Разрушенная - Терри Тери. Страница 52

В десять лет меня похитили АПТ и подвергли опытам по расщеплению сознания. Моим инструктором был террорист по имени Нико, который подстроил так, чтобы в пятнадцать лет лордеры схватили меня и стерли мою память.

После Зачистки меня направили в новую семью, но воспоминания начали возвращаться, а «Лево» перестал контролировать мои действия. План АПТ сработал. Я снова присоединилась к террористам, но лордеры угрозами требовали работать на них.

В День памяти Армстронга я присутствовала на выступлении моей приемной матери, Сандры Армстронг-Дэвис, о которой вы также услышите. — Я умолкаю, набираясь сил, чтобы продолжить, кручу на пальце кольцо Эмили и стараюсь взять себя в руки. — Извините. К руке у меня был пристегнут пистолет. Мама стояла рядом, и я должна была, если она не скажет то, что хотели от нее террористы, убить ее. — Я моргаю, приказываю себе не смотреть на маму и Эми и продолжаю: —Я не смогла это сделать и не стала оставаться до конца церемонии. Я убежала, чтобы попытаться спасти доктора Лизандер, которую террористы захватили после того, как я же ее и предала. Позже я узнала, что коммуникатор, который дал мне Нико и который был замаскирован под «Лево», являлся на самом деле дистанционно управляемой бомбой. Нико планировал подорвать ее во время второй церемонии, когда, как предполагалось, я буду сидеть рядом с мамой и премьер-министром Грегори.

Беру паузу, перевожу дух, успокаиваюсь. Потом продолжаю. Рассказываю обо всем, что делала вместе с АПТ и что случилось с Нико. О бомбе, которая, как утверждали лордеры, убила меня. О поездке к Стелле, которая, как выяснилось, не была моей матерью. О походе к приюту, где я видела Зачищенных детей, и бегстве. Об Астрид и Нико, о поездке в Оксфорд и встрече с Беном, подвергшимся обработке со стороны лордеров, и его предательстве. Мой голос дрожит, когда я рассказываю о бойне в Колледже Всех Душ, снятой мною на камеру.

Смотрю прямо в камеру.

— Я до сих пор не знаю, кто я такая. Не знаю, что объединяло Астрид Коннор, Инспектора по контролю за несовершеннолетними, с террористом Нико, готовившим меня и многих других к нападениям на лордеров. Трудно, однако, представить, что она не имела отношения ко всему случившемуся со мной с самого начала и не участвовала в заговоре с целью убийства моей семьи и премьер-министра Грегори.

Одно я знаю точно: правда должна выйти на свет. Вся правда. Если каждый из нас будет знать, что на самом деле происходит, что на самом деле творят лордеры, что происходит с пропавшими без вести, то мы положим этому конец. Каждый должен знать.

Я закончила. Стою на месте, молчу, не смея ни поднять голову, ни посмотреть в чьи-то глаза. Машинально отмечаю, что Мак остановил съемку, но никто ничего не говорит. Потом слышу шаги — мама.

Она подходит ко мне.

— Прости, — говорю я.

Мама обнимает меня. Все, кто в комнате, тянутся к выходу.

— За что?

— Я чуть не убила вас, тебя и Эми. И еще многих.

— Ты же не знала про бомбу.

— Я знала, что у меня есть оружие, и думала, что применю его, что ничего другого мне не остается.

— Но не применила.

— Нет. Не смогла. Но все остальное сделала. И то, что случилось в Колледже Всех Душ, случилось из-за Бена. По моей вине.

— В заботе о другом нет ничего плохого, даже если не получается.

— Больно…

— Знаю. И вот что я тебе скажу.

— Что?

— Если бы Астрид и Нико оказались сейчас у меня на прицеле, я бы не раздумывала.

Я представляю маму в роли стрелка-мстителя и невесело улыбаюсь:

— Убивать у меня не очень хорошо получается, а вот подставлять — много лучше.

Рядом откашливается Эйден:

— Мы собираемся запускать фильм в производство. Если хотите, можете идти.

— Мне нужно увести отсюда Эми. Несколько дней поживем у друзей в одном тихом местечке, посмотрим, что будет, если… то есть когда это все попадет в эфир. — Мама умоляюще смотрит на меня. — Поедем с нами? Пожалуйста.

— Нет. Извини. Мне нужно проследить за всем.

— Ладно.

