Таллинский дневник - Михайловский Николай Григорьевич. Страница 5

В 1938 году экипаж «Марата» добился самых крупных успехов в боевой и политической подготовке и занял первое место среди кораблей всего ВМФ Советского Союза. На одной из труб линкора красовалась большая красная звезда — эмблема первенства.

Здесь не просто несли трудную морскую службу, но буквально изощрялись в инициативе, смекалке, изобретательности. Особенно преуспевали артиллеристы во главе с командиром боевой части капитаном 3-го ранга Константином Петровичем Лебедевым. Это он соорудил на корабле своеобразный морской полигон со множеством приборов, придуманных и изготовленных самими моряками. На таком миниатюрполигоне разыгрывались «бои», артиллеристы учились управлять огнем. «Корабельную академию» проходили по очереди все командиры.

Высокая боевая выучка личного состава неизменно приносила успех в подготовке к «настоящему делу». «Марат» часто выходил в море, стрелял днем и ночью, на волне и в тумане, по невидимым целям. И за все стрельбы — отличные оценки! Мне довелось участвовать во многих походах, самолично видеть, как метко поражают маратовцы пока что условного «врага».

А ведь нечего греха таить, мое первое знакомство с комиссаром линкора Николаем Михайловичем Кулаковым было не слишком обещающим. Узнав, что я раньше не служил на флоте, он скептически улыбнулся и не без юмора посочувствовал:

— Трудненько вам придется. Моряки — народ придирчивый. Каждое напечатанное о них слово в лупу рассматривают, и если вы кнехт спутаете с клюзом, вам этого до скончания века не забудут. Поостерегитесь, чтобы не войти в историю… с черного хода!

Заметив на моем лице растерянность, Кулаков повернул разговор в другую сторону:

— Да вы не тушуйтесь! Не боги горшки обжигают. Поможем вам освоить корабельную науку. Для начала вот возьмите и почитайте…

Он снял с полки в каюте и протянул мне толстую книгу в сером переплете. Называлась она «Основы военно-морского дела». И по сей день этот потрепанный томик хранится у меня, как свидетельство дружеской поддержки. Так я с помощью книг, а больше всего в постоянном общении с бывалыми моряками постигал премудрости флотской службы, ее специфику и организацию.

В походах долгие часы я стоял на ходовом мостике рядом с Кулаковым и проходил под его руководством своего рода военно-морскую практику, узнавая, например, что означает «шары на стоп», какой сигнал поднимают на мачте, если корабль готовится совершить поворот, и много Других полезных сведений.

Старые моряки и по сию пору вспоминают поход балтийской эскадры летом 1939 года с участием члена Главного Военного совета Военно-Морского Флота СССР А. А. Жданова и наркома Военно-Морского Флота адмирала Н. Г. Кузнецова. Это был не только экзамен для моряков, но и своеобразная демонстрация боевой мощи нашего растущего флота. Вместе с линкорами вышли в море эскадренные миноносцы, сторожевики, подводные лодки — целая армада, причем большинство кораблей — новые, недавно вступившие в строй.

Настроение у моряков было прекрасное, всем хотелось блеснуть умением. Корабли безупречно производили сложнейшие эволюции. Над морем прокатились громовые раскаты двенадцатидюймовок «Марата». С миноносца, буксировавшего щит, сообщили: пять прямых попаданий. Артиллеристы-маратовцы снова показали высший класс мастерства.

Мы, корреспонденты, находились на флагманском корабле — линкоре «Октябрьская революция», наблюдали за всем, что происходит на море, но передать в редакцию ничего не могли: техника связи была не та, что ныне, радисты едва справлялись с депешами в Кронштадт, в штаб флота. На всякий случай я в свободные минуты делал наброски будущей корреспонденции — такие заготовки всегда пригодятся.

Поход продолжался трое суток. Вернулись в Кронштадт утром. На Большом рейде состоялся митинг. Выступил Андрей Александрович Жданов. Я его речь записал почти слово в слово, а потом сфотографировал его в кругу краснофлотцев.

Звоню в Ленинград. Заведующий корпунктом Лев Семенович Ганичев торопит: в редакции ждут не дождутся материала.

