Песнь Гнева (СИ) - Кадышева Дарья. Страница 54

Затем она увидела огромный, почти круглый валун. Подойдя ближе, Лета услышала журчание и не поверила своим ушам. Она побежала, охваченная упоительным предвкушением освежающего вкуса ледяной воды на языке. Она упала рядом с валуном на колени, судорожно ощупывая его. Но, увы, валун оказался лишь валуном. И ручеек из-под него не бился.

Разочарованная, она пнула камень, охнула от боли, охватившей пальцы ее левой ноги, и вытащила меч. Клинок, звеня, отскакивал от камня, по которому раз за разом била Лета, высекая искры. Гнев забрал у нее остатки той энергии, которую она могла бы потратить на дорогу. Она повалилась возле валуна, в его тень, и закрыла глаза. Заходящее солнце залило ее дрожавшее тело кроваво-красным светом. Вскоре наступила ночь.

Она долго не просыпалась. Ни от холода, сковавшего ее кости и суставы, ни от болей в вывернутой при падении руке, ни от голода, ощущавшегося в ночное время острее всего.

Утром Лета повторила свой каждодневный ритуал и поднялась.

«Керничка, — думала она. — Которая выстоит. Которая будет вставать всегда, когда упадет. Которая вернется с того света, чтобы осуществить свою месть».

Они никогда не забывала о том, для чего должна была выбраться из этой пустыни. Она представляла постоянно его лицо, с черными бездушными глазами и циничной усмешкой, что заставляло ее желать ему мучительной смерти. Она видела, словно наяву, как ее меч пронзает его крепкое тело, как ее рука вцепляется в его темные кудри, откидывая голову. Она думала о том удовольствии, которое подарит ей вид его перерезанной глотки. Отныне у нее не было более заветной мечты, чем его убийство.

Солнце зашло высоко, когда Лета поняла, что больше не может идти. Она опустилась на четвереньки и тяжело задышала, как животное. Она вскинула голову, чтобы взглянуть на раскаленный шар, который никогда не слепил ее, но немилосердно опалял. Отчаяние захлестнуло ее. Настала пора молиться богам. Но она не умела и не хотела.

Все вокруг утонуло, съеденное тьмой.

***

Широкое лезвие двуручного меча пронзает трепещущую плоть. Всплеск крови, орошающий землю, вырывается из нанесенной раны. Он падает на колени, но его рука по-прежнему сжимает меч. Взгляд голубых глаз остается отрешенным, лишь кривой изгиб губ выражает изумление. Он проиграл.

Она смотрит на него, но ноги ее скованныжелезной цепью. Ей не встать. Она впивается ногтями в землю, подтягивая свое отказавшееся слушаться тело ближе к нему. Густая кровь заливает сухую траву. Он смотрит на нее, и теперь его глаза выражают сожаление и… муку.

Я обещал тебе долгую и мучительную смерть.

Она ползет, тщетно пытаясь освободиться от стальных пут, обвивающих ее лодыжки, но не успевает. Его палач выносит смертный приговор. Он поднимает меч, сверкающий во вспышках молний и огня. Времяостанавливается.

Палач заносит клинок и одним коротким ударом сносит голову приговоренному. Она кричит, наблюдая, как обезглавленное тело падает к ногам убийцы. Сердце застывает в страхе и немом потрясении.

Черные глаза холодны и пусты. Они находят ее, и палач вновь поднимает меч высоко над головой.

Ночь. Чаща. Марк?

Сосновые стволы тянутся к небу, вонзаются в небо подобно тысяче широких игл. Он, одетый в рваные лохмотья, бежит между деревьями. Его некогда красивые и мягкие волосы черны от грязи. В ладони он держит короткий нож, чье лезвиепоблескивает в лесном полумраке. Он прижимает его к себе, хрипло дыша в такт своему бешеному пульсу.

За ним гонится дикая стая волков с горящими желтыми глазами и окровавленными пастями. Они бегут, почва вздыбливается под их мощными лапами, взвихриваяземлю и сосновые иглы.

Выпусти зверя. Или умри.

Он устал. Он станет пиром для зверей.

Он спотыкается и падает, катится кубарем по земле и снова поднимается. Но стая его настигает.

Первый, молодой, бросается на него, издавая громкий рык. Нож вонзается в серую шерсть, и волк, поскуливая, откидывается на спину. Но это ничтожная потеря. Настал черед следующего. Онотпрыгивает в сторону. Однако еще один кидается на него, цепляясь зубами запредплечье. Он кричит и падает, пытаясь найти опору в рядом растущем дереве, но влажные пальцы соскальзывают с коры.

