Кинжальный огонь (Рассказы) - Богдаев Алексей Николаевич. Страница 25

— Да ладно. Смотри, весь мокрый! По степи шёл, жара какая! Пойдём, передохнёшь немного.

Зашли во дворик. Голодные куры квохчут, за детьми бегают. Убогая лачуга обветшала, покосилась, давно не подбеливалась. В разговоре выяснилось: дочь овдовела, потеряла мужа — убит под Берлином в 1945 году. Дед показал гостю похоронку, фотографии зятя и награды фронтовика.

Он явно не хотел рассказывать о случившемся горе, но Галерин, как бы невзначай, между прочим, спросил:

— Дедушка, вы не рассказали, что произошло?

— Что произошло? Дети осиротели совсем! Вот что произошло! Ни отца, ни матери теперь нету! Жаль мне их, несчастных, погибнут с голоду. Я совсем старый… не могу… — Он снова пустил слезу и засморкался.

— А за что вашу дочь в этап?

— Да принесла с поля в подоле два кило жита! Накормить детей хотела… Украла зерно, значит. За это ей дали пять лет каторги, бедной… Здесь, в Бижуте, суд был, показательный суд какой-то, чтоб другим не повадно было… Арестовали, осудили и увезли дочку… За что? От детей оторвали… Вот горе какое! — Дед оперся локтями о колени, опустил голову ниже плеч, замотал ею от горькой безысходности. Плечевые кости выперли, тело вздрагивало и вздымалось — он тихо плакал. Жаль было смотреть на старика… Галерин молча наблюдал всё это, не знал, что сказать и что сделать. Язык словно онемел. Алексей напряжённо обдумывал ситуацию, но жалеть старика не стал, понимал, что жалость унижает человека, да ещё когда ты бессилен чем-либо помочь. Дети косились на военного и пытались угадать: хороший этот дядя или плохой. У него тоже погоны, сапоги и ремень, как у милиционера: «А может, и дедушку арестует и увезёт». Они боязливо прижимались друг к другу, глядя исподлобья на незнакомого. Алексей медленно повёл глазами по горнице: постель — одни лохмотья. Лоскутное одеяло засалено до блеска, бедная утварь, глиняная посуда, дощатый стол со щелями в палец и повсюду рой мух… Такой бедности фронтовик не видел нигде, хотя прошёл пол-Европы. «Несчастные, чем им помочь?» — подумал Галерин. Он бросился к вещмешку и извлёк все свои съестные припасы: хлеб, сахар, консервы, пачку галет и чай — ничего не оставил, хотя и понимал, что это крохи. Дети не могли понять, зачем дядя выложил всё из мешка, и по-прежнему побаивались его присутствия. Тем временем старик, немного успокоившись, медленно встал и вышел из лачуги. Вскоре он вернулся и принёс в корзине огурцы, помидоры, зелёный лук и редьку. Подошёл к гостю:

— Тебя как зовут, молодец?

— Алексеем зовут, дедушка.

— Погоди немного, Алексей, картошки сварю.

— Не надо, дедушка, не беспокойтесь, я не голоден.

— Ничего, погоди, я скоро!

Алексей, взяв мыло и полотенце подошёл к детям и нагнулся к девочке:

— Пойдём умываться, вот тебе мыло.

Скосив злые глазёнки, девочка мыло не взяла, отвернулась, боязливо прижав к себе мальчика, и хотела уйти вслед за дедом.

— Постой, как тебя зовут, девочка?

— Светка, — чуть слышно выдавила дикарка.

— Пойдём, Светочка, не бойся меня. Сейчас ручки помоем, умоемся, кушать будем… Ну, пошли! Где тут у вас умывальник?

Дети молча поплелись во двор, подвели к кадке. Галерин снял гимнастёрку и майку, а Света ковшом черпала воду и поливала на руки. Гость, довольный прохладой, нарочито плескался, вызывая у детей улыбку. Вытершись армейским полотенцем, он стал поливать детям. Они не умели пользоваться мылом, и скользкий брусочек выскакивал из ручонок, как рыбка. Маленький смеялся и не хотел выпускать игрушку. Постепенно дети осмелели, перестали коситься на гостя.

— Тебе сколько лет, Света?

— Восемь.

— В школу ходишь?

— He-а, бо школы нема.

— А братику сколько годиков?

— Тарасику? Ему пять годов, дядя.

— А ты отца своего знала?

— Знала, только батьки нема, убили нимци.

