Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия. Страница 58
Теперь все предельно ясно. Лорд ничего не подмешивал в еду. Эту гадость добавили раньше, когда мы с охраной решили перекусить в молле. Оставалось только правильно рассчитать дозу и время отключки, а после собрать урожай.
— Don't forget that he has doubts about her biography and invites both of you to his island, (Не забывай, он сомневается в ее биографии и приглашает вас обоих на свой остров,) — заключительный маневр производит эффект взорвавшейся бомбы.
— Was? (Что?) — фон Вейганд резко переходит на немецкий.
Дальше могу разобрать лишь отдельные слова и ругательства, на которые эти двое не скупятся. Однако цельной картины не получается. Вообще, никакой не получается, если честно.
Привычно вжимаюсь в спинку кресла, растираю затекшие запястья и стараюсь перевести дыхание.
Дура, почему ты не учила такой важный и необходимый язык в универе?! Сейчас могла бы уяснить что к чему. Твоя судьба решается, а ты ни сном, ни духом.
Уставившись на кровавые разводы, коими щедро украшен пол, предвкушаю продолжение банкета.
Ужин с Мортоном, прокол с польскими колыбельными, настоятельный совет «решить проблему»… вынуждена признать, чья-то ставка определенно сыграла в минус.
Признайте, для столь выдающегося умения налажать на ровном месте требуется особый талант.
— Пойдем, — фон Вейганд грубо хватает меня за плечо, рывком вынуждает подняться.
Взвываю от боли. Кажется, еще немного и придется накладывать гипс.
Уходить не хочется, словно чересчур рано и абсолютно не вовремя. Остается ощущение интригующей недоговоренности, легкой недосказанности происходящего. Как в фильмах с открытым финалом или в книгах без эпилога. Невольно тянет перелистнуть, перемотать, заглянуть в замочную скважину и прочесть будущее. Но не всем надеждам суждено оправдаться.
— See you, (Увидимся,) — обещает Вальтер Валленберг на прощание и подмигивает в узнаваемой манере.
Не сомневаюсь, он сдержит слово. Эти мужчины не отпускают свое.
***
Уютный салон спортивного автомобиля, призывно мерцающие огни ночного города и липкая паутина сверкающих магистралей. Ритмичный трек пульсирует в динамиках, повторяя удары сердца, скорость устремляется на взлет, прямо к показателю двести.
Однако это незначительные детали, самое главное — за рулем мужчина моей мечты.
И, кажется, больше нечего желать.
Вам знакомо чувство, когда точно знаешь, что ошибешься, будешь страдать и ужасно раскаиваться в содеянном, но все равно поступаешь именно так, как задумал изначально?
Прекрасно понимаешь, что это может убить, изничтожить и выжечь дотла, но уперто рискуешь снова и снова. Отринув страх и осторожность, наплевав на доводы разума, с завидным безрассудством бросаешься в объятья пламени.
Пожалуй, в этом чувстве заключена вся моя сущность.
— Спрашивай, — говорит фон Вейганд.
Не успеваю воспользоваться дарованным правом.
— Про компромат на Мортона ничего не объясню.
Меткое уточнение.
— Я и не собиралась.
Собиралась, конечно. Неужели мои мысли отражаются бегущей строкой?
— Хорошо, — кивает он.
— Отлично, — киваю я.
Вопросов множество, выбрать трудно, ведь неизвестно какие количественные и качественные лимиты установлены на откровенность.
— С ним всегда говорим по-немецки, — нарушает тишину, опять предугадав вопрос. — Негласное семейное правило. С бабушкой по-французски или по-русски, зависит от темы, обстановки, настроения.
Не «с дедом», не «с Вальтером», просто — «с ним». А от горечи в прилагательном «семейное» сводит скулы.
— Что он сказал? — впервые оказываюсь шустрее.
Фон Вейганд на краткий миг отвлекается от дороги, скользит по мне взглядом, от которого кровь мигом приливает к вискам, и отворачивается.
— Сказал, что когда начинаешь думать членом, голова отключается, — хмыкает: — Не спорю.
— Значит, надо расстаться? — прикусываю губу, сдерживаю нервный смешок, отчаянно рвущийся на волю. — В смысле, слабости мешают и все такое, не хочу быть обузой и напрягать…
— Нет, — резко обрывает он. — Если бы я хотел расстаться, то мы бы сейчас не вели эту идиотскую беседу.
