Чумазый Федотик - Давыдычев Лев Иванович. Страница 15
Девочкам Мишка проходу не давал — то подножку подставит, то за косичку дернет, то обзовет, то еще что-нибудь.
И вот вместе с родителями Мишка переехал в новый город.
Приснился Мишке страшный сон: будто в этом городе живут одни девчонки.
Утром папа с мамой ушли по своим делам, а Мишка сидел один в пустой квартире в кухне на подоконнике. Было грустно, так грустно, словно любимая футбольная команда проиграла со счетом шестьдесят: ноль.
Во дворе ни души. Только рыжая дворняжка от скуки сама себя ловила за хвост. Посмеялся мальчик над глупой собакой и показал ей язык.
Из подъезда вышла девочка в красном сарафане. Ступала она так осторожно, будто шагала по битому стеклу. Девочка была толстая, и косички у нее были толстые, короткие, как сардельки.
Мишка крикнул:
— Эй ты, булка с изюмом!
Девочка лениво подняла голову, внимательно посмотрела на него и — ничего не ответила. А вы знаете, как это обидно? Мишка однажды дразнил девочку часа два, охрип, а она — ни слова. Он от обиды сам чуть не заревел.
Вскоре из подъезда вышла вторая девочка — длинноногая, загорелая. Косички у нее были тоненькие, длинные.
Мишка крикнул:
— Цапля номер один!
Девочка посмотрела на него и — ничего не сказала.
Настроение у Мишки совсем испортилось.
Из подъезда вышла третья девочка — в голубой майке и черных трусиках. Шла она, как на параде, твердо ставя ноги и размахивая руками.
Мишка крикнул изо всех сил:
— Мартышка бесхвостая!
Девочка посмотрела на него и — ничего не сказала, словно вместо Мишки было пустое место.
Он выбежал во двор, остановился перед девочками и процедил сквозь зубы:
— Я вот вам наподдаю, так…
Девочки дружно высунули языки.
— Косички несчастные! Тарарарарара, а у каждой два хвоста!
Девочка в черных трусиках сказала:
— Ненормальный.
Мишка долго разглядывал ее и, чем больше разглядывал, тем больше злился. Девочка ростом была поменьше его, но смотрела смело. Волосы ее были заплетены в три косички. Целых три косички! Мало ей двух, так еще на затылке одну вырастила!
— Три хвоста! — крикнул Мишка.
— А у тебя и этого нет, — спокойно сказала Девочка.
— Реветь будешь!
Длинноногая девочка протараторила:
— Как бы ты не заревел, давай лучше дружить.
— Др… др… дружить?! — еле-еле выговорил Мишка. — С вами дружить?! С девчонками?! С косичками?! Ха!
— Он абсолютно ненормальный, — лениво произнесла толстая девочка. — Надо его отправить в поликлинику. Попросить, чтобы приняли без очереди, как абсолютно ненормального.
Мишка ушел злой. Он решил проучить девчонок, особенно эту — Симу, с тремя косичками.
На пустыре за домом стояли дровяники. На одном из них, упираясь шестами в крышу, высилась голубятня. Кто, когда ее построил — неизвестно. Голуби в ней давно не жили, только иногда туда забирались кошки и распугивали воробьев.
Никто из ребят не осмеливался забираться на голубятню. Поговаривали, что закреплена она слабо и вот-вот упадет. Действительно, при ветре вверху раздавался скрип.
Узнав об этом, Мишка сказал:
— Ерундистика. Я слазаю.
— Хвастунишка, — сказала Сима.
— Я хвастунишка? Я? Вот полюбуйся! — И Мишка взобрался на крышу, схватился за шест, полез вверх.
«Скри-и-ип… скри-и-и-ип… скри-и-и-и-и-ип…», — раздалось над его головой.
— Немедленно слезай обратно! — испуганно крикнула Сима.
У Мишки же от страха ноги будто судорогой свело, но он пересилил себя и лез, лез…
— Разобьешься! — кричала внизу Сима. — Упадешь!
Мишка лез, закрыв глаза. Ему казалось, что еще несколько движений — и он в голубятне. Но, открыв глаза, он увидел, что до нее — ой как далеко! И до крыши дровяника далеко.
«Сейчас упаду!» — пронеслось в голове. Мишка вцепился в шест и всё-таки заскользил вниз. Ладони ожгло.
Когда он стукнулся пятками о крышу, ноги подкосились, и Мишка сел.
