Шествующий из Валгаллы - Говард Роберт Ирвин. Страница 5

Но все это пришло со временем. На следующий же день после первого посещения города многие из нас снова вошли в ворота. Шаккару проводил нас к дворцу старших жрецов, примыкавшему к храму Иштар. Когда мы вошли, я увидел златокудрую девушку, она начищала лоскутом шелка толстого медного идола. Асгрим опустил тяжелую руку на плечо одного из молодых вельмож.

— Передай жрецу, что эта девушка будет моей, — проворчал он. Но прежде чем жрец успел ответить, во мне вспыхнула ярость, и я двинулся к Асгриму, как тигр подходит к своему сопернику.

— Если кто и возьмет эту девушку, то им будет Хьяльмар, — прорычал я.

Асгрим развернулся с кошачьей стремительностью, заслышав в моем голосе мурлыкающие нотки убийцы из джунглей. Мы напряженно стояли лицом друг к другу, сжимая рукояти мечей. Келка по-волчьи оскалился и стал подкрадываться к Асгриму со спины, незаметно доставая длинный нож, но тут Акхеба обратился к нам через одного из заложников.

— Нет, господа мои. Алуна не для вас и вообще ни для кого. Она служанка богини Иштар. Просите любую другую женщину, и она достанется вам, будь она даже моей фавориткой. Но эта девушка неприкосновенна.

Асгрим крякнул и не стал настаивать. Невинность девушки, вдыхавшей фимиамы таинственного храма, тронула даже свирепую душу нашего вождя, и хотя мы, асы, не слишком почитали богов других народов, у нас обычно не возникает соблазна силой взять женщину, посвятившему свою жизнь таинственному божеству. Однако мои суеверия оказались слабее желания обладать Алуной. Я снова и снова приходил в храм Иштар, и хотя жрецам не слишком нравились мои визиты, они не осмелились указать мне на порог. Вскоре я начал встречаться с Алуной.

Рассказать вам о моем умении ухаживать за девушками? Любую другую я бы просто уволок за волосы в свою палатку, но что-то в моем отношении к Алуне связывало мне руки, и даже запреты жрецов тут ни при чем. Просто я не мог позволить самому себе никакого насилия. Я ухаживал за ней, как мы, асы, ухаживаем за нашими жестокими и сильными красавицами. Я хвалился своей мощью и рассказывал о побоищах и грабежах. Без преувеличения скажу, что мои повести о битвах и убийствах заворожили бы самых свирепых див Нордхейма. Но Алуна была мягкосердечной и скромной. Она выросла в храме и дворце, а не в глинобитной хижине посреди ледяной пустыни. Моя варварская похвальба пугала ее. Она не понимала меня. И по странному капризу природы эти непонимание и страх делали ее еще очаровательней и желанней. Равно как и моя дикость заставляла ее смотреть на меня с большим интересом, чем на мягкотелых мужчин Хему.

Беседуя с Алуной, я узнал, как она попала в Хему. Ее сага оказалась столь же удивительной, как повесть об Асгриме и нашем отряде. Алуна мало что могла поведать о тех краях, где прошло ее детство. Она не имела никаких представлений о географии, знала лишь, что родилась где-то далеко на востоке. Она помнила унылое побережье и беспорядочно разбросанные мазанки. Вокруг нее тогда были желтоволосые, как и она сама, люди. Мне думается, она принадлежала к ветви асов, живших на западной границе страны, которая в те века принадлежала народу Хьяльмара. Алуне было лет девять-десять, когда ее захватили во время набега темнокожие воины с галер. Девушка не догадывалась, кто они такие. Да и мои познания в истории древних времен ничего не подсказывают мне, ибо в ту эпоху финикийцы еще не выходили в море, да и египтяне тоже. Могу лишь предположить, что это были выходцы из какого-то древнего народа, пережитка незапамятных веков, вроде обитателей Хему.

Они захватили Алуну в плен, но буря унесла их на юго-запад. Много дней блуждали они по морю, пока галера не налетела на рифы жуткого острова, где жили странные раскрашенные люди. Островитяне перебили уцелевших, сварили в котлах и съели. Золотоволосую девочку они по какой-то прихоти пощадили. Ее посадили в большое каноэ, разрисованное скалящимися черепами, и долго везли по морю, пока не завидели шпили Хему над высокими утесами.

