Разрушенная - Терри Тери. Страница 50

— Да. Мы сделаем.

— Такой настрой мне нравится.

— Ди-Джей! Есть вопрос.

— Выкладывай.

— Слышали, что рассказала доктор Лизан-дер? Насчет кого-то наверху, кто подправлял мои больничные документы?

— Да.

— Вы узнали что-нибудь обо мне? О моей ДНК?

Едва заметная пауза перед ответом:

— Пока нет. Работаю.

ГЛАВА 37

Тревожно. Неспокойно. Не могу усидеть на месте. Эйден смотрит на меня.

— Что с тобой?

— Ничего. Все. — Смотрю на часы. — Она опаздывает.

Он тоже смотрит на часы.

— Только лишь на двадцать секунд. Все будет хорошо.

— Я просто не хочу, чтобы с ней что-то случилось. Иногда мне кажется, что каждому, кто приближается ко мне, приходится платить за это высокую цену. Не хочу втягивать ее в это.

Эйден берет меня за руку.

— Потому что тебе не все равно. Потому что ты бережешь ее. — Ничего больше он не говорит, но я знаю, о чем думает.

— Я не могу уехать.

— Знаю. — Он вздыхает. — Ты такая, какая есть. Но я должен был попытаться.

Дверь открывается.

— Мама! — Я вскакиваю и бегу к ней. Она быстро раскидывает руки и крепко меня обнимает. Видит за моей спиной Эйдена.

— Кто это?

Он поднимается.

— Рад познакомиться, мэм. Я — Эйден.

Она поворачивается ко мне. Качает головой:

— Ты почему вернулась? Здесь слишком опасно.

— То же самое и я пытался ей объяснить, — говорит Эйден, — но она и слушать не желает. — Они переглядываются.

— Упрямица, да? Ладно, тогда зачем я здесь?

— Нам нужна ваша помощь.

Мама садится, и Эйден рассказывает ей о наших планах.

— И что же, трансляция действительно пойдет на всю страну? И даже за границу?

Глаза ее как будто включаются, встречаются с моими и вспыхивают от волнения.

— Может и получиться. Но что, если вы ошибаетесь насчет того, что в моих силах?

— Извини, я покажу тебе кое-что.

— Что?

Я достаю камеру.

— Ты ведь знаешь, кто такие Астрид и Стелла Коннор?

Она хмурится:

— Астрид Коннор ходила в школу с моей матерью; они подруги. Стелла — ее дочь. Детьми мы общались, но в последнее время — нет. Отвечать на мои звонки Стелла перестала еще несколько лет назад. — Она пожимает плечами. — А они здесь вообще при чем?

— Они — моя семья. Были моей семьей до того, как меня зачистили. Я попала к Стелле ребенком и росла у нее до десяти лет. Это к ней я тогда отправилась.

— Что? — Мама смотрит на меня круглыми от удивления глазами и качает головой. — Поверить не могу. Но я не понимаю, какое отношение это все имеет ко мне.

Мы с Эйденом обмениваемся взглядами. Я бы хотела предупредить ее, о чем пойдет речь, но он посчитал, что будет лучше, если она увидит и услышит все сама.

— Ладно. Вот запись, которую сделала сама Стелла. Она спрятала ее в моей камере, и я нашла ее там лишь недавно. Мне очень жаль, что приходится это делать.

Я направляю камеру на стену и включаю запись. Мама смотрит и слушает, и лицо ее бледнеет, а пальцы сжимают мою руку.

Запись кончается. Мама на секунду отводит взгляд, потом поворачивается ко мне:

— Если бы я знала, что планируют родители. Я никогда не понимала, почему мой отец установил правление лордеров со всеми сопутствовавшими последствиями. Думала, ему просто неизвестно, что на самом деле происходит. Теперь я вижу, что он все понимал и намеревался положить конец беззаконию. Спасибо, что показала мне запись.

— Вот почему нам нужна ваша помощь, — говорит Эйден. — Вы выступите перед показом записи Стеллы, что укрепит доверие к ней и привлечет внимание слушателей. Кроме того, у нас есть свидетель, который видел вашего сына Роберта живым уже после подрыва автобуса. Можете рассказать, что он пропал без вести.

Мама кивает.

