еще я умудрюсь ему невольно навредить?

— Так, а почему именно Май для меня безопасен?

— Потому что он черный.

— Прости, что? — переспросила я, недоверчиво уставившись на Стевича. Ассоциации в голове возникли очень смутные, я так и не поняла, с чем именно, но — точно неправильные, потому что слово Недичу не подходило.

— Черный маг.

— Это хорошо? — неуверенно уточнила и рассеянно потерла лоб. — Знаешь, хоть магии и нет, но мне почему-то кажется, что черный маг — это, наоборот, очень плохо. И совсем не про Мая.

— В этом нет ничего плохого, это просто цвет магии, — пожал плечами Стевич. — Черная магия — это защита, а в случае с Маем абсолютный экран от всего: он самый черный маг из всех, кого я знаю, и ни к чему больше не предрасположен.

— А почему он тогда преподает какие-то расчетные дисциплины вместо этой черной магии, если он такой черный?

— Потому что он в ней мало что понимает, — вздохнул Горан, почему-то бросив извиняющийся взгляд на друга.

— Возможности мага во многом завязаны на его настроение, эмоциональное состояние и личные качества, — начал Май каким-то деревянным голосом. Надеюсь, лекции он ведет не таким тоном… — Благополучная гармоничная личность ко всему предрасположена примерно одинаково, а дальше все зависит от желаний и устремлений человека, который выбирает направление для дальнейшего развития по своему усмотрению. Любое отклонение личности от равновесия вызывает перекос. Чем сильнее перекос, тем уже спектр возможностей. Иногда, обычно под влиянием внешних обстоятельств, возможности меняются. Порой кардинально. А преподаю я то, в чем понимаю и что мне интересно.

Я открыла рот, чтобы спросить, отчего же так перекосило самого Мая, — и закрыла. И заговорила в итоге совсем о другом, потому что…

Я, может, многого не понимаю в этой жизни и вообще «родилась» пару часов назад, но сложить два и два способна. И аварию, при упоминании которой Недич ругался, и виноватые взгляды Горана, и подчеркнуто отстраненный вид самого Мая, и другие оговорки. Спасибо, я уже догадалась, что у него недавно случилась большая беда, но благородные аристократы о своих проблемах не говорят.

Или настоящие мужчины не жалуются, или Недич предпочитает не вспоминать, или всего понемногу. В любом случае я побуду пай-девочкой и в лоб ничего спрашивать не стану. Зачем обижать хорошего человека? Лучше потом у Стевича узнаю, он наверняка расскажет. Или у любого другого знакомого Мая, потому что секрета тут явно никакого нет и в курсе все, кроме меня.

— Так. Черная магия, фиолетовая… а какая она вообще бывает?

— Давайте я расскажу об этом чуть позже, хорошо? — попросил Недич заметно оттаявшим голосом, и я мысленно похвалила себя за сообразительность и проявленный такт. — Время уже очень позднее, того и гляди Деяна придет за Гораном, и мы тогда никуда не уйдем. Господа, жду ваших предложений, где можно достать одежду здесь и в это время.

— Я сейчас принесу! — вызвался Небойша и, не дожидаясь ответа, умчался в неизвестном направлении.

— Надеюсь, никто в процессе не пострадает! — все же крикнул ему в спину Стевич.

— А может, пока он ищет, все-таки про магию? — предложила я.

Возражать мужчины не стали, и вскоре мои познания об окружающем мире еще немного расширились.

Магия делилась по цветам и складывалась из трех основных: красный — живая плоть, желтый — техника и неживая материя и синий — преобразование. На стыке цветов лежали смежные дисциплины. Например, неоднократно помянутый фиолетовый — изменения и преобразования живого, тогда как чисто красный — цвет целителей, а синий сам по себе существовал только в качестве разрушительной боевой магии и использовался очень редко.

Особняком стояли две противоположности, черный и белый. Черный считался цветом полного отрицания, направленности внутрь, закрытости и — окончания всего, смерти. Но основную часть этого направления составляла защитная магия. С белым все обстояло еще интереснее, потому что никакой белой магии не существовало, а сам цвет олицетворял пустоту, начало всего, открытость и направленность вовне.