— А Тарас отца помнит?

— Не-е, бо вин малый був, як батько на фронт уихав…

Заправив гимнастёрку под ремень, Алексей зачерпнул ковшом воду из кадки и хотел напиться. Жажда давно мучила его, но заглушалась увиденным, и он не замечал её. Неожиданно подскочила Света и взяла ковш из рук гостя:

— Дядя Алёша, не пейте воду! — Она потянула за руку и подвела к лавке, на которой лежал арбуз:

— Вот, дядя, ешьте, у нас ещё есть.

— Спасибо! А это вам, Светочка.

Голодные дети жадно смотрели на еду…

За время войны сержант Галерин видел много смертей, но он никогда всерьёз не задумывался над тем, что там, в далёком тылу, за гибелью каждого солдата следуют горе, слёзы, нищета, голод и страдания. Теперь он увидел настоящих сирот, живущих в страшной нужде. Эти жертвы от потери кормильца повсюду: и там, где прошла война, и в тылу, где боев не было. Галерин подумал: «Почему люди страдают сейчас, после войны, после Победы?»

Света уже поняла, что дядя Алёша хороший дядя, не милиционер, стала смелее разговаривать, только Тарас всё ещё дичился и прятался за Свету…

Гость улыбался детям, старался отвлечь, шутил. Он достал из кармана складной нож и под шутки-прибаутки прицелился разрезать арбуз. Как только он дотронулся до белого красавчика ножом, арбуз треснул и пролил слёзки. Он оказался бордово-красным с очень чёрными семечками. Гость дал детям по дольке и с удовольствием утолил свою жажду…

За обедом дед рассказывал о жизни своей семьи.

Его дочь и зять смолоду работали в колхозе. Хлеба не давали вот уже несколько лет. Люди живут тем, что даёт огород. Кукуруза и просо заменяют хлеб. На овощи, да на бахчу вся надежда. Картофель здесь растёт плохо — не хватает влаги. Часто бывает засуха, и тогда хоть пропадай. Теперь, когда дочь угнали в этап, старик не знает, что делать: работать не может, а дети ещё малы. Из них какие работники? Света тёлочку пасёт, может, коровка будет, да когда ещё она вырастет…

Галерин слушал старика очень внимательно, и ему стала очевидной безысходность этого человека.

— Дедушка, вы не отчаивайтесь. Сейчас пока не все суровые законы военного времени отменены. Скоро станет полегче. Трудно нашей стране, войной разрушено и сожжено много городов и сёл. Всё нужно восстанавливать. Вот и хватают людей за малейшую провинность. Ваша дочь вернётся домой, как только отменят Указы военного времени, может быть в этом году, осенью…

— Не может быть этого, Алеша, — обрадовался старик, — неужели это правда?

— Правда, правда, дедушка! Скоро отменят карточную систему, хлеб будут свободно продавать! Потерпите немного.

— Если бы твои слова, сынок, до Бога дошли… Не поверишь, как мне страшно одному с детьми. Жаль мне их, сироток…

— Ну, мне пора! Спасибо за угощение, а тебе, Светочка, за арбуз спасибо!

— Это вам, дядя, на дорогу. — Света подала Алексею два початка варёной кукурузы. В маленькой ручонке протянула щепоточку соли. Гость поблагодарил, помахал рукой. На всю жизнь запомнил Галерин эту встречу с бедной крестьянской семьёй.

На автобазе курсант Галерин узнал, что в направлении Привольного грузовая машина уже ушла. Пока неизвестно, будет ли ещё попутка. Он сел в тени на скамью, вкопанную в землю и отполированную штанами до блеска. На другой скамье сидела молодая женщина с ребёнком на руках. Она сама спросила у военного:

— Парень, тебе куда надо?

— До Привольного! Деревня где-то такая есть!

— Мне тоже туда. Если шофёр согласится, то на бочке можно ехать. Это недалеко совсем.

— Не понял, на какой бочке?

— Он меня в кабину берёт с ребёнком, а ты молодой, на цистерне доедешь.

— А когда он поедет?

— Скоро, наверное. Пообедать пошёл…

Галерин понял, что ещё не всё потеряно. Но он знал и то, что ни один водитель бензовоза не пойдёт на риск, хотя здесь, в глуши, никакой ГАИ нет. Однако, подумал: «Попытка — не пытка!»…

Водитель шёл вразвалку. Он перебирал губами после еды и выглядел ленивым.