ПЯТЬ НОЧЕЙ (СИ) - Куламбаев Серик Алтайевич "Серик Куламбаев". Страница 4

– Вчера в офис такая кобыла заходила, – выпустил дым из ноздрей Макар, – зад как у скаковой лошади, каблуками цок-цок, я чуть не заржал. Обернулась, рожа и впрямь лошадиная, так я чуть не кончил.

– И что? Подлетел жеребцом?

– Какой, на хер, жеребец. Оксана с утра в офисе торчит, я, как манекен на витрине, прохожих разглядываю, пошевелиться боюсь.

– Так, может, эта кобыла на тебя посмотреть пришла, примерить, прицениться? – подколол я. – Подошёл, упаковала бы.

– Ага, есть у меня одна такая упаковщица, упаковала с ног до головы, хрен пёрнешь. Воду из-под крана не пей, пальцами в заднице не ковыряй, как будто на этот случай какой-то гаджет есть.

– Есть, знаешь такой: не жужжит и в жопу не лезет?

– Чё за хрень?

– Отечественный аппарат для жужжания в жопе.

– А импортный что, входит и выходит?

– Конечно, и жужжит, и вибрирует, и насосом прям внутри надуть можно.

– Понятное дело. Там по таким штучкам мастера.

Разлили.

– Так за что пьём? – спросил я.

– Давай, чтобы к каждому скаковому заду доверчивое личико прилагалось.

– Чего-то мне такой персонаж не встречался.

– Ты что телик не смотришь? Там профессор астрофизики та-ка-я наивная дурочка с коровьими глазками и упругим ртом, что стояк не отпускает, даже когда теща своим задом на руку приземлится. Даже кайфуешь под её тёплым полужопием. Так что давай, за крепкие скромные зады.

Конфликт здравого смысла и сексуальных шаблонов, мутировавших под влиянием голливудских аксиом⁶ скончался под натиском просвещающего алкоголя. Я сдался. Мир меняется. Комиксный тип мышления, безликость социальных сетей формируют новое восприятие сексуальности в стиле Хентай с грудастыми малолетними воительницами. Послевоенные фантазии поверженных самураев становятся повседневными образами.

– Ну, хрен с тобой, за крепкие зады, большие сиськи и их наивных обладательниц.

Выпили.

– Ты когда в последний раз свежий голый зад видел-то? – спросил я. – Фестиваль кружевных трусиков вроде пока не проводится?

Макар задумался, прикидывая, когда клялся жене, что засохшие пятна на внутренней стороне ширинки – не погибшие в изнурительном походе сперматозоиды, а молоко, пролившееся через дырявый тетрапакет.

– В стриптизе. На прошлой неделе на Кузиной днюхе так нажрался. Очнулся под утро за барной стойкой. Как попал, что было, – не помню. Официантка растолкала, на такси посадила. Стал расплачиваться, сунул руку в карман, а там чей-то лифчик. Чуть, блин, не спалился.

– И как там? Что-то изменилось?

– Да ты что, совсем меня не слышишь? Говорю тебе, в стельку пьян был, не зрячий, не мычачий. Лифчик в подъезде закопал, ключ только вставлять, тут дверь вместе с косяком чуть не вылетела. – Макар резко запрокинул голову, пытаясь увернуться от виртуальной двери. – Не успел в нижний старт погрузиться, как в прихожую влетел. Знаешь, как каскадёры на тросе в стенку впечатываются? Вот и я типа того, но, видать, не рассчитал – врезался. Пришёл в себя на кухне, сижу в халате, из ноздрей ватки торчат. Оксанка даже кофе сварила.

– Поразительная у тебя способность – отключаться в самый интересный момент; очнёшься когда-нибудь, а никого уже нет, померли, – засмеялся я.

– Не дождёшься! Стишки мне ещё на столетний юбилей сочинять будешь.

– Не, я к тому времени уже тебя помнить не буду. Друг Альцгеймер мозг высушит.

– Это что ещё за фрукт?

– Это когда не помнишь прошлое, но знаешь будущее.

– О-о. Так я с ним тоже подружусь, – захохотал Макар

– К тому времени у тебя в друзьях все герои медицинских комиксов ходить будут, если, конечно, тебе чип в твою больную голову не вставят.

– И ладно, буду с компом на одном языке разговаривать. Говорят, даже в виртуальное пространство нырять можно будет.

