Айдол-ян - 2 (СИ) - Кощиенко Андрей Геннадьевич. Страница 73
— Журналистка Ли УнСок, канал «SportStep». Госпожа ЮнМи, вы не согласитесь ответить на несколько вопросов для телезрителей нашего канала? Как здоровье вашей мамы, госпожи ДжеМин?
Озадачено смотрю на выглядывающую из-за моего охранника девушку, которой он преградил дорогу ко мне и СунОк.
Охренеть! Мало того, что вот такие вот, как она, отчасти виноваты в том, что мама в больнице и плачет, так они ещё и сюда пришли, ещё деньжат подзаработать! Вот твари. И что делать? ЁнЭ нет. Сказать — «без комментариев»?
— Вы можете как-то прокомментировать происшествие возле кафе вашей мамы? — задаёт мне следующий вопрос журналистка.
Вижу, как подтягивается вторая пара деятелей эпистолярного жанра и останавливается рядом с первой. В глубине коридора замечаю ещё двух «акул пера» спешащих к месту возможной кормёжки.
— Вы можете подтвердить слухи о том, что агентство «FAN Entertainment» решило отложить комбэк вашей группы?
Да! Благодаря вашим лживым языкам я и все остальные должны сосать лапу, потому, что вам нужно зарабатывать, а МИДу сохранять своё лицо! Это же только айдолы не люди, их можно поливать по-всякому, а остальные — приличные граждане! Им и лицо своё можно сохранять и заработок. Который, кстати, с моих налогов платится, если о МИДе говорить. А они там только — «озабоченность выражают», дармоеды. Ума на это много не надо. Не то что мне — «не так сидишь, не так свистишь, не то сказал»! Ещё и думать постоянно — «придут на тебя или нет»? Я бы, с моим английским, тоже мог в МИДе сидеть на всякий заграничный пук «озабочиваться». Хм! А что если мне и в самом деле — «выразить озабоченность»?
Невидяще смотрю на что-то ещё спрашивавшую у меня журналистку торопливо обдумывая неожиданно пришедшую мысль.
А что мне за это будет? А что мне будет? Итак, уже, вроде все «негативности», которые возможны, собраны. Комбэку, скорее всего сто процентов хана, и в Японию никто не поедет. Так хоть неотомщённым не останусь. Фарш, конечно, назад провернуть не получится, а вот ту субстанцию, которая несётся по канализационным трубам, вполне себе можно вернуть назад. Особенно если она несётся сверху. Главное — бездоказательно никого не обвинять. Просто выражать «озабоченность». Как в МИДе.
Выйдя из задумчивости оценивающе смотрю уже на три протянутых ко мне микрофона.
Три новостных агентства? Это хорошо. Наверняка все трое и опубликуют, боясь, что их конкуренты опередят.
— О, простите, — говорю я, обращаясь к девушке из «Sport Step» первой задавшей вопрос. — Вы так неожиданно появились, что я несколько растерялась. Я с удовольствием отвечу на ваши вопросы. Спасибо, что вы задали вопрос о здоровье моей мамы. Сейчас она находится на обследовании в больнице, и врачи говорят, что причин, которые могли бы служить причиной для особого беспокойства, у неё нет. Поэтому, в этой части жизни напряжённости у меня не то чтобы совсем нет, но она здесь снижена до минимального уровня. Сейчас в моей жизни есть более сильный беспокоящий фактор.
— Вы, наверное, беспокоитесь о комбэке вашей группы? — с фальшивым сочувствием спрашивают у меня.
— Нет, — отрицательно качнув головой отвечаю я. — Я беспокоюсь за нашу армию.
На пару секунд в коридоре устанавливается изумлённое молчание.
— У вас есть причины беспокоится за нашу армию? — удивлённо спрашивает журналистка.
— Есть и очень большие. — кивком подтверждаю я.
— Вы можете о них рассказать?
— Если вам это интересно.
— Думаю, что это всем будет интересно, — говорит Ли УнСок в подтверждении своих слов глянув влево и вправо на коллег по цеху, словно призывая их в свидетели. — Ведь наша армия это единственная наша защита от нападения северян.
— Я тоже так считаю. — киваю я и начинаю объяснять причины своего беспокойства. — Наверняка вы знаете, что у меня есть жених и он сейчас выполняет свой долг перед страной, служит срочную службу в армии…
Сделав паузу смотрю на журналистку ожидая реакции на мои слова. Та тоже кивает, показывая, что да, знает.
— Неудивительно, что я беспокоюсь за него. — говорю я, думая, что мне вот как раз глубоко пофигу на это. — Север рядом, люди там мало предсказуемые, мало ли что может произойти, а мой жених служит в войсках, которые будут на самом переднем крае событий, если они вдруг случаться. Поэтому, последнее время у меня появилось занятие — следить за политической обстановкой. Что происходит на нашей границе КНДР, нет ли там роста напряжённости и не делают ли в Пхеньяне провокационных заявлений? Но, оказалось, что смотреть нужно не наружу, а внутрь границ. Ситуация внутри вызывает не меньшую, а может, даже большую озабоченность.
Я перехватываю воздуха после столь длинного вступления и продолжаю говорить внимательно смотрящим на меня журналистам.
— Где-то я прочитала фразу, которая мне запомнилась — «армия, последний довод королей». — говорю я, переиначивая известную мне ещё с той Земли фразу в более подходящий для текущего момента вид. — У нас в стране не король, а президент, но тем более он не принимает решения в одиночку, хотя даже и короли принимают решения на основании информации от своих советников, если они, конечно, разумные короли. Так вот. Последние события дают возможность сделать вывод, что наше министерство иностранных дел не владеет ситуацией, не ориентируется в текущем раскладе политических сил и поэтому способно предоставлять неверные данные, на основании которых руководитель страны может принять ошибочное решение. А ошибочное решение — это вероятность того, что Корея может оказаться втянутой в военный конфликт, в котором первый удар примет на себя армия. Конкретно — подразделения морской пехоты, где служит мой жених. Поэтому, я очень озабочена имеющейся ситуацией.
(Упс, звук лопнувшего шарика. Замерев, журналисты смотрят на меня и читаю в их глаза — «Боже, как хорошо, что ты привёл меня в эту больницу! Это же скандал!»)
Словно подтверждая то, что я прочитал в их глазах, журналистка УнСок, «отмерев», оборачивается к своему оператору.
— Ты всё снимаешь? — спрашивает она у него, — Камера работает?
— Работает. — отзывается тот. — Снимаю.
— Какие причины у вас считать наше министерство иностранных дел — не владеющим ситуацией и предоставляющим неверные данные руководству страны? — пока она оборачивалась, обращается ко мне с вопросом другой журналист.
— А вы, простите, аджосии, с какого канала? — спрашиваю я прежде чем отвечать.
— Канал «25ТВ». — представляется он. — Репортёр Ким ЛиХо.
— Это понять достаточно просто, господин Ким ЛиХо, — отвечаю я. — смотрите. Когда вы, к примеру, обещаете кому-то, что-то сделать, вы уже примерно представляете, как именно вы это будете делать. Алгоритм, в котором вы уже видите последовательность своих действий, а также препятствия и проблемы, которые вы должны преодолеть по пути к вашей цели. Когда наш МИД затеял эту ерунду с переименованием моря, это значит, он не видел неразрешимых проблем в достижении цели. Но, действительность оказалась другой — фиаско. А фиаско говорит о том, что наше министерство не владеет алгоритмическим способом действия — неправильно оценивает ситуацию, неправильно оценивает уровень проблем, неверно оценивает свои силы.
— Почему переименование моря — ерунда? — удивляется репортёр канала «25ТВ».
— Сейчас объясню. — говорю я. — Начнём с финансов, ибо деньги — это самое главное в любом деле. Изменить название географического объекта — совсем не просто, как это может показаться на первый взгляд. Название зафиксировано во множестве документов, прежде всего картах — морских, авиационных, географических. Причём карты бывают для гражданских, для военных, для МЧС, для географов, для океанографов, для лоцманов, для штурманов… Есть электронные базы данных, хранящие в себе изображения карт. В конце концов есть миллионы школьных учебников. Десятки, если не сотни миллионов документов, которые следует исправить. Ещё раз обращаю ваше внимание — это нужно сделать по всему миру. И вот возникает вопрос…