Чумазый Федотик - Давыдычев Лев Иванович. Страница 16

Лицо у меня всё болело от слез, голова тоже болела. И еще мне стало страшно.

Я знаю, что я очень маленькая. Младше всех в группе. И ростом я меньше всех.

Говорят, что это оттого, что я мало ем.

Мне есть неинтересно. Вот пить я люблю. Чай, компот, кисель, газировку, фруктовку — всё, всё!

Неужели никто со мной, не играет, потому что я самая маленькая в группе? Но ведь зато я самая веселая. Я бы всех рассмешила, если бы со мной играли.

Противно в мокрых колготках и страшно. Скорей бы за мной пришли. Нет, еще очень долго ждать. Еще обед, потом спать, потом полдник, потом гулять… Выйдем мы во двор, все разбегутся от меня в разные стороны. Все начнут играть. И я буду играть. Только одна. Сама с собой. Каждый раз я думаю: а вдруг сегодня кто-нибудь согласится играть со мной? Хотя бы Петька Кривощёков…

Нет, всё равно никто со мной играть не будет. Я знаю.

Ах, если бы у меня была подружка! Как бы я любила ее! Я бы ей всё, всё, всё отдавала! Мы бы играли с ней в магазин, в больницу, в школу…

Я опять чуть не расплакалась. Но плакать было нельзя. Ведь опять все рассердятся.

Когда кто-нибудь плачет, я вот того обязательно жалею. Даже Петьку Кривощёкова. И воспитательницу тетю Галю я тоже бы пожалела, если бы она расплакалась.

А вот когда плачу я, все почему-то сердятся. Будто я нарочно плачу, будто мне это приятно. Слезы из меня сами рвутся, даже лицу больно, а остановиться не могу.

И всё равно я разревелась, да еще очень громко. Пришла тетя Галя, что-то говорила, дернула меня за руку, но я ничего не слышала, зато уже и не боялась больше. Это ждать, что тебя будут ругать, страшно. А когда ругают, как-то ничего.

Тетя Галя стянула с меня мокрые колготки. По-моему, вся группа пришла смотреть на это. А у меня ревелось всё громче и громче, хотя я совсем не боялась.

Потом меня дразнили до самого обеда. Петька Кривощёков выдернул у меня ленточку из косички. Ну что я могла сделать? Плакать нельзя. Жаловаться тоже нельзя.

Я сказала им:

— Давайте не дразниться, а хохотать.

Хохотала я одна, но не от смеха, а просто так. Всё равно мне делать больше было нечего.

Есть я никак не могла. Рот не раскрывался.

— Она опять не ест! — закричал Петька Кривощёков. — Воображает!

Тетя Галя ничего не сказала, но я-то знаю, что она еще больше сердится, когда молчит. Зато всё она расскажет тому, кто за мной придет.

Я очень часто не знаю, кто за мной придет: мама или папа, дедушка или кто-нибудь из бабушек. Не знаю, к кому меня отвезут…

— Она и второе не ест! — закричал Петька Кривощёков. — Воображает!

Тетя Галя опять ничего не сказала, а меня прямо чуть не затошнило. Это очень ужасно, когда ну совсем есть не хочется, а надо…

Всё равно рот у меня так и не раскрылся. Вот компот я выпила быстро и попросила добавки.

— Хи-и-итрая! — закричал Петька Кривощёков.

Нисколечко я не хитрая. Это он хитрый. На меня жаловался, а котлету мою проглотил прямо как крокодил.

Спать я тоже не могла. Я лежала с закрытыми глазами и думала, почему всё-таки никто со мной не играет? Вот Петька Кривощёков всех-всех обижает, а с ним все играют. Я никого никогда не обижаю, а со мной никто не играет…

Полдник я съела весь и два стакана киселя выпила. Стали собираться на прогулку. Мне уже было хорошо. Ну поругают, что я медленнее всех одеваюсь… Зато скоро за мной кто-нибудь придет.

— А где у тебя ленточка? — строго спросила тетя Галя. — Потеряла, конечно?

