Инерция (СИ) - Печёрин Тимофей. Страница 13

Отложив малоэффективный пистолет, Кожин снова взялся за столб вешалки. Приподнял, целя верхушкой в потолок; точнее — в горб существа.

Тварь в свою очередь тоже оказалась не лишена сообразительности. Увидев тянущийся к ней столб с несколькими крючьями, она взмахнула рукой… нет, скорее, все-таки, когтистой лапой, пытаясь отмахнуться от вешалки, а оставшимися тремя конечностями — удержаться на потолке.

Удар вышел неслабый, даже несмотря на неудобную позицию. Один из крючьев для одежды отломился и улетел прочь. Вешалка заходила ходуном в руках Андрея. Да и сам он едва устоял на ногах.

Но все-таки удержался. И вешалку из рук не выпустил.

Ответная атака Кожина оказалась к его радости весьма болезненной для твари. Та отвратительно взвизгнула, когда крючья, венчавшие столб, ударили ее в спину. А затем слетела с потолка — сметенная, как гигантская муха не менее исполинской мухобойкой. С той лишь разницей, что у вышеназванной мухи имелось перед этой тварью одно преимущество. Способность летать, а значит, больше возможностей для маневра.

Горбатое существо грянулось об пол, приземлившись среди обломков ранее разваленного им стола. Но почти сразу вскочило на ноги. И, не прекращая визжать, кинулось на своего обидчика.

Андрей не успел ни отскочить, ни, тем более, снова взяться за пистолет и нажать на курок. Все, на что хватило ему времени — это отпустить столб-вешалку, поставив ее так, чтобы она оказалась между Кожиным и тварью. Последняя, впрочем, преодолела эту, чисто символическую преграду походя. Просто едва заметно отклонившись. И не сбавляя скорости.

Взмах передней лапы; пять крючковатых когтей сверкнули в воздухе и ударили в грудь Андрею, разрывая пиджак и рубашку, пронзая кожу. Светлая ткань рубахи в считанные мгновения покраснела от крови.

Но прежде чем тварь нанесла следующий удар — целя на этот раз в живот Кожину — подоспел Марьян Паков. И размашистым движением руки приложил ладонь с крестиком к макушке существа.

Раздалось шипение, как бывает, когда на горячую сковороду прольют немного воды. От головы твари — от того места, где к ней прикоснулся крест — повалил дым. Густой, черный и зловонный. А рука Пакова чувствовала, как крестик под ладонью стремительно нагревается. И лейтенант еле удержался, чтобы не отдернуть эту руку.

Тварь заверещала теперь непривычно жалобно. Крик ее живо напомнил нестройный хор людской агонии с давешней видеозаписи, запечатлевшей последние мгновения жизни в городке Гродница. Только звучал он искаженно и вызывал не сочувствие, а отвращение. Так же примерно склонны искажать в своих творениях реальный мир художники из числа «модных», но имеющие явные проблемы с психикой. Или столь же не вполне здоровые ди-джеи — классические мелодии.

Под аккомпанемент собственного вопля существо бросилось наутек. Сметя на ходу обломки стола, какое-то кресло, а напоследок — цветочный горшок, из которого торчал давно засохший безжизненный кустик, тварь вскочила на подоконник. И, пробивая в прыжке мутное, давно не мытое стекло, проламывая оконную раму, вывалилось наружу.

Подбежавшие к разбитому окну Кожин и Паков проводили тварь взглядом. На их глазах та протрусила по серому от сухой травы мертвому газону, по брусчатой дорожке, и, выскочив на улицу, завернула за угол одного из близлежащих зданий. И скрылась, не прекращая дымить и на ходу теряя форму — сама обращаясь в облако черного дыма.

Затем лейтенант полиции и сотрудник отдела «Т» встретились взглядами.

— Что это было? — вопрошающе молвил Андрей.

— Смотря, в какой момент, пан шеф, — ничуть не смутился его визави, чье лицо снова озарилось улыбкой добродушного простака. — Если вы о событиях последних нескольких секунд… то это, пожалуй, больше всего похоже на изгнание нечистой силы. А если вообще… то, осмелюсь предположить: судя по одежде, а также в соответствие с законом Лавуазье, что ничего-де не исчезает бесследно и не появляется из ничего, в роли этой самой нечисти выступала наша заклятая подруга… боевая, хе-хе. Фрейлейн Кранке.