С покрасневшими глазами подходит Эми. Они с мамой еще раз обнимают меня и уходят.

Мак и Эйден заняты у компьютеров. Я привожу себя в порядок, подхожу к ним, смотрю на мониторы.

Эйден поворачивается:

— Спасибо.

— За что?

— За смелость. За то, что сделала.

Я пожимаю плечами:

— За это благодарить не стоит. Я и так слишком долго была трусихой. — Отворачиваюсь, не могу смотреть ему в глаза.

Стелла и мама. Это благодаря им я сказала правду. Они смогли, и, глядя на них, смогла я. Думая обо всем, чем я была и что сделала, стараюсь держаться, но чувствую себя так, словно внутри все — битое стекло. Ни стен, ни иллюзий, за которыми можно спрятаться, не осталось. Мама знает. И Эйден знает. А скоро узнает весь мир.

Наконец Мак объявляет, что все готово.

— Просматривать будем? — спрашивает он. — Если что, то без проблем.

— Давай прогоним, — говорю я.

Мак выводит «картинку» на стену. По «экрану» бегут титры: Знать обязан — производство ПБВ.

Фильм идет пятнадцать минут, и я приказываю себе оставаться бесстрастной и объективной. Как будто никого и ничего не знаю, как будто я — самый обычный человек, сидящий у телевизора и не ожидающий никакого сюрприза. Но с приближением эпизода с бойней в Колледже Всех Душ эмоции берут верх. Я отвожу глаза. Теплая рука ложится на плечи. Эйден. Хочу посмотреть на него, но боюсь того, что увижу в его глазах.

БУМ.

Мы все вздрагиваем, но уже в следующее мгновение смеемся — гром. Надвигается гроза. Эйден усмехается, и тут же, как будто по сигналу, звонит коммуникатор. Ди-Джей? Эйден отвечает:

— Алло? Да. Готово. — Он молчит. Слушает. — Понял, пока. — Дает отбой и поворачивается к нам. — Выходим в шесть, в самую грозу. Наш фильм пойдет вместо вечерних новостей. Он и станет вечерними новостями!

Эйден и Мак радуются, как мальчишки, и даже я проникаюсь их настроением.

То, ради чего мы все работали, вот-вот случится. И все же часть меня не разделяет общей радости. Она с теми, кто пострадал, кто ранен, кто погиб. С Флоренс, Уэнди, студентами колледжа. С теми Зачищенными детишками в приюте.

— Что такое? — спрашивает Эйден.

— Как можно праздновать? Мы же ничего не можем сделать для тех, кого нет в живых, для их семей.

Эйден кладет руку мне на плечи, и я прислоняюсь к нему.

— Мы можем помнить их, а делая то, что делаем сейчас, — остановить зло. И тогда потери будут не напрасны.

Не сговариваясь, мы умолкаем. Молчим минуту, две. Еще один удар грома, и я снова вздрагиваю. Вообще-то грозы мне даже нравятся, и чем они неукротимее, тем лучшее. Но сегодня… Сегодня я дерганая, как…

…как Скай.

Отстраняюсь от Эйдена.

— Скай один, и гроза его пугает. Пойду-ка я домой.

— Хочешь, я с тобой?

— Нет. Оставайся — это же твой момент славы. Со мной ничего не случится.

— Секунду. — Мак делает что-то с компьютером и моей камерой и вручает ее мне. — Я скопировал сюда наш фильм. На случай, если в нас попадет молния.

Бросаю на него недовольный взгляд:

— Не искушай судьбу.

Выхожу за дверь на свежий воздух. Впереди дорога в две мили. Быстро темнеет, но тут и там небо прочерчивают зазубренные стрелы молний. Каждый раз, когда грохочет гром — кажется, над самой моей головой, — я едва не выпрыгиваю из собственной кожи и злюсь на себя.

Дождь настигает меня на полпути: большие, тяжелые, холодные капли падают на руки и плечи.

Я мокну и мерзну. Я бегу. И спрашиваю себя, что со мной. Мне бы следовало остаться и радоваться вместе с Эйденом и Маком. Но в душе не радость, а пустота.

Что дальше? Какое будущее меня ждет? Как, зная, что я натворила, будет относиться ко мне Эйден? Мама сказала, что в заботе о другом нет ничего плохого, даже если из этого ничего не получается.

О ком я забочусь?

ГЛАВА 39

Я уже подхожу к дому, когда свет в окнах гаснет и все погружается во тьму.