— Но ты пообещал решить проблему, — пожимаю плечами, морщусь от болезненной вспышки, потому как успела забыть о плачевных последствиях фирменной хватки.
— И решу, — пальцы крепче сжимают руль, восстанавливают хрупкий контроль. — Не переживай, я никогда тебя не отпущу, а с твоими родными все будет в порядке.
— Злишься из-за Мортона? — судорожно выдыхаю и ударяюсь в бред: — Понимаю, мне не следовало ужинать с ним. Еще так явно протупить, ну, то есть пойматься на колыбельных. Нужно быть осторожнее, а я лажаю, ну, то есть ошибаюсь постоянно. Просто он сыграл на волнении и любопытстве, наговорил всякого, типа знает про важную встречу, типа ты занят и вернешься поздно, а я же ничего не соображаю. Боюсь, вдруг он сделает с тобой что-то плохое. И, вообще, какие голосования? Какие задания? Шейх?!
— Спокойно, — ухмыляется фон Вейганд. — Я не злюсь, давно привык к твоим дурацким выходкам.
Звучит мило. Радоваться или обижаться?
— Про остальное, — делает выразительную паузу. — Поклянешься молчать?
— Да, — заявляю с твердой уверенностью.
— Никому ни единого слова, — сурово прибавляет он. — Иначе наказание будет гораздо более жестоким, чем ты сможешь вынести.
Справедливое условие, ведь на моем длинном языке проще удержать раскаленное железо, чем чужой секрет.
— Согласна.
Меня долго маринуют тяжелым взором и тягостным молчанием, тем не менее, с честью прохожу проверку. Готовлюсь прикоснуться к ужасной тайне, замираю в ожидании чуда и внутренне трепещу от сладостного нетерпения.
— Это элитная организация, куда открыт доступ только избранным, — понизив голос до шепота, произносит фон Вейганд. — Попасть в ее ряды сложно, необходимо получить голоса всех членов высшего круга и выполнить определенные задания.
Ух, круто!
Затаив дыхание, жду продолжения. Из динамиков льется ритмичный трек, за стеклом проносятся автомагистрали. Дубай предстает во всем своем величественном великолепии.
Но ничего не происходит.
Совсем ничего.
— Ну? — прошу добавки. — Давай дальше.
— Всё, — коварно обламывает он и с неподдельным удивлением интересуется: — Разве мало?
— Где секрет?
Подозреваю, кого-то опять наеб*ли.
— Предлагаешь повторить? — ироничная усмешка служит мне ответом.
— Так нечестно! — восклицаю в праведном гневе, не теряю надежды расколоть непробиваемого собеседника: — Расскажи нормально, чтоб непременно с омерзительными подробностями, с жуткими деталями, чтоб было не жалко страдать, если неожиданно проболтаюсь.
— Сопоставь фрагменты и постарайся понять суть самостоятельно, — невозмутимо советует фон Вейганд.
Точная копия деда, прямо один в один. Двое из ларца, пусть не вполне одинаковых с лица, и все же сходство очевидно.
Да, на первый взгляд у них нет ничего общего кроме высокого роста. Разный цвет глаз, отличные черты лица, голоса совсем не похожи. Но мимика поражает идентичностью. То, как они двигаются, смотрят, улыбаются, нечто неуловимое, связующее звено, которое не подделаешь нарочно, не изобразишь даже спустя годы изнурительных тренировок.
Удивительно, как я не догадалась об их родстве, когда смотрела репортаж о благородном миллиардере Валленберге, щедро жертвующем на нужды общества.
— Вопросы иссякли? — насмешливый тон вырывает из пучины размышлений.
Не рассчитывай легко отделаться, всегда храню пару-тройку про запас.
Собираюсь с духом, лихорадочно тереблю нежную материю коктейльного платья, терзаю кружевной узор на подоле.
— Что твой дедушка обо мне думает?
Тяжесть горящего взгляда вынуждает закашляться.
— Скромная переводчица вместо баронессы, — сбивчиво поясняю. — Его не расстраивает такой выбор?
Авто мягко тормозит. Судя по пейзажу вокруг, в отель мы пока не вернулись, местность не выглядит знакомой.