Кинжальный огонь (Рассказы) - Богдаев Алексей Николаевич. Страница 23

— Я не жалею, что стану кадровым военным. Свой опыт жизни я приобрел на войне, многому научился, многое прояснилось. И, в конце концов, кто же, как не мы, будет защищать Родину! Сколько офицеров погибло, искалечено… Ситуация после войны напряженная, Александр Иванович. Мне еще год учиться. Вот первый отпуск после войны получил…

— Конечно, у тебя специальности никакой?

— Ну, какая там специальность! Воевал, стрелял, убивал, меня убивали, как жив остался — сам не пойму, Александр Иванович. Четыре года с оружием, в погонах… Я не надеялся, что выживу. В таком кошмаре войны шансов на выживание очень мало было. Видел десятки погибших бойцов, участвовал в похоронах убитых. Смерть вроде была неотвратима, где-то ходила рядом. Но о себе как-то тогда не думал: воевал, и все! В коллективе фронтовиков чувствуешь себя в безопасности. Аппетит был хороший, а спали — по обстановке: есть возможность — где стрелял, там и вздремнул, где шел, там и выспался. Каждый день почти, словно волосинки выпадали с головы, кто-то выбывал из строя… Запомнились мне слова, солдатик один пропел:

— Красивые слова! Метко пропел! В них вся биография фронтовика! А теперь этому конец, Алеша? Мы мирные люди?..

— …но наш бронепоезд стоит на запасном пути! — засмеялись вместе.

— Алеша, я думаю, теперь жизнь наладится?

— Не знаю, что будет, Александр Иванович. Одних поджигателей войны уничтожили — вылезают на свет другие! Трумэны всякие появляются, угрожают атомными бомбами… Борьба будет продолжаться. Но если народы мира смогут возглавить борьбу за мир, то и войны не будет…

— Поживем — увидим, Алеша! — Александр Иванович посмотрел в окно и неожиданно спросил: — Ты, значит, в отпуске! А сейчас куда направился?

— Вы знаете, Александр Иванович, я еду, сам не знаю, куда. Можно сказать, еду, куда поезд везет, — засмеялся Алексей. — Тут, конечно, секретов никаких нет. У меня заветная мечта, выстраданная войной: хочу попасть в степные просторы, где ковыль, как море, колышется, где тишина поет; хочу слышать пересвист сурков, подышать горячим ветром… Я солнышка еще не видел, Александр Иванович!

— Ну, ты романтик, Алеша! Размечтался! Это здорово, конечно, увидеть наши просторы! А конкретно, все же, куда стопы направил?

— А вот до станции Кавказская доедем, там пересадка на Дивное, потом буду искать Привольное. Это местечко, куда еще до войны мой дед уехал. Он писал, там калмыцкие степи…

— Село Привольное, говоришь? Не слыхал! Ну-ка, давай посмотрим, — учитель открыл чемоданчик и достал местную карту. — Я понял так, Алеша: ты хочешь попасть «на деревню к дедушке Константину Макарычу»? А ну, посмотрим, где эта деревушка? — он стал рассматривать, было темновато: надписи не разобрать. Галерин зажег спичку, подсветил карту.

— Так, вот здесь побывали немцы, а отсюда их погнали обратно, — учитель провел пальцем по черной полосе. — Так, Майкоп, Невинномысск, Армавир, часть степей захватили… А вот и Привольное! Это не в Калмыкии. Вот, смотри: здесь недалеко Сальск… — спичка потухла, и Алексей поспешно зажег вторую. — От Сальска — рукой подать — Привольное. Лучше сюда ехать. Если на Дивное, — еще сутки потеряешь на пересадку в Кавказской. От Дивной вон сколько ехать по степи, да по бездорожью…

— Вижу, понял, Александр Иванович. Вы, пожалуй, правы. Я так и сделаю: еду до Сальска.

— Значит, едем вместе, без пересадки?

— Спасибо вам! А то ведь и правда «на деревню к дедушке», — засмеялся Галерин и пожал руку Александру Ивановичу.

Учитель сложил карту. Дружеская беседа ночных пассажиров в уголке вагона длилась до рассвета, и только утром они, прислонившись к стене, вздремнули…

На небольшой станции Сальск поезд остановился, когда лучи солнца прорезали вагон насквозь и золотились на облупленных перегородках. Вышли из вагона. Александр Иванович обнял Галерина за плечи:

— Будет возможность, Алеша, заезжай! Приглашаю тебя в гости. Вот тебе мой адрес. Понравился ты мне, на сына моего похож…

— До свидания, Александр Иванович! Привет Ростову!

Молодой и пожилой распрощались. Со стороны казалось, отец обнимает сына.