Сима спросила:
— Ну как?
— Никак, — пробурчал Мишка и подул на ладони, — это тебе не косички отращивать. Время жалко, а то бы я…
— Только не хвастайся, пожалуйста.
— А я и не хвастаюсь, — важно проговорил Мишка, — чего мне хвастаться? Я-то… а вот ты? — И он дернул Симу сразу за две косички. Она с презрением взглянула на него, схватилась за шест и быстро полезла вверх.
От неожиданности Мишка растерялся. А Сима добралась до голубятни и влезла в нее.
Скри-и-ип… скри-и-ип… скри-и-и-и-и-ип…
— Она падает! — закричала Сима. — Миша… Мишечка… ой!
— Не бойся! — ответил Мишка, вскочив. — Не трусь!
Он полез. Ладоням было больно. Уставшие ноги соскальзывали. Мишка старался ни о чем не думать. Он лез и лез. Шест казался бесконечным. Мишка еле-еле влез в голубятню и растянулся на полу.
— Ты зачем лез? — тихо спросила Сима.
— Не знаю… тебя спасать…
— А как ты меня спасать будешь?
— Не знаю…
— Только не шевелись, она шатается.
В ответ на каждое движение раздавался скрип. А когда Мишка сед, то явственно почувствовал, что шесты качаются из стороны в сторону.
— Ой, упадем… — прошептала Сима. — Честное слово, упадем… Давай кричать, а?
— Нет, нет, — сказал Мишка, сам дрожа от страха. А Сима всхлипнула.
«Если закричим, — подумал Мишка, — со берется народ и скажет: „Эх ты, не мог женщину спасти!“»
Мысль эта придала Мишке немного храбрости.
— Не бойся! — громко сказал он. — Я спущусь и спасу тебя.
— Не уходи! Мне страшно!
Голубятня скрипнула и пошатнулась. Мишке казалось, что сердце его то поднимается, то опускается.
— Жди меня, — сказал он твердо. — Я принесу лестницу.
Сима всхлипнула, но промолчала.
Мишка начал спускаться. Скрип резал уши, временами создавалось впечатление, что шест клонится к земле, и голова чуть кружилась.
Спрыгнув с крыши на землю, Мишка едва удержался на ногах.
— Эй! — крикнул он. — Я сейчас! Я мигом! Не бойся!
А Сима смотрела из голубятни и даже боялась кивнуть.
Во дворе ее подружки — толстая и длинноногая — учили дворняшку стоять на задних лапах.
— Эй, вы, коси. — Мишка помолчал. — Помогите мне лестницу до голубятни дотащить. Человека одного спасти надо.
МОЯ ПРЕЛЕСТНАЯ ПОДРУЖЕЧКА
ы знаете, никто в нашей группе не хочет со мной играть. Никто. Ни один человек. Ни девочки, ни мальчики.Я уже даже не обижаюсь, когда меня обижают. Петька Кривощёков отобрал у меня сухарик. Я сказала:
— Кривощёков, зачем ты отобрал у меня сухарик? Я бы его тебе и так отдала, если бы ты попросил.
Но он показал мне длинный-предлинный язык и убежал.
Я спросила воспитательницу тетю Галю, почему никто не хочет со мной играть.
— Потому что ты много выдумываешь, — сердито ответила она. — И часто ревешь.
— Зато я веселая и всех стараюсь рассмешить, — сказала я и расплакалась.
— Ну вот опять! — совсем рассердилась тетя Галя. — Только и знаешь реветь! — И ушла, хотя мне очень хотелось поговорить хотя бы с ней.
Почему-то все говорят, что плакать нельзя, что это стыдно. А как же мне не плакать, если никто со мной, никто не играет?
Плакала я так долго, что лицо у меня заболело, и я вдруг захотела на горшок. Пришла, а все горшки унесли мыть. Нянечка тетя Вера сказала:
— Вечно ты не вовремя хочешь!
А я так хотела, что снова расплакалась.
— Ну и рёва же ты! — рассердилась тетя Вера, ушла, принесла горшок. — Да перестань ты, надоело!
Она ушла. Колготки у меня были мокрые, и я не знала, что мне делать. В шкафчике (на нем яблоко нарисовано) были еще одни колготки, но, если я буду переодеваться, тетя Галя опять рассердится, а Петька Кривощёков будет дразниться очень нехорошими словами.