Дом Аниты - Лурье Борис. Страница 32

Всегда приятно сделать то, что должен{117}. Но я не знаю, на что теперь способна Джуди. Удастся ли ей избежать продажи? Среди почетных израэлитов шансов у нее нет. Они тотчас на нее ополчатся. Можно слинять в Виллидж или Уильямсберг. Затеряться среди рабочих или хасидов.

Хотя, возможно, шанс все-таки есть, если она свяжется с неуловимой Народной армией — загадочной группой сторонников жесткого курса. Они уже казнили нескольких известных либералов и даже парочку высокопоставленных лиц из числа почетных израэлитов. Эти непримиримые коммуняки выступают за уничтожение еврейского государства Израиль. Утверждают, что за ним стоит «рука ЦРУ».

Поразмыслив, я понимаю, что Ганс и Фриц, наши немцы, наверняка знают, как Джуди Стоун может связаться с Народной армией. Я уже собираюсь их спросить, но…

Нет. Всем известно, что коммуняки только лают, но не кусаются. Джуди среди них не место. Ей нужно как-нибудь попасть в Иудею.

Господь — и поразительно, что Облик Его завладевает моим воображением, — Господь о ней позаботится.

Господь позаботится и обо мне.

48. Туалетная служба

Еще одна ночь в квартире слуг. Я спал, когда Фриц и Ганс вернулись с ночной прогулки.

Они не заметили меня в койке. Я подглядывал за ними между планками, приоткрыв глаза.

Они вырядились в черные мотоциклетные костюмы и держали шлемы под мышкой. Как легкомысленно в таком виде ходить мимо портье и других жильцов! Сразу видно: они затевают недоброе.

Разумеется, свое снаряжение они прячут не в общем шкафу, а в другом. Я наблюдаю, как они отщелкивают и смазывают выкидухи.

Теперь, когда я обманул Аниту, впору задуматься: я что — тоже плету против нее заговор? Как, судя по всему, Ганс с Фрицем?

Неужели никто из нас не подвержен облагораживающему влиянию Учреждения, хоть мы и чуточку ближе к Богу? Все-таки я спас еврейку, чтоб она не попала в лапы других евреев! Это наверняка угодно Господу — Он нынче любит спасать евреев, как некогда любил их уничтожать.

Но я, Бобби, обманул свою Госпожу. Может, я это сделал ради собственного удовольствия — ведь нет уверенности, что я совершил это по велению Божьему.

В мозгу мелькает странная картинка: груда дерьма. Обычное дело. За свою жизнь я насмотрелся на него вдоволь, пока убирал. Дерьмо всевозможных форм, размеров и расцветок до боли мне знакомо. Я не считаю его грязным или вонючим. В моем представлении это всего лишь противоположность живительной пищи. На самом деле это одно и то же: живительная пища и конечный продукт ее потребления.

Картинка в голове напоминает, что я позабыл об одной из главных вечерних обязанностей. Нужно проверить и почистить все туалеты.

Я тихонько вылезаю из койки, стараясь не разбудить немцев. Пусть лучше не знают, что я подсматривал. Но они задают храпака. Страшно устали после диверсионного рейда — я убежден, что это был именно он.

В Заведении пять уборных. Одна для слуг — старинное парижское «очко», привезенное специально для того, чтобы воспитывать спартанский дух. Всем известно: если удобно сидеть в хорошо прогретом помещении, акт испражнения провоцирует ненужные раздумья и фантазии. Среди подчиненных подобные занятия не поощряются.

Второй кабинет для испражнения принадлежит исключительно Госпоже Аните. Он оборудован, как дворец эпохи Возрождения. Стены, пол и потолок облицованы прекрасным каррарским мрамором с искусным переплетением вен, кишок и артерий изумительной расцветки. Анита обладает потрясающим чутьем и тонко чувствует, что должно, а чего не должно существовать в культуре. Так, она предпочитает, чтобы рисунок мрамора служил комментарием самой Природы к предназначению данной комнаты.

Бросаются в глаза приятный современный дизайн умывальника и биде. Цвета материалов контрастируют с окраской мрамора, и все привезено из Италии.

Анита придумала, как вставлять в мрамор листы жаростойкого пластика. Тем самым она отыскала связующее звено между Древним Римом и роскошью современного Манхэттена.