— Я знала из другого источника, что Роберт не погиб при взрыве в автобусе, но потом исчез. Всегда предполагала, что его зачистили. Если бы мои родители смогли сказать и сделать то, что хотели, стал бы наш мир каким-то другим? Был бы со мной сын? Я хочу сказать людям то, что им самим сказать не дали. Однако дело касается не только меня — мало ли, как все может обернуться. Мне нужно подумать о безопасности Эми.

— Извините, как раз времени у нас немного, — говорит Эйден.

— Когда мы должны быть готовы?

— Завтра после полудня — самое позднее. По определенным техническим причинам наша программа должна выйти завтра вечером. Если согласитесь помочь, Джазз сможет привезти вас на машине.

Они обговаривают какие-то детали, но я просто держу маму за руку. Представляю ее шок: всю жизнь слышать одну версию смерти родителей, а потом узнать, что все было не так.

— Мне пора. — Мама крепко меня обнимает. — Позаботься о ней, — приказным тоном говорит она Эйдену и уходит.

— По-твоему, что она сделает? — спрашивает он.

Вопрос вызывает воспоминание о другом времени, когда ей пришлось решать, рассказать ли всей стране о том, что, по ее мнению, случилось с ее сыном Робертом.

Тогда она промолчала, потому что не хотела подвергать опасности нас с Эми. Будет ли по-другому в этот раз?

Не знаю. С одной стороны, я надеюсь, что она будет там завтра, а с другой — думаю, что ей бы лучше остаться в стороне.

Вечер. Эйден работает в компьютерной комнате, Мак уехал с Джаззом — подготовить технику к завтрашнему вечеру, скопировать с моей камеры аудиофайлы и фотографии и смонтировать все вместе. Ди-Джей хочет, чтобы я сделала что-то вроде вступления, объяснила, как складывается все увиденное, а вот я ломаю голову, что и как сказать, чтобы не таращиться по-идиотски в камеру.

Как изложить и осмысленно объяснить случившееся в Колледже Всех Душ? Что сказать о Бене? И наконец, что сказать о собственной жизни? Безумной, путаной, поломанной лордерами жизни, своей и всех тех, с кем она была связана.

Расхаживаю по передней. Под ногами путается Скай. То и дело спотыкаюсь об него и осыпаю проклятиями. Дверь открывается, в комнату входит Эйден.

— Все в порядке?

— Просто немного не по себе, — отвечаю я, опустив голову. Смотреть ему в глаза не могу.

— Пройдет.

— Пройдет, как и все остальное? — Меня трясет, а почему — сама не знаю. Задержанная реакция? Страх? Боль?

Поднимаю голову, делаю шаг навстречу. Эйден тоже приближается на шаг. Встречаемся на середине. Он обнимает меня осторожно, заботливо, как сестру или ребенка. Опускаю голову ему на плечо. Ощущение другое, потому что Бен был выше. Эйден гладит меня по волосам, старается успокоить, но получается не очень хорошо, и, наверно, так, как раньше, уже не будет, потому что в душе пустота. Прижимаюсь к нему все теснее и теснее. Сердце стучит быстрее и быстрее. Его или мое? Поднимаю руку, притягиваю его голову, целую. Что делаю — не знаю и знать не хочу. Внутри меня — пусто, холодно, мертво, а Эйден — теплый и живой.

Сначала он отвечает на поцелуй, но потом понемногу, бережно меня отстраняет и качает головой:

— Не так.

И тут я начинаю плакать. Почему? Еще одна потеря, еще одна холодная пустота. Он тянет меня к дивану, накидывает мне на плечи одеяло.

— Не уходи, — говорю я.

— И не собираюсь. Пока сама не прогонишь. — Тем не менее Эйден встает. — Сейчас вернусь.

Он идет по коридору и возвращается с гитарой.

— Играю нечасто, но всегда чувствую себя лучше. Закрой глаза. Завтра нас ждет долгий день. Но мы прорвемся. Я тоже там буду.

Эйден играет. Играет хорошо. Какие-то песни я знаю, какие-то — нет. Глаза сами собой закрываются, и я соскальзываю в темный, без сновидений сон.

ГЛАВА 38

Метеопрогноз сбылся. Я бегу, а холодный ветер рвет ветви деревьев и кружит в вихре мертвые листья.

Проспала допоздна, вот и пришлось бежать, и даже в глаза Эйдену после прошлой ночи посмотреть не осмелилась. Ожидала споров или сопровождения, но никто задерживать не стал — отпустили.