Кожин печально вздохнул, а Паков добавил:

— Хотя насчет Лавуазье я бы не зарекался… применительно к такому месту.

Андрей промолчал, про себя полностью согласный с последней фразой. Потому как не мог вновь не вспомнить целых четырех Измаилов.

Затем перевел взгляд на оцарапанную тварью грудь. Рана, вопреки опасениям, оказалась пустячной. Кровь уже остановилась, да и боли почти не было. Разве только жжение в том месте, где уже начал рубцеваться след от когтистой пятерни.

7

— А вы ведь не полицейский, — как бы невзначай обратился к Пакову Кожин уже после схватки. Когда они оба, покинув разоренную гримерку, спустились в подвал театра и… еще ниже.

В типичном подвальном этаже, где размещались туалеты, технические помещения и небольшой склад с неиспользуемым реквизитом, обнаружилась неожиданно, помимо всего перечисленного, небольшая дверка, ведущая в темные подземные глубины.

Обнаружил дверку не кто иной, как Паков. И ему немедленно захотелось заглянуть в темнеющую за ней шахту. А еще раньше — собственно, посетить подвал.

И в шахте-то этой, точнее, на ступеньках винтовой лестницы, ведущей вглубь, состоялся сей разговор — хотя бы претендующий на откровенность.

— Это из-за Беранже, да? — с толикой смущения спросил человек, выдававший себя за лейтенанта полиции. Шел он впереди, а, услышав провокационную реплику Андрея, остановился и обернулся.

— Беранже — пустяковина, сказать по правде, — было ему ответом. — И пару строк запомнить, ума много не надо, и полицейских я вовсе не считаю недалекими служаками, у которых одна извилина, и та — след от фуражки. Да будет вам известно, один знакомый офицер при мне то Ницше цитировал, то Зигмунда Фрейда. Причем не для того, чтоб щегольнуть. Но утверждал, что труды означенных господ реально помогают ему в работе. Позволяют лучше понимать преступника.

— Тогда?..

— Ну, первое — это когда мы труп нашли, — охотно пояснил Кожин. — Помните? Мне пришлось напоминать вам, что не помешала бы помощь судебной медицины. Вам! Якобы полицейскому! Хоть вроде, уж чего-чего, а с жмуриками ваш брат знает, что делать.

Паков насупился. В свете фонаря было видно, каким недовольным и даже настороженным сделалось его лицо. Оно и понятно: узнавать о собственных проколах — так себе удовольствие.

— Теперь второе, — продолжал Андрей. — Когда мы преследовали цыганку, вы на ходу докладывали об этом на пост или… не знаю куда. В общем, коллегам своим… вроде бы. Помните? В коммуникатор говорили?

Так называемый лейтенант молча кивнул, а Кожин добавил:

— Точнее, правильно было бы сказать: «как бы докладывали» и «как бы в коммуникатор». Вы его… активировать забыли. Хотя не думаю, что это была именно забывчивость. Скорее, вы просто сделали вид, что сообщали о «постороннем на территории». Ну, чтобы соответствовать образу в наших с фрейлейн Кранке глазах. Короче, играли роль. Причем… ничего личного, но весьма бездарно. На кастинг к какому-нибудь режиссеру, на роль полицейского — даже не суйтесь, мой вам совет.

— Может, есть еще третье? — не без сарказма осведомился Паков, судя по голосу немало уязвленный последними замечаниями Андрея.

— А то, — услышал он в ответ. — Третье по времени обнаружения и осмысления мною… но отнюдь не по значимости, обстоятельство — это то, уважаемый, что вас… решительно ничего не удивляет и мало что останавливает. Да-да! То, что вы вообще сунулись в город, незнамо где побывавший и невесть откуда вернувшийся, само по себе вызывает вопросы. Но это хотя бы можно было списать на приказ начальственных самодуров. Однако вот мы наткнулись на труп, который из-за специфического его положения да в полумраке приняли за ходячего мертвеца. И что же? Вы испугались? Нет! Вас его появление, скорее, разозлило. И то по причине внезапности. Но, отдам вам должное: пришли вы в себя почти сразу и потянулись за пистолетом. Что, не впервой по подобным противникам палить… причем по настоящим?