– Может, и можно. Только без бабок ты там один хер сортиры драить будешь. Или пушечное мясо в стрелялке изображать…

Макар мгновенно протрезвел, и я почувствовал себя моджахедом в стрелковом тире для воинов-интернационалистов. Надо съезжать с этой темы, не то сейчас вывернет мне голову наизнанку и начнёт переключать клеммы.

– Прости, друг, – с искренним раскаянием, пытаясь смотреть Макару в глаза, сказал я, – чего-то я погнал. Афганцев уважаю, ты ж знаешь. Сам хотел, да по возрасту не прошёл. Туда, знаю, крепких ребят брали, и чтобы с мозгами всё в порядке было. Давай за ребят, – взялся я за стакан, – за дружбу.

– Разлей до краев, – ровным голосом скомандовал Макар.

Никогда не думал, что так сложно отыскать края у стакана. Молча выпили. Макар с нерушимым выражением лица достал сигарету, поднёс к ноздрям, втянул аромат табака, закатил глаза, завис, повисел, вернулся, вытаращился на меня.

– Э, блин, дыши! – со всей дури вмазал мне по спине.

Алкоголь брызнул из глаз ручьями и мелкими звёздочками. Сквозь кашель я рассказал приятелю всю биографию его родителей, где я его видел и страшную историю его будущего. Макар ржал, как бегемот над тарелкой. Понемногу пришли в себя. Закурили.

– Да, бабы уже не те пошли, – прервал философское молчание Макар.

– Старше стали или стервозней?

– Да одухотворенность куда-то ушла. Раньше увидят у тебя ранение и в обморок прямо на койку падают, а сейчас сам сознание потеряешь, пока весь этот бред о женской пластической моде выслушаешь. Думаешь: что же тебе рот-то не зашили. В стриптизе хорошо, там монету сунул – говорит, ещё одну сунул – замолчала; говорит – замолчала.

– Насыщенный диалог!

– Да, главное, что мозг не выносит.

– Так ты что, туда поболтать ходишь?

– Чувствую себя там просто мужиком, без заморочек, без выноса мозга.

– Ну, туда часто ходить тоже устанешь.

Макар прищурился.

– А давай в шахматы на стриптиз сыграем. Кто проиграет, тот пять ночей туда ходит. И не до китайской пасхи, а до конца этой недели.

– Сдохнешь. Учитывая ещё, что сегодня пятница.

– А-а. Значит, до конца следующей. По рукам?

Вероятность моего проигрыша была нулевой. Макар в последнее время играл хуже Крамника, местного пенсионера, но отстреливался до последнего. Никогда не сдавался.

– Выигравший – по желанию, и за счёт проигравшего, – поставил условие я.

– Без вопросов, – согласился Макар, протягивая мне руку.

Как сказал один французский философ: «люди ищут удовольствия, бросаясь из стороны в сторону, только потому, что чувствуют пустоту своей жизни, но не чувствуют ещё пустоты той новой потехи, которая их притягивает». Его послушать, так только страдания наполнены содержанием. Нет уж.

– По рукам.

Игра

– Давай за игру, – предложил Макар.

– Ок. За игру. Горе проигравшему, – поддержал я.

Алкоголь не лечит раны, не поднимает тягостное настроение, он лишь усиливает твоё внутреннее состояние: меланхолия перерастает в депрессию, соперничество в агрессию и авантюризм.

В сражениях экстрасенсов и алкоголиков обычно выигрывают последние, ибо не ведают, что творят, и проследить ход их мыслей не под силу ни Ванге, ни Кашпировскому. В бессмысленной рубке рождаются великие полководцы, сумевшие в мемуарах внести логику и разум туда, где господствовала анархия и безрассудство, подчинить своей новорождённой воле давно почившие батальоны.

Косоглазые солдаты, шмаляющие в разные стороны, криво скачущие кони, ржавые пушки, одноклеточные офицеры, истеричная королева и король-лох. И со всей этой оравой я бросился в атаку.

е2 – е4, ход, заимствованный у великого комбинатора, всегда ставил в тупик любого сраного Каспарова. Но не Макара. Почесав репу, он тупо дал зеркальный ответ.

Самовлюблённая, но страдающая старческим слабоумием королева выбегает на середину доски, заявляя свои претензии на обосравшуюся пешку.

Бесхитростный Макар предложил переговоры, но, забрызганный ядовитой слюной, выдавил «Пошёл ты» и двинул коня.

– Может, всё-таки подумаешь? У нас ведь с тобой столько общего. Жаль будет ампутировать твой кошелёк, – хохотал я, восхищаясь собственным красноречием.