Жаловаться нельзя. Плакать нельзя. Пусть считают, что я ленточку потеряла, что я разиня, что я всё теряю… Одеваюсь я, конечно, медленнее всех… Неужели из-за этого со мной никто не играет? Да я просто еще не умею быстро одеваться. Раз я маленькая. И еще я думаю, когда одеваюсь. Думаю, думаю, например, о том, кто сегодня за мной зайдет, думаю, думаю, смотрю: все уже оделись…

Сначала во дворе мне грустно. Каждый раз мне кажется, что сегодня кто-нибудь согласится со мной играть… Но когда все от меня разбегутся в разные стороны, я постою немного и пойду играть одна, а потом и привыкну…

Всё равно ведь я когда-нибудь подрасту и будет у меня не просто подружка, а прелестная подружечка! Она будет ходить ко мне в гости. Я буду ходить к ней в гости.

И тут я вдруг увидела мою прелестную подружечку!

Она лежала у забора, и с ней тоже никто не играл! Я так сразу пожалела ее, что чуть не заплакала.

— Здравствуй, Света! — сказала я. — Давай с тобой играть?

По-моему, Света сразу согласилась. Я взяла ее, прижала к себе, ну просто не знала, что мне с ней от радости делать! Я даже не догадалась ее поцеловать.

Главное, куда ее спрятать, чтобы ее не увидели, особенно Петька Кривощёков или тетя Галя. Я знаю, что все они скажут, что Света некрасивая и грязная. Ну и что? Дома я ее вымою с мылом, высушу, и она будет красивее всех девочек в нашей группе!

Света, по-моему, тоже боялась, что и ее ругать будут за что-нибудь. Я сказала:

— Ты ни о чем не беспокойся, Светочка, пожалуйста. Если хочешь, можешь даже заплакать. Я знаю, что зря не плачут, и никогда не сержусь на того, кто плачет.

И Света, по-моему, сразу успокоилась.

Я расстегнула пальто, засунула под него мою прелестную подружечку, застегнулась.

Вся группа думала, что я одна, раз никто со мной не играет, а ведь мы были вдвоем!

Правда, Света оказалась мокрой, потому что была тряпичной и долго лежала на земле, но ничего! Скоро за мной придут…

А где она будет жить? Ведь я-то живу на разных квартирах. Оставлю ее у папы с мамой, Света меня будет ждать, а меня из садика заберет кто-нибудь из бабушек… Света ведь будет очень скучать и беспокоиться!.. Придумаем, придумаем что-нибудь…

По-моему, Свете уже было очень хорошо. Ведь это же ужасно — лежать на земле… никто с ней не играл, как со мной… Я знаю, что это ужасно. Ничего, ничего, я нарисую ей глазки, носик, ротик, пришью ей руку, нашью ей много-много платьев!

Спать мы с ней будем в моей кроватке. Перед сном я буду рассказывать Свете сказки…

Я даже громко рассмеялась от радости. Пусть я самая маленькая в группе, но ведь Света еще меньше меня. А я знаю, что маленьких надо не ругать, а любить. Играть надо с ними обязательно.

Теперь я, может быть, не буду плакать в садике. Может быть, я даже и есть буду.

ЧУМАЗЫЙ ФЕДОТИК

Никто и не играл с Федотиком, а те карапузы, которым и пяти не исполнилось, его не интересовали. Ничего эти малявки толком не понимают, разговаривать с ними не о чем.

Вообще-то Федотик жил хорошо, а вёл себя и того лучше. Ел он замечательно, спал великолепно. Не дрался он, не дразнился, не обзывался. Не с кем было драться, некого было дразнить и обзывать.

Лишь одно обстоятельство очень угнетало Федотика: временами он ужасно скучал, а еще чаще ужасно страдал от того, что на него мало обращали внимания. Страшно подумать, что его и ругали-то редко, почти совсем не наказывали. Не за что было.

В таких случаях приходилось ревмя реветь чтобы обратить на себя внимание. Тут его начинали бранить, смеялись над ним, дразнили и немного обзывали. Федотик в ответ ревел изо всех сил. Тут его начинали утешать, и, усталый, довольный, он крепко засыпал, спрятавшись на сеновале.

Выспавшись и восстановив силы, потраченные на рёв, Федотик обнаруживал, что жизнь интересна и жить можно, даже если тебе пять-шестой. Можно на худой конец и с малявками поиграть, а самое главное — набраться терпения подождать, когда тебе будет шесть-седьмой.