Терзаемыйволками, разрывающимиего тело на куски, он уже неспособен кричать. Вожак наблюдает за трапезой, стоя поодаль, на холмике. Волчья морда скалится, покрытая белесыми шрамами на темной шерсти.

Ты ничтожен и слаб.

Она здесь. Она может облегчить его страдания, натянув острую стрелу на тетиву.

Только мольба. Мольба в его взгляде позволит ей сделать это. И поражение.

Видение сменилось новым.

Небеса разверзлись, и на землю хлынула влага. Он стоит перед ней, вскинув руки, прося пощады.

Она трясет короткими темными волосами, разбрасывая капли. В ней больше ничего не осталось. Ни сочувствия, ни доброты, ни милосердия, только суровая решимость.

Браслет тихо звенит, когда она поднимает кисть, указывая. Он качает головой, что-то говорит, пятится назад. Но в ее взгляде пустота.

По его узкому лицу стекают ледяные струи дождя. Теперь он может только надеяться, что она сделает другой выбор. Она владеет его жизнью.

Он произносит ее имя, и это сердит ее. Она поднимает руку выше, и браслет на ее тонком запястье болтается, выбрасывая темно-красные искры. Ее грудь под тесным, давящим и раздражающим корсетом вздымается от волнения. Губы сходятся и образовывают тонкую линию.

Ты ведь знаешь, что это запрещено.

Она смотрит в сторону, все еще объятая ореолом сомнения.

Запреты. Пыль. Одиночество.

Она снова глядит на него, и смирение в его глазах колет ее.

Моя любовь.

Но он не будет долго ждать. Он уйдет.

Она дрожит, а вместе с ней и браслет. Заклинание вспыхивает алым, трескучим светом и летит к нему. Когда она опускает руку, его рассеченное пополам тело уже лежит на земле.

Смена. Теперь она не наблюдательница, а участница.

Перед ее взором плывут лица. Сотни смутных, неразличимых лиц. Она слышит людские крики, но не может разобрать ни слова. Плотная возбужденная толпа беснуется, мужчины проклинают ее, а женщины… Их презрение настолько велико, что можно потрогать его пальцами.

Она не слышит их слов, но знает, чего они хотят. Они хотят ее смерти.

Туго затянутые твердые веревки режут запястья. Голые колени саднят от шершавого дерева, из которого сделан помост. Она смотрит перед собой, ничего не видя из-за слез, которые заполняют ее глаза.

Мне кажется ее лицо знакомым. Но я не мог встречать ее.

Над крышами велиградских домов пролетают птицы. Какие же они восхитительные, парящие в небе, свободные…

Позади раздаются тяжелые шаги. Ее волосы сгребают в охапку, заставляя наклониться. Она прикусывает губу, чтобы не издать стона от боли.

Она не слышит приговор. Он тонет в воплях толпы.

Я думал, ты мертва.

К ней обращаются. Она не отвечает, глядя на солнце, такое же золотое, как и ее глаза. На последнее, что она видит.

Она не щурится. Не двигается. Пока палач не толкает ее в спину, вынуждая положить шею на окропленную кровью плаху.

Не медли. Руби единожды и сильно.

Она закрывает глаза. Свистящий взмах топора. Хруст кости.

Катится, как шар, в толпу, скрываясь в копне густых волос. Замирает. Почти прикрытый черным локоном глаз смотрит в никуда.

Образы сменяются в кровавом тумане, приподнимая из глубин души все самое ужасное. Они пляшут в безумном языческом хороводе, хватают ее сознание, швыряют лицом в страхи, показывают ей то, чего не может быть. Но она уверена, что это происходит наяву.

Стремительный, как горная река, экипаж жутких образов делает очередную остановку.

Она стоит в комнате, наполненной ароматом шафрана. Струйки дыма благовоний поднимаются из плоских чаш, игриво подергиваясь и завораживая. Стены помещения украшены росписями: белые, голубые, лиловые цветы ютятся на крупных листьях, объединенных золотой нитью, извивающейся по всему периметру. По центру комнаты кровать, отделанная резьбой на колоннах и укрытая шелком. На ней под раскрытым балдахином лежит женщина с рассыпавшимися по подушкам черными волосами. Она кричит, бьется в судорогах, цепляясь за простыни.