— Быстрее в Ораниенбаум, я высылаю туда машину. Но легко сказать: быстрее! Рейсовые пароходы ходили тогда редко, на них и надеяться нечего. Выручил Н. М. Кулаков, раздобыл катер. А в Ораниенбауме возле пирса уже дожидалась знакомая правдинская «эмка». Водитель Демин, неутомимый болельщик за наши дела, хватает меня за рукав.

— Едемте скорее, из Москвы без конца звонят, вас ищут.

Прыгая на ухабах и выбоинах, машина понеслась в Ленинград. Не доезжая до города, сворачиваем в аэропорт. Хочу прежде всего отправить фотопленку ее ни по телефону, ни телеграфом не передашь.

Запыхавшийся влетаю в комнату дежурного. Работники аэропорта уже знают нас в лицо. Дежурный взял у меня сверток в черной бумаге.

— Отправим. Через десять минут будет самолет на Москву.

Гора с плеч!

Было четыре часа, когда Демин высадил меня на Херсонской у корпункта «Правды». Влетаю на третий этаж.

Лев Семенович и наша неутомимая машинистка Фаина Яковлевна Котлер уже наготове.

— Будете писать или диктовать?

— Диктовать.

Достаю из кармана блокнот со своими записями. Диктую. Лев Семенович берет из рук машинистки каждую готовую страницу, читает, быстро правит. Вскоре вся рукопись лежала на столе. Ганичев похлопал по ней ладонью, сказав:

— Но без визы товарища Жданова печатать мы это не можем.

Зазвонил московский (прямой) телефон. Заместитель ответственного секретаря редакции Л. А. Железнов сообщил, что пленка получена и проявлена. Все получилось хорошо, уже отправлено в цинкографию.

— Немедленно передавайте отчет, — закончил он.

— А виза Жданова?

— Получите ее, передадите поправки.

Щелчок, и в трубке уже женский голос: Железнов переключил телефон на стенографическое бюро.

Пока я диктовал стенографистке текст отчета. Лев Семенович связался со Смольным. Повесив трубку, сказал мне:

— Поезжайте к Александру Николаевичу Кузнецову. С ним держали связь представители газет, ТАСС и радио.

Еду. Волнуюсь: утвердят или «зарубят»?

Как и для флота в целом, так и для нас, корреспондентов, аккредитованных на флоте, этот поход был тоже экзаменом. Ужасно волновался: а вдруг в редакции отдадут предпочтение официальному тассовскому материалу. В этом случае вся твоя работа идет насмарку, а главное — стыд какой! Был на учениях, суетился, мельтешил, а редакция предпочла тассовский материал.

Взяв мои листки, Александр Николаевич скрылся за дубовой дверью. Вернулся он не скоро. Показал на несколько мелких поправок и заключил:

— Остальное в порядке. Можете печатать.

Так 20 июля 1939 года обширная корреспонденция о походе балтийской эскадры появилась на первой полосе «Правды» вместе со сделанной мною фотографией на четыре колонки, изображающей А. А. Жданова среди моряков линкора «Октябрьская Революция».

Я счастлив, что был свидетелем становления нашего военно-морского флота. Сегодня трудно поверить, что поход, о котором я рассказал, был целым событием. Статьи о нем публиковались на первых полосах газет. Такие ли походы совершают теперь наши боевые корабли, находясь по полгода и больше в дальних плаваниях, достигая подо льдом Северного полюса, неся вахту на самых далеких рубежах.

Война не была для нас неожиданностью. В Прибалтике, на границе с чужим миром, выработалась особая интуиция, острота восприятия. Чутьем своим мы улавливали, что близится этот страшный день.

И вот он настал.

То, что меня сразу послали в Таллин на флот, не было случайностью.

Цехновицер, Вишневский и другие…

Мы вышли из Ленинграда 4 июля утром на «морском охотнике», а к вечеру перед нами замаячил зубчатый силуэт города. В светлых прозрачных сумерках в центре города все было по-старому! в пруду плавали утки со своими выводками, белочки прыгали прохожим на плечи, шумели ручьи, сбегая с утесов, в плетеных корзинках продавали цветы. Не удержавшись от искушения, я купил маленький букет незнакомых, похожих на колокольчики, нежно окрашенных цветов.