Теневая месса (СИ) - Кадышева Дарья. Страница 97
Глава 26. Часть 1
Глава 26.
Вкус тьмы.
Тихий ветер, напоенный августовской тяжестью, едва дотрагивался до белоснежных штор в комнате и полз по полу, обхватывая прохладой лодыжки. Лета поёжилась, ощутив на спине россыпь мурашек. Всё тепло на вилле будто собралось в одном месте, где танцевали, пили и смеялись гости, а другие уголки оставило ночному холоду.
Холоду. В Китривирии. Где даже снег не выпадает. Где в принципе никто не знает, как это — замёрзнуть.
Но она замёрзла.
Лета прошла на середину комнаты, глядя себе под ноги. Царь стоял у распахнутого окна, погружённый в созерцание города. Вокруг клубилась чернильная тьма, накладывая свои лапы на его белую тунику и делая её серой, как одеяние каменной статуи. Свечи не горели, но так только лучше. Любой свет, разбавивший бы это переплетение тёмных и невзрачных оттенков, открыл бы взору пылающие щёки девушки.
Стражник передал ей, что царь разыскивал её, чтобы поговорить наедине, и Лета почти побежала в указанном направлении. Она торопилась, путаясь в складках идиотского платья. Если бы не знание того, как страшен бывает чародейский гнев, она бы порвала его прямо там, в коридоре. В клочья. И пришла бы к Дометриану в обрывках. Она ненавидела взгляды, которые собирала сегодня в этом платье. Но любила один из них.
Ветер усилился. Лета чертовски замёрзла, а щёки горели от приступа стыда, преследующего её столько дней кряду, что пора было смириться. Дометриан повернул голову и кивнул, приветствуя её. Да, так легче. Он заговорит, и она сможет забыться. На какое-то время.
Она была рада этой возможности прийти сюда. Вдохнуть воздух, в котором не было Конора.
Зачем она пошла за ним? Зачем встретила его взгляд, заряженный бешенством и едва ли не искрящийся от бушующего внутри огня?
Взгляд, способный пройти насквозь и расщепить на частички.
Он — ублюдок. Убийца. Проклятое богами создание, обречённое на смерть, но почему-то отказавшееся покидать этот мир.
Марк однажды сказал ей, что Конора отринула сама преисподняя. Кто же тогда Лета, раз приняла его, любезно распахнув свои объятия и позволив выдрать из груди то, что осталось от её сердца?
Она хорошо понимала его. Возможно, даже слишком хорошо. Понимала его сокрытую за вечной усмешкой боль, хладнокровие, сменяющееся всплесками гнева… Она сама была такой. Разница в том, что у неё ещё было то, за что цепляться. У Конора не было ничего, кроме злобы и отвращения ко всему окружающему.
Всё это стало таким привычным, что больше не пугало.
Её ощущения. Такие, когда горишь заживо, но хочешь этого. Хочешь чувствовать эту боль.
Смотришь ему в глаза и чувствуешь холодные пальцы на своём горле, считывающие бешеный пульс.
Знаешь, что все его слова — отрава, но глотаешь их и давишься, и тебе всё мало.
«Выметайся, сукин сын. Пожалуйста».
Этому нет ни конца, ни края. Скорее небеса развернутся огненным ливнем, чем она выкинет его из головы.
Она думала о нём в Грэтиэне. Думала и проклинала. Пронесла мысли о нём через весь континент и впустила их в чужую постель. И везде, где её тела касалась изящная рука с тонким запястьем, светились следы другой руки — покрытой шрамами и обжигающе ледяной.
«Ты ни черта не знаешь…»
Вот так, с шипящими нотками северного акцента. С горечью на последнем слове. С пойманным в кулак вожделением. С ревущей бурей в серых глазах.
Лета знала, и это потащило её на выход из зала, прочь от Лиама и его объятий, успокаивающих и приятных, от этого вдвойне невыносимых. Она хотела упасть в другие, жестокие и неумелые, опаляющие кожу зимним холодом. Чтобы закоченеть и навсегда в них остаться.
У неё хватило смелости на одно робкое касание. Осторожное прикосновение к мрачной бурлящей энергии. Которое он тут же отверг.
Она стояла там и смотрела, как он уходит, пока сердце пропускало удары, билось так медленно, едва шевелясь, будто готовилось умереть. И не было от этого спасения. Не было и лекарства. Да и существует ли такое снадобье, способное излечить её от липнувшей к плоти необходимости быть рядом с ним?
