Среди свидетелей прошлого - Прокофьев Вадим Александрович. Страница 33
Но Иран так и не вступил в войну на стороне Германии, и «Завещанию Петра» суждено было пролежать еще десяток-другой лет, до тех пор, пока опять враги России, уже Советской России, не почувствовали необходимость замести следы своей преступной деятельности и свалить все с больной головы на здоровую.
В ноябре 1941 года гитлеровские газеты трубили на весь мир о завоевательской традиции русских. Они напечатали краткие отчеты о совещании, которое состоялось у Гитлера 25 ноября и на котором было зачитано «Завещание Петра Великого».
Не всех обманули эти вопли и эти документы. Многие понимали, что «Завещание» — фальшивка, но не знали автора.
И не удивительно. В XX веке не забыли Петра I, но не вспоминали о кавалере д’Еоне.
Кавалер д’Еон мог быть доволен своими успехами.
Вот уже два года кавалер живет в Петербурге. Веселый двор императрицы Елизаветы Петровны пришелся ему по душе, но неопределенное положение тайного агента французского правительства явно тяготило д’Еона. И не столько его угнетает должность тайного агента, сколько сознание того, что из «тайных» закрыта дорога к блестящей карьере «явных». А кавалеру очень хочется самому стать французским послом.
А потом это поручение…
…Перед отъездом в Россию Людовик XV удостоил д’Еона аудиенцией, обласкал, а затем вручил инструкцию: тайно собирать сведения о политическом, военном и финансовом состоянии России, ее настоящих и будущих видах на Польшу, о ее намерениях относительно Турции и Швеции, о расположении императрицы и ее министров к Франции, Англии, германским государствам, о склонности русского правительства к войне или миру, о том, преданны ли малороссийские казаки русскому правительству, о партиях внутри петербургского двора…
Кавалер повторяет наизусть всю инструкцию. В ней еще немало пунктов. Но вот беда: за два года он не сумел исчерпывающе ответить ни на один из них.
Ему, правда, удалось близко сойтись с вице-канцлером Воронцовым, да и сама императрица Елизавета благосклонно выслушивает комплименты. Но в придворных кругах живут сплетнями, слухами, интригами. И очень трудно слух отличить от правды, сплетню от подлинного факта. К тому же новый французский посол посматривает косо на пронырливого кавалера. Раз в три месяца д’Еон сообщает французскому правительству самые неблагоприятные сведения о после, в Париже доносы агента аккуратно подшивают, но не дают им ходу.
В 1756 году Россия вступила в войну с Пруссией на стороне Австрии. Австрию поддерживала и Франция. Стараниями французской дипломатии в 1757 году между Россией и версальским двором был заключен союзный договор. Французский посол поспешил отправить в Париж надоевшего ему кавалера с известием о благополучном исходе переговоров.
Д’Еон всполошился. В Париже с него потребуют не только текст союзного договора с Россией, но и отчет по той инструкции, которую он получил от короля.
В его распоряжении было мало времени, неудобство приходилось компенсировать фантазией. И она подсказала выход: написать «Завещание Петра Великого», положив в основу его ответы на вопросы инструкции. Но д’Еон торопился и впопыхах наделал много ошибок.
Ему как-то и в голову не пришло, что Петр I не знал французского языка и мог писать только по-русски, а д’Еон, «снявший точную копию», не знал русского, да ему и не было надобности его изучать, так как в тех кругах России, в которых он вращался, говорили по-французски.
Не подумал кавалер и о том, что, если бы он состоял в интимной дружбе с императрицей Елизаветой, это было бы известно ее придворным, но ни один из них не вспоминает имени кавалера. Подвел д’Еона и стиль «Завещания», его высокопарность, так характерная для французской литературы середины XVIII века и совершенно отсутствующая в деловом суховатом языке Петра I. И не знал кавалер, что в начале XVIII века в России Польшу называли Речью Посполитой и никогда не называли Пруссию и другие немецкие княжества, курфюрства, герцогства Германией. А в языке французской дипломатии это было принято. И уже совсем заврался ловкий кавалер, сочиняя пункт 14. Ну кто поверит, что Петр I может писать о русских «диких ордах»; чтобы православных, живущих в пределах Речи Посполитой, Венгрии, Турции, русский царь назвал бы «греко-восточными отщепенцами»?