Поборникам принципа «форма следует за функцией» брошен очередной вызов: Анита установила регулируемую систему вентиляции, позволяющую регулировать направление и количество выпускаемых газов — на случай, если Госпожа пожелает взять их на пробу.

Еще одно отдельное помещение для испражнения принадлежит другим Хозяйкам — они не столь утонченны и довольствуются обычным совмещенным санузлом. Иными словами, унитаз стоит прямо в ванной — в американском стиле. Мне представляется, — помещать устройство для дефекации в той же комнате, что и устройство для мытья, немыслимо ни с философской, ни с обонятельной точки зрения. Даже примитивнейшие люди, дикари и троглодиты, всегда разделяли эти функции.

Однако американцы считают себя весьма продвинутыми в вопросах личной гигиены. И все же американский туалет представляется мне довольно примитивным изобретением. Но пока я раздумываю над проблемой чистоты, в голову приходит другая мысль.

Новоиспеченные нью-йоркские аристократы, с которыми я сталкиваюсь в Доме Аниты, страшно матерятся. Портовые грузчики так не выражаются даже в кругу семьи. Похоже, эти культурные лидеры, хорошо знакомые с новейшими достижениями цивилизации, избегают самоанализа и не сознают, что употребляют оскорбительные, вульгарные выражения.

Внешне, физически они держат себя в чистоте, а внутри для будущего выражения таят грязнейшие мысли.

Эти люди тщательно истребляют все свои естественные телесные запахи, порой на корню{118}, и возмущаются несвежестью подчиненных. Ну и какая в этом радость? Чью же обувь тогда вылизывать слуге? Домохозяйкины тапочки? Башмаки фабричных рабочих или туфли секретарш? Абсурд.

Вонючие ноги, эта неизбежная черта городской жизни, ведут к отлучению от Общества.

49. Госпожа Бет Симпсон лечит от депрессии

После событий, которые я мысленно окрестил «Ночью пластиковой столешницы», моя Госпожа Анита вернулась к привычным манерам. Она холодна, отрешенна и по обыкновению царственна.

Но то, что происходило между нами в минуты остервенения, — ее преклонение передо мной как мужчиной и подчинение принципу мужского превосходства — вызвало у меня мучительные раздумья.

Она перестала быть моей Госпожой? Или это я перестал играть роль слуги? Я провел несколько дней в томительных размышлениях и переоценках, прежде чем смог с этим смириться. Признания Госпожи Аниты в любви ко мне и ее отказ от требований Женской Гегемонии не предвещали ничего хорошего.

Рана в ягодице до сих пор глубоко и непрерывно болит.

Я раздумывал о девушках, которые в пылу сексуального пробуждения отдаются последней швали, унижаясь и хватая охальников за хозяйство. Казалось, чем отвратительнее парень, тем проще ему «поиметь» добычу.

Да, девушки хотят, чтобы самые бесчувственные и агрессивные охотники взломали их, взяли, использовали и оплодотворили, как покорную почву.

А как же поэтичные, восторженные, коленопреклоненные мальчики? Мы были обречены на неудачи и унижение. Между тем успеха добивались непоэтичные, лишенные воображения битюги, знавшие всю правду о простых, космических отношениях.

Куда же тут втиснуть догмат о Женской Гегемонии, который внушали нам, слугам?

Или Анита права, полагая себя в глубине души просто почвой, кою необходимо оплодотворить?

Все мое воспитание отвергало мысль о том, что я, возможно, не предназначен быть слугой; что, быть может, Природа уготовила мне быть Господином.

В эту годину душевной смуты я сбегаю в комнату Госпожи Бет Симпсон.

Ложусь у нее под дверью, как щенок, и царапаюсь, пока она не открывает защелку. Вползаю на четвереньках и жмусь к ножкам кровати, заваленной подушками. Тихо лежу, любуясь прекрасным сильным телом Хозяйки. Смотрю, как она поедает огромный гамбургер, залитый струями кетчупа. Бет жадно запивает все кока-колой и швыряет пустую жестянку в угол. Затем хватает телефон и набирает номер, чтобы провернуть какое-то дельце. Она долго разговаривает, то распекая, то умасливая человека на другом конце провода.