Надо бы спросить у Иветты. Если залиться какими-нибудь зельями — и есть решение, она непременно сделает это. Только бы перестало так колоть в груди…
— Мне нравятся твои друзья.
Лета подняла голову и вздрогнула, словно очнувшись от дремоты.
— Да? — тупо переспросила она, подходя ближе и натягивая на лицо лёгкую улыбку.
— Да, — повторил Дометриан, встав вполоборота к ней. — Марк, Иветта, тот кудрявый бард… Берси, верно? И Брэнн.
Лета промолчала, дёрнув заинтересованно бровью.
— Хотя Марк может быть опасен.
— Тем, что он волколак?
— Как заверил меня Лиакон, он вполне неплохо справляется с этим. Но есть некоторые моменты, вроде вспышек злости и…
— Отец, — прервала Лета, и Дометриан удивлённо посмотрел на неё. — Марк редко злится. И всегда недостаточно, чтобы обратиться. К тому же я выросла с ним и знаю, как его успокоить.
«Я назвала его отцом… Я и правда так сказала?»
— Не мне указывать тебе, каких друзей стоит заводить, — ответил Дометриан спустя какое-то время, продолжая смотреть на неё. — И Марк вызывает у меня наименьшие опасения.
— Дай-ка угадаю — Рихард?
— И северянин. Конор.
Лета напряглась, прикусив губу, но царь ничего не заметил. Взгляд покинул её лицо и вернулся к ночным огням Сфенетры.
— Рихард и Драгон были ведь друзьями?
— Точно не врагами. Тебе не о чем беспокоиться. Рихард не подарок, но я бы доверила ему свою жизнь.
— А Конору?
Как бы ей не хотелось, ни ложь, ни правда не вырвались из её глотки, а застряли где-то на полпути. Дометриан ждал её ответа. Лета могла только вздохнуть.
— Ты влюблена.
Как удар. Плетью. Прямо по хребту.
— Нет. Разумеется нет.
— Когда ты рассказывала о том, что происходило на Севере, ты не упоминала о нём. Ни разу.
— Там и упоминать было нечего, кроме того, что всё живое в радиусе версты подыхало от его неуёмного сарказма.
Дометриан снова посмотрел на неё. Мягко.
— Можешь ничего мне не рассказывать. Я не настаиваю. Просто будь осторожна с ним.
«Ты не представляешь, в какой раз я слышу это».
— Это всё напоминает мне наш разговор о Лиаме, — честно призналась Лета, заставив себя выдохнуть.
Вполне ожидаемо, что Дометриан решил поговорить с ней «о мальчиках». И если у чувства неловкости существовал предел, Лета сейчас его достигла. Пробила самое его дно.
— От Лиама я знал, чего ожидать, — продолжил отец. — А этот… Я не знаю о нём ничего. Я смотрю на него и не вижу ничего такого, что обычно бывает в людях. Ну, понимаешь, вроде хитрости, зависти, симпатии… Взгляд очень многое говорит, даже если его пытаются скрыть. Но у него — пустота. И холод.
Повисла пауза. Тяжёлая, долгая, раздирающая горло. Дометриан и не подозревал, как был прав.
— Давай не будем об этом, — попросила наконец Лета и направилась к нему, комкая в руке ткань платья.
Царь подвинулся, уступая ей немного места у окна, чтобы она тоже посмотрела на то, во что превращалась Сфенетра ночью. На скопление мигающих огней под ярким белым месяцем, похожих на вереницы тёплых звёзд, что рухнули с бескрайнего неба. Но Лета поглядела на Дометриана. На новые морщины, отросшие ниже плеч волосы и две крупные серьги в обоих ушах, блестящие как-то тускло и совсем не как золото. Девушке даже показалось на мгновение, что в чёрных кудрях проглядывала седина.
— Я надеялся, что Гекта окажет нам поддержку, — произнёс царь. — В такие времена, когда приходится разделять свои силы.
— Ты для этого пригласил кентавров? — полюбопытствовала Лета и посмотрела на город. — Я думала, тебе нужно дерево для строительства флота.
С такого расстояния было невозможно разглядеть море. И всё же она увидела за огоньками блеск волн, участившихся с пробуждением ветра.