Да кавалеру и не поверили, когда он по прибытии в Париж преподнес «Завещание» министру иностранных дел Франции аббату Бернесу. Министр назвал этот документ «химерой» и велел положить в архив. А кавалер горько сетовал впоследствии: «На мое открытие не было обращено серьезного внимания потому, конечно, что оно было сделано молодым человеком».
Что же, д’Еон был бы доволен, если бы знал, как «более солидные по возрасту» люди возились с сочиненной им химерой, хотя эта возня принесла им еще худшую славу, нежели та, которой добился пронырливый французский агент.
ЗАЙДЕМТЕ В АРХИВ
ЛИСТАЯ КНИГИ И ГАЗЕТЫ
Это слова Стефана Цвейга, вдохновенные слова об архивах.
Архив — это ли место для вдохновенных порывов? А между тем сколько писателей и поэтов, художников, режиссеров, не говоря уже об ученых-историках, побывало в архивах, чтобы не только почерпнуть из первоисточника нужные им сведения, но и в общении с документами настроиться на тот особый лад, когда человек уже не может не поделиться своим вдохновением!
Как часто говорят, пишут: «заглянем в творческую лабораторию ученого». Конечно, это выражение фигуральное. Можно заглянуть в химическую или физическую лабораторию, даже понаблюдать за тем, как в них трудятся ученые, но «творческая лаборатория» — это процесс часто, а может быть и всегда, индивидуальный, присущий только данному исследователю, и его приемы, его лаборатория становятся понятными для наблюдателей в основном, когда уже работа или завершена, или близится к завершению. Только тогда становится возможным проследить далеко не всегда прямой, а чаще очень извилистый путь поиска, найти причины неудач, обосновать успехи.
«Творческая лаборатория» историка-архивиста — это прежде всего поиск, это процесс, и часто очень длительный, нередко дающий в итоге отрицательный результат или находку, которая на первый взгляд кажется незначительной.
Может быть, легче всего проследить за этим творчеством историков, листая книги, газеты, журналы, обращаясь к завершенным трудам.
Действительно, полистайте газеты, журналы хотя бы за минувший год. Вы найдете в них множество заметок о новых архивных открытиях и поисках. Если эти заметки вырезать, сложить вместе, то каждый год будет получаться солидная книга о работе архивов и архивистов. А сколько незаметного, но столь нужного труда ежедневно, ежечасно вкладывают архивисты в любимое дело, скольким людям они помогли, нашли справки о их бывшей деятельности, разыскали никому не известные данные о полезных ископаемых, утвердили приоритеты ученых, помогли работникам милиции обнаружить опасных бандитов, разоблачить матерых шпионов!
Зайдемте в архивы. Познакомимся с некоторыми исследователями, которые трудились или трудятся ныне в них.
КЛЮЧ К ШИФРУ НАЙДЕН!
Наверное, многие слыхали или читали о самых разнообразных системах шифровки документов. В древней Руси была «тарабарская грамота», известен шифр Наполеона, азбука Мирабо, цифровые, буквенные шифры, шифровка с помощью специальных машин.
Владимир Ильич Ленин нередко прибегал к шифровке отдельных фраз и имен и целых писем, которые, случайно правда, но все же могли попасть в руки полиции. Причем Ленин использовал самые различные и в то же время совершенно не поддающиеся дешифровке шифры. Он придумывал их сам. Вот один из них. Его простота и абсолютная надежность заключались в том, что ключом к шифру служила партийная кличка товарища по борьбе, кличка, известная ленинскому адресату, но ничего не говорящая полиции.