Обшарпанная станция Сальск выглядела скучно. Людей почти не видно. Худющие собаки встречались на каждом шагу, лениво обходя прохожих. Уже нагретая солнцем пыльная земля, издолбленная колёсами, цеплялась за сапоги, и идти по ней было неприятно. Курсант направился к всаднику, который приторачивал повод уздечки к перекладине:

— Слушай, друг! Не скажешь ли, как добраться к деревне Привольное?

— Приволный! Такой деревня не знаем, дарагой! Все деревня надо автобаза ехать! Бижута называется. Десять километров будет. Вон па том дарогам иди. Там поехать будешь, дарагой!

— Спасибо, джигит! — крикнул военный и улыбнулся молодому парню с усами.

Галерин не сомневался, что джигит объяснил правильно. Он уверенно зашагал по дороге. За околицей курсант остановился: насколько видел глаз — простиралась ровная степь. Какая красота! Ширь необъятная. Солнце, чистый воздух, тишина и простор… Сердце забилось от радости: похоже, сбылась Лёшкина мечта! Он бросил шинель на жухлую траву, высоко поднял руки вверх, набрал полную грудь воздуха и заорал:

— Сте-е-е-е-пь! Здра-а-вст-ву-у-у-й, сте-е-е-е-пь!

Ему никто не мешал: человек был один на один с простором! Бежать хочется по степи! Ноги несут легко. Душа смеётся и радуется! Такое Лёшка ощущал только в детстве…

Но куда ты бежишь, молодец! Иди спокойно, наслаждайся прелестью природы. Можешь петь песни, если хочешь…

Дорожка в три следа: лошадиная посредине и колёсные по бокам. Ни ямочки, ни ухабинки, ни камешка на пути. Будто дорожки промели и выкатали. Далеко-далеко виднелись то там, то сям, как горсточки белых семечек, брошенных на изумрудно-золотистый ковёр, — отары овец. От земли уже струились потоки тёплого воздуха, и марево полыхало на горизонте. Какая прелесть, — дух захватывает!

Через несколько минут ходьбы пешеход был поражен неожиданно открывшейся картиной: перед ним расстилался лиман, и берег его чуть виднелся вдали. Голубая вода сверкала, плескалась небольшими волнами, белые буруны закручивались барашками. На воде чернел баркас, о его борт бились волны. Галерин остановился в изумлении: «Вода, кругом вода! Дорога уходит прямо в воду! Куда же идти? Но откуда столько воды? Целое море! Берега уже не видно! Что это со мной? Сон? Но я же не сплю!..» Внезапно вода поднялась волной, и теперь голубая стена катится по дороге на пешехода: «Кошмар! Этого же не может быть!» Но вот море всплывает все выше и выше, под ним обозначилась черная полоса — земля. Она разбухла, расширилась, посветлела и превратилась в белый город с небольшими домами. Вода улетела куда-то, исчезла, дома поблекли. Над светлым городом появилось яркое солнце. Теперь перед глазами возникли плотные стены кипарисов и пирамидальных тополей, они закрыли кварталы города, стали гуще и темнее, наконец, соединились в сплошной густой лес. Все стало зеленым, потом покраснело, порозовело, поблекло, рассеялось и исчезло совсем. Необыкновенное зрелище! Такого Галерин никогда не видел. Он понял, что это мираж, и с любопытством наблюдал удивительное явление природы… Постепенно все изменилось, и горизонт стал видимым. Дорога узкой ленточкой исчезала вдали, а отары овец оказались слева и не так далеко. Пейзаж поминутно менялся: появлялись все новые неповторимые зрелища. Стада овец всплывали и исчезали вновь в призраках различных видений. Очарованный всем этим Алексей невольно замедлял шаг.

Неожиданно от ближайшей отары совершенно четко отделилась черная точка и клубком катилась на пешехода: «Перекати-поле, наверное», — подумал наш герой. Клубок увеличивался, издали доносилось басовитое: «Гав! Гав! Гав!..» Стало очевидным: прямо на безоружного человека галопом мчалась ревнивая овчарка. Страж отары быстро приближался. Волкодав не запугивал и не шутил. Злючий пес шел наверняка. Что было у хозяина здешних прерий на уме, Галерин не знал, но, глядя на свирепого зверя, испугался и остановился в растерянности: ни палки, ни камешка, ни хворостинки — ничего нет, чтобы защититься. А серый лохматый псина напирал, отрезал путь: «От такого не отобьешься», — подумал Алексей. Вокруг ни души. Чабанов тоже не видно — некого просить о помощи. Между тем, овчарка, подбежав совсем близко, притормозила на дороге, но набрасываться не посмела. Алеша с детства помнил, что угрожать собаке нельзя — может напасть. Лучше стоять спокойно. Глядя кобелю в глаза, заговорил: