Грани одиночества (СИ) - Рем Терин. Страница 19
Дверь снова отворилась без стука, и ко мне пожаловала моя огненная девочка.
Ее рыжие пряди были уложены в сложную прическу, а идеальное тело скрыто за какими-то ханжескими тряпками. С каких это пор она стала одеваться, как служительница Елеи?
— Госпожа Мирасс, какая «ЧЕСТЬ» лицезреть вас в этих покоях впервые за месяц. И с каких пор прошла мода на низкие декольте и облегающие корсажи? Вы так неестественно скромны, что невольно возникает вопрос — что именно послужило причиной столь разительных перемен? Неужели легкий недуг нашего императора ТАК сказался на вашей неугасимой страсти, что вы всячески избегаете его внимания? — с неприкрытой злобой и презрением вопрошал мой друг, скривив идеально вылепленное лицо с высокими скулами и упрямым подбородком и сверкая на девушку крупными ореховыми глазами.
— Не говорите того, чего не в силах познать, лорд Феросс. Я обожаю моего дорогого Велиора, но сердце разрывается, когда я вижу, во что превратила его прекрасное лицо мерзкая подстилка арахнидов. Пусть только милостивые Боги пошлют мне возможность поквитаться с ней. Эта девка пожалеет, что ее не придушили в колыбели, избавив мир от такой дряни, — наигранно возмущалась Дили, а меня одолевала ярость.
— Я тысячу раз говорил тебе, Дилейна, не обращаться ко мне личным именем в присутствии третьих лиц. Хорошо, что это Сантос, но еще раз ты позволишь себе забыться, и я напомню тебе о том, кем я являюсь для тебя в первую очередь, — грубо ответил я.
Ее неискренность в ответ на давно мучившие меня вопросы, озвученные Саном, больно ранила. Неужели все, что было между нами, — игра? Я не мог быть так слеп! Но факты говорят за себя, а обманываться долго я не умею.
— Уходи. Я не желаю тебя видеть в этих тряпках. Раз мое общество тебе неприятно, я найду более благодарную фаворитку. Говорят, что иномирная выскочка Алла добилась Благословения Елеи для Сэпия, поэтому готовься исполнить свои обязательства перед графом Мортен.
— Нет! Мой господин, не верьте глупым россказням. Я верна только вам, а скромна потому, что ваши покои ни на минуту не оставляет лорд Сантос, — лепетала магиня, но желания слушать ее у меня больше не было, поэтому я громко крикнул лишь одно слово:
— Вон!
Дилейна убежала, бросая на меня заученно несчастные взгляды, но я прозрел. Я буду пользоваться ее великолепным телом, но больше она не проникнет в мою душу.
Глава 10
Со дня рождения нашего гнезда прошел уже месяц. Наши гнездовые не то чтобы подросли, но значительно окрепли: теперь они уставали не так быстро, зато весьма прибавили в скорости и чисто детской непосредственности. Мне до сих пор было трудно принять то, что наши малыши так разумны и рассудительны, поэтому я учила их чисто человеческим играм, дарящим детям озорство и улыбки.
Вместе с ними возможности изредка предаваться праздному веселью учились и арахниды старого гнезда. Первый раз пришлось битый час объяснять детям и недоумевающему Сэпию, для чего нужна игра в салочки, прятки и выбивного. Арахнидам нет нужды учить азы жизни с нуля. Они рождаются с памятью рода, то есть все, что знал Сэпий, знает каждый из наших сыновей, а их у нас значительно прибавилось. Уже появились молодые воины и рабочие. Пока их не так много, но детей у меня уже около сотни. Мы с мужем присутствовали в момент появления их на свет. Как это красиво! Ничего общего с рождением гнезда.
Сначала большое тело «гусеницы» начинает мерцать тусклыми огоньками, по нему проходит волна дрожи, а потом без особых усилий рождается кокон, похожий на большой мяч овальной формы.
Внутри коконов яркими звездочками сияют арахниды. Если бы хоть кто-то из людей видел эти чистые души в момент рождения, то никогда больше не смог бы относиться к ним так пренебрежительно и брезгливо.
— Мама! Можно мы с Тарионом поплаваем в озере? — вывел меня из задумчивости голос Терея. Мое золотоволосое чудо с синими, как зимнее небо, на черном фоне глазами, проворно забрался ко мне на колени и замер в ожидании ласки, которой я его незамедлительно одарила, погладив кучерявую, как у моего отца, голову и расцеловав пухлые щечки.
— Не знаю, давай спросим у Диззи и папы, — ответила я, убирая непослушную прядку за ухо. Малыш скис.
— Они не разрешат. Они всегда только запрещают, — ответил он, слегка надув губки.
— Если это не навредит вам, то разрешат. Просто мы все вас любим и беспокоимся о том, чтобы вы росли крепкими и здоровыми, — примирительно сказала я, разглаживая хмурую складочку на лбу маленького упрямца.
— Мы знаем, — хитро сверкая глазами, ответил наш озорник.
— Что вы знаете? — поинтересовался подошедший Сэпий, снимая Терея с моих колен.
— Знаем, что вы с мамой нас любите так, как еще ни одно гнездо не любили, — ответил Рей, целуя отца в щеку.
— Да уж, разбаловала вас наша Аллаида безбожно, а вы постоянно злоупотребляете ее добротой. Так что ты в этот раз выпрашивал? — напуская на себя строгости, спросил улыбающийся Сэпий.
— Поплавать хотим в озере. Можно? — состроил умильную мордашку малыш. Где только научился, маленький манипулятор.
— Можно, сегодня душновато. Только обязательно с ткачами и рабочими: у вас еще мало сил, пусть страхуют.
После этого еще час мы наблюдали, как дети под присмотром крупных арахнидов старого гнезда барахтаются в воде, поднимая тучи брызг, переливающихся в ярком свете осветительных фонариков. Их здесь специально добавили, создавая иллюзию солнечного дня в подземном гроте.
— Сегодня принесли послание от императора. Он прощает аллаиду за спонтанный выброс магии, что привел к его недугу, и выражает свою надежду на то, что ты, как полагается любой аллаиде, займешь свое место при дворе и в обители арахнидов, став лицом и голосом нашего гнезда, — пересказал мне содержание послания Сэпий.
— Пусть надеется дальше. Я не собираюсь оставлять детей, чтобы потешить этого гада и его змеиное логово, — ответила я мужу, пыхтя как самовар от гнева. Что ему от меня нужно?
— Боюсь, что нам придется это сделать, хотя бы на месяц подняться мы должны. Сначала, по традиции, должны пройти торжества по случаю появления нового гнезда и гнездовых — надежды на будущее этого мира. Потом устраивается бал в честь подарившей жизнь, а после она занимает обитель арахнидов — замок Аллаиды. Он расположен в ущелье между двумя живописными горами. Дарующая жизнь там в приемные дни встречается с просителями, рассматривая вопросы и помогая желающим служить гнезду или просто отчаявшимся, которым больше некуда идти.
— И чем я им смогу помочь? Нет, пойми правильно: я не могу равнодушно смотреть на чью-то нужду, но что мне им дать? У меня нет ничего. Единственное, что могу попросить настоятеля приютить их в обители или дать совет. Какая от меня им будет польза?
— Аллаиде гнездо выделяет значительные средства на помощь просителям. Это традиция: изначально предполагалось, что дарующая станет связью между гнездом и людьми, но на практике чаще всего выделенные средства увеличивали благосостояние семьи аллаиды и ее любовников. Не знаю, захочешь ли ты с этим возиться.
— Признаться честно — не хочу, но буду. Я знаю, что такое нужда, и видела, до чего дошла часть горожан. Только одна я не справлюсь, а людям я не верю. Вы поможете мне? Да и детей не хочу покидать надолго.
— Конечно, мы с Диззи и пятью воинами будем всегда рядом. А к малышам можно добраться за пару часов на арахнидах; если сильно заскучаешь или возникнет необходимость, то мы к ним быстро попадем по тоннелям.
— Плохо только, что я не разбираюсь в местных ценах, не знаю покупательной стоимости денег и не знаю, на какую сумму рассчитывать.
— Для тебя лимит нашего доверия безграничен. Нам не особенно нужно золото, только на содержание храмов и дворца, и оно довольно часто попадается при строительстве тоннелей, так что в этом проблемы не будет.
Я нахмурилась. Умом прекрасно понимала, что от этой почетной обязанности мне не отвертеться, но особой любви к соплеменникам я не испытывала и жертвовать временем, которое могла бы потратить на семью, совсем не хотела. Жаль, не всегда выбор дается легко, и я смирилась с предстоящей миссией «красного креста» в иномирных условиях. Мои невеселые мысли прервали семеро мокрых, прохладных сорванцов на паучьих ножках, которые с визгом и смехом облепили нас с Сэпием, заставляя забыть о тревогах и сомнениях на ближайшие несколько часов.