Мастерская дьявола - Топол Яхим. Страница 10

Сара, ну ты и путешественница! Потрясающе! А я нигде не был, как ты знаешь.

О том, что я много лет провел в Праге, хотя и не покидал тюрьмы, и что я там делал, я ей не говорил — она бы не поняла, и ей бы это, скорее всего, не понравилось.

Владивосток, гм. Что ж, покупаешь кое-какую еду, ну и водку, само собой, и едешь на край города — туда, где стоит одинокая скамейка, садишься на нее и смотришь на воду: все, конец путешествия, это Японское море. Стало быть, никакой Восточной Европы вовсе нет, успокоилась она наконец.

Ты права, Сара!

Ну а я не устаю благодарить Бога или еще кого за то, что родилась на Западе.

Да?

Почти всех моих родных убили в Терезине, но мой папа как еврейский ребенок из Словакии с помощью Красного Креста попал в Швецию, как ты знаешь. У него было нормальное детство, нацистов и большевиков он в своей жизни видел только в кино. Как и я.

Понятно!

Потому что культурную разницу между нами, козопас, создали десятки лет террора, угнетения и унижения, это же ясно. Поэтому вы не такие. И еще долго будете не такими.

Ты так думаешь?

Умный маленький папа, захлопала в ладоши Сара. Да, он попал в Швецию, поэтому я нормальная. Закончу учебу, паспорт у меня в порядке, обязательств никаких, я знаю мир и хочу, чтобы со временем у меня был ребенок или два, муж, дом и все такое.

Гм!

В Праге их погрузили в эшелон с табличками на шее, этих еврейских детей, и — вперед, в Швецию! Ты знаешь, что Швеция была в войну нейтральной страной?

Нет. Что это значит?

Да ладно, не бери в голову, не надо мучиться. Слушай, ты знаешь, почему мне нравится на Востоке?

Ну да, ты ищешь тут своих предков, свои корни и так далее.

Фигушки! Знаешь, почему мне тут хорошо?

Нет.

Я чувствую свое превосходство, понимаешь? У вас у всех комплексы по поводу того, кто вы и откуда. А у меня только свои собственные комплексы, личные, ясно? И — спокойной ночи!

Спокойной ночи, ответил я.

Только насчет «спокойной» она говорила не совсем всерьез. Невдалеке от нас гудела Староместская площадь. О драке уже ничто не напоминало. Мы долго с жаром обнимались. Но я был рад, когда она наконец заснула. Хотя бы майки я мог спокойно уложить в рюкзак. Сара очень тщательно следила за укладкой вещей. Не раз мы с ней паковались часами. А ведь даже если майки немного сминались, тетушки могли их выгладить. Это для них было обычное дело.

5.

На машине мы с Сарой добрались домой в Терезин за час, это только тогда с паном Гамачеком на раздолбанной «шкоде» мы тащились полдня.

Потом волонтеры специальным спреем наносили на майки дополнения по Сариному шаблону… и по мере того как наше движение за ревитализацию города крепло и в наши разрушенные кварталы наведывались всё новые и новые журналисты и нароискатели, мы с Сарой все чаще выезжали в Прагу за покупками, потому что наши майки, которые тетушки продавали туристам на маршрутах Музея, а позже и в нашем Развлекательном центре, шли нарасхват; кроме того, мы торговали и другими предметами, в том числе галькой с берегов текущих невдалеке рек Лабе и Огрже, из нее получались хорошие талисманы — нестираемым маркером мы писали туристам на этих камешках номера в зависимости от того, какими по счету посетителями Терезина они оказались… тут-то к нам и пришла Лея.

Ее заметил сам Лебо, когда она отделилась от своей экскурсионной группы и свернула с одного из обозначенных стрелками маршрутов в город… он обратил на нее внимание, потому что она шла, пошатываясь, в полуденном зное по центральной площади, Лея — под два метра ростом, с коротко стриженными рыжими волосами, короче даже, чем у меня, и вот так она пошатывалась в полуденном зное, из одежды на ней остались только зеленые трусы, все остальное она с себя сбросила, рюкзак тоже куда-то зашвырнула… Лебо заметил, как она бредет, медленно, нетвердым шагом, осторожно поднимая правую руку, словно ощупывая воздух, с выпученными глазами… позже она с улыбкой рассказывала, что якобы хотела дотронуться до электрических проводов, чтобы ее ударило током и все было кончено, чтобы выключить свой беспокойный измученный мозг, который хотел понять… все эти поездки довели ее почти до безумия… она объездила много лагерей смерти в Польше, но тот пуп земли, откуда ее родных давным-давно погнали к смертоносным проводам, был тут, в Терезине… и вот она здесь… и у нее жар… и ей жутко.