Там Алуну продали жрецам Хему. Так она и стала служительницей богини Иштар. Я полагал, что ее должность священна и почетна, но вскоре обнаружил, что дело тут обстоит иначе. В душе моей зашевелился червячок подозрения, когда я понял, с каким высокомерием смотрят горожане на другие, более молодые народы.

Ее положение в храме не было ни почетным, ни достойным. Хоть и звалась Алуна служанкой богини, она не имела никаких привилегий, за исключением того, что прикасаться к ней не дозволялось никому из жрецов. По сути, она была всего лишь рабыня, на которую жрецы в нарядах из птичьих перьев изливали свою жестокость. Им она не казалась красавицей. Светлая кожа и золотистые волосы в этом городе считались всего лишь признаками неполноценности. Даже мне, не склонному без нужды напрягать мозги, приходила в голову смутная мысль: если даже эту очаровательную блондинку здесь презирают, то какое вероломство может таиться за почетом, оказываемым чужеземным мужчинам?

От Алуны я мало узнал о городе Хему. Куда больше рассказали мне жрицы и молодые вельможи. Обитатели города считали себя очень древним народом, верили, что происходят от полумифических лемурийцев. Некогда такие же города, как Хему, опоясывали весь залив. Но потом иные поглотило море, другие пали под натиском размалеванных дикарей с островов, а третьи превратились в руины в ходе междоусобиц, так что уже почти тысячу лет тут стоит только Хему. Торгуют горожане лишь со своенравными океанскими людоедами, которые до самого недавнего времени (около года назад) регулярно привозили на длинных высоконосых каноэ серую амбру, кокосы, китовый ус и кораллы. Взамен горожане снабжали их красным деревом, леопардовыми шкурами, золотом, слоновыми бивнями и медной рудой, которую доставляли с неизвестного нам, асам, материка, расположенного далеко на юге.

Раса Хему угасала. Хотя в городе еще оставалось несколько тысяч жителей, многие считались рабами, так как были потомками сотен рабов. Этот народ был лишь тенью давнего величия. Еще несколько веков, и вымерли бы последние хему. Но на островах, лежащих к югу, зародилась опасность, способная одним махом покончить с ними.

Раскрашенные воины перестали приплывать для мирной торговли. Теперь они появлялись лишь на боевых каноэ, стуча копьями по обтянутым шкурами щитам и распевая варварские боевые песни. Среди них объявился вождь, он слил воедино враждующие племена и пробудил в них ненависть к Хему. Он отправился воевать не с бывшими хозяевами этих земель, ибо прежняя империя, частью которой был город Хему, рухнула еще до переселения дикарей на острова с далекого континента — колыбели их расы. И вождь дикарей не походил на своих подданных. Он был гигантом с белой кожей (вроде нас, асов), безумными голубыми глазами и алыми, как кровь, волосами.

Жители Хему видели его. Однажды ночью его боевые каноэ, переполненные раскрашенными копейщиками, прокрались вдоль берега, а на рассвете дикари хлынули вверх по расселинам в круче. Они убивали рыбаков, спавших в хижинах на берегу, рубили земледельцев, как раз собиравшихся на поля. Островитяне пытались штурмовать город. Однако в тот раз могучие стены устояли, и дикари, отчаявшись взять твердыню, отступили. Напоследок рыжий король появился перед воротами. Размахивая отрубленной женской головой, которую держал за волосы, он громогласно поклялся вернуться с таким флотом каноэ, от которого почернеет море, и стереть в пыль башни Хему. Вот он-то и его убийцы и были теми самыми врагами, для борьбы с которыми нас наняли, и мы со свирепым нетерпением ждали их, все больше и больше привыкая к благам цивилизации, ибо варвары могут за короткий срок приспособиться к обычаям культурных народов. Мы по-прежнему жили в лагере на равнине и держали мечи под рукой, но больше из врожденной осторожности, чем из опасения. Даже Асгрим, казалось, не чувствовал больше опасности, особенно после того, как Келка, обезумев от вина, убил на рыночной площади трех горожан, и за этим кровавым деянием не последовало никакой мести и никто не потребовал наказать виновника.