Знакомство с Сарой помогло этой девушке, которую мы тогда прозвали Большая Лея, она весь день и всю ночь проспала на Сариной койке, а потом, когда немного пришла в себя, затаив дыхание, слушала Лебо: наконец-то после чтения многочисленных энциклопедий, хождения по музеям и поисков перед ней был живой свидетель, в чьи раны она могла вложить персты и чьи речи оказывали целебное действие… также ей пошло на пользу то, что она могла вместе с Сарой, а потом и с Рольфом и другими касаться предметов, оставшихся от погибших или без вести пропавших мучеников, касаться находок из терезинских подземелий, которые мы детьми приносили Лебо… и, вероятно, благодаря этому, благодаря усилиям Лебо в головах людей, болеющих кошмарами прошлого, начинали рассеиваться черные тучи… поездившая по миру Лея много значила для нас, потому что она дала нашему сообществу имя.

И фирменное блюдо. Эту идею Большая Лея подхватила в бывшем краковском гетто, поэтому вкусная хрустящая пицца, которую она и тетушки принялись печь на нашей кухне, получила название «гетто-пицца», а особый колорит ей придавала тонкая обсыпка из терезинской травы, какая не росла больше нигде… позже появились еще две девушки, с которыми Большая Лея познакомилась на экскурсии в Освенциме… само собой, они тоже были во втором или третьем поколении потомками замученных, и мозг их мрачила черная туча, Лея отправила им весточку, они нашли нас и спустя пару дней решили остаться… позже эти наши новые студентки отвечали за павильон на главной площади, который мы назвали Развлекательным центром, там развевались разноцветные майки с Кафкой и пахло гетто-пиццей… и уже сам этот факт означал ревитализацию, потому что не только наши жители воспряли и — из-за аромата, красок и вообще оживления — повылезали из своих полуразваленных домов: к нам стало съезжаться все больше людей из внешнего мира, так что мы вскоре соорудили возле нашего первого павильона на центральной площади Главный стан, где Лебо говорил с людьми, а Сара и Лея были там с ним, отчасти немного ограждая его от наплыва новых посетителей… причем надо сказать, что у наших горожан Большая Лея вызывала чуть ли не благоговейный трепет, а дети ею восхищались, особенно когда она строила им забавные рожицы… рыжая великанша, обычно одетая в спортивный костюм зеленого цвета, возвышавшаяся перед входом в Стан, кроме всего прочего, следила за тем, чтобы ни один ловкач не проник внутрь, не заплатив… да-да, Сара на входе собирала деньги, ведь среди посетителей были и такие, кто пришел просто поглазеть на знаменитого Хранителя Терезина, и они обязаны были положить пару монет в мисочку… и теперь, когда я звал Сару к своему стаду, она только мотала головой: собственно, с того дня, как Лебо начал общаться с посетителями в Главном стане на центральной площади, Сара больше не приходила ко мне… может быть, еще и поэтому я начал слушать Алекса.

Уже тогда мы назвали нашу коммуну «Комениум». Ведь не кто иной, как Ян Амос Коменский, Учитель народов, утверждал, что школа должна быть игрой. А Лея приехала из Голландии — страны, где Ян Амос нашел себе пристанище, после того как его беспощадно изгнали из Чехии, и именно благодаря Лее прижилось название нашего учебного центра, в котором преподавалась история ужаса, а затем учащиеся проходили курс психотерапии в игровой форме, включавший и танцевальные занятия.

А Мастерские радости — это была идея Сары.

Речь шла о наших калеках и дегенератах. При социализме они не смели свободно шляться повсюду, ночевать в подземных логовах и клянчить деньги у туристов, при социализме дегенераты были или в кутузке, или в психушках, а сейчас в бункерах чадили костры и валялись завшивленные одеяла наших бездомных, так что дети уже не могли бы здесь бегать… впрочем, в Терезине детей уже и не осталось.