Твое имя (СИ) - Платунова Анна. Страница 79

Мара вцепилась в ладонь Бьярна, и тот в ответ легонько ее пожал: «Я рядом».

И вдруг лицо правителя разгладилось, стало светлым и мягким.

— Кто это здесь у нас боится? Что за маленький зайчонок?

Мару только один человек на свете называл зайчонком — ее учитель, профессор Вигге. Она невольно улыбнулась в ответ на слова Вседержителя. И вдруг совершенно ясно поняла, что ее будут любить, оберегать и баловать в этой семье.

… Мара очнулась от воспоминаний, когда Бьярн настойчиво потянул ее за руку.

— Птаха, не переживай, все будет хорошо! Ты сдашь вступительные экзамены, я в тебе нисколько не сомневаюсь.

Мара вздохнула. Хотела бы и она не сомневаться.8b1163

— Только подойдем сначала к профессору Вигге… К дедуле…

Долго стояла у бронзового изваяния, не зная, что сказать и нужны ли слова. Если правда по ту сторону жизни и смерти существует светлый мир, в котором правит Всеединый бог, то дедуля видит ее сейчас и гордится своей воспитанницей.

— Я здесь, мой родной. Я больше тебя не подведу, — прошептала она.

Лестница, сложенная из черного мрамора, ведущая к центральному корпусу Академии, уже виднелась впереди, когда Мара снова застыла. Видно, чтобы начать новую жизнь, ей нужно было отпустить тяжелые воспоминания навсегда.

Она вспомнила суд, где присутствовала недолго, но и этого хватило, чтобы на несколько дней выбить ее из колеи. Бьярн винил себя и места не находил, то и дело прикасался губами ко лбу, проверяя, спал ли жар, и гонял Рейвена за настойками.

— Ей просто нужен покой, — не выдержал Рейвен, вызванный к спящей Маре десятый раз за ночь. — Она должна отдохнуть пару дней. Давай я лучше тебе успокоительную настойку сделаю, посмотри, какой ты дерганый!

— Это моя вина! — прошипел Бьярн сквозь зубы, опасаясь разбудить Мару. — Надо было убедить ее не ходить на суд.

Он действительно пытался ее отговорить, сказав, что одного его присутствия и показаний других свидетелей будет достаточно, но Мара непреклонно отвечала одно: «Я должна его увидеть!»

— Убедить нашу упрямицу Мару? — усмехнулся Рейвен. — Боюсь, это никому не под силу.

Так и получилось, что Мара оказалась в ложе, затянутой тонкой сеткой, которая не мешала видеть и слышать происходящее, но ее видеть никто не мог.

Когда ввели Лейраса, Мара сначала даже не поняла, что это он — настолько обезображенным выглядел когда-то красивый человек. Он шел спотыкаясь, как старик. Кожа на лице полностью слезла, обнажая кровавое месиво, сквозь бинты, обмотавшие руки, проступали гнойные пятна. На безумном лице сверкали белки глаз.

У Мары появилось ощущение, что только теперь она увидела его истинное лицо. Будто вся гниль, вся мерзость, таившаяся внутри, теперь проступила снаружи. В любом случае Лейрас сам обрек себя на бесконечную муку — уверенность в собственной безнаказанности и неуязвимости обернулась против него.

Первым в свидетели призвали Рейвена.

— Вызывается лестат Рейвен, — провозгласил судья, и несмотря на то, что на днях был принят закон о статусе лестатов, признающий их права наравне с людьми, по рядам прокатился неприязненный шепот: «Нечисть! Нечисть!»

Бьярн, который находился тут же, поднялся на ноги.

— Я вижу в этом зале только одну нечисть, — сказал он и указал в сторону Лейраса.

Лейрас то смеялся, то выл, то кидался на прутья клетки, в которую был заключен.

— Убейте меня! — орал он. — Убейте, убейте!

Мара, цепляясь за стену, покинула зал суда. Он заслужил все это, он получил по заслугам, но так тошно стало от этих криков.

— Когда приговор приведут в исполнение? — спросила она Бьярна позже, когда немного пришла в себя после увиденного.

— Уже, — коротко ответил тот. — Сразу после заседания суда.

— Отлично, — выдохнула Мара.

Теперь она могла отпустить и забыть. Хотя бы попробовать это сделать…

…Мара сама не заметила, как оказалась у подножья мраморной лестницы. Пятьдесят пять ступеней, ведущих вверх, символизировали упорный труд и самоотверженность будущих медикусов. Застыла, не в силах сделать шаг. В прошлый раз она так и не решилась и не знала, решится ли сейчас. Достойна ли она такой чести?

— Так, родная моя! — сказал Бьярн, подхватив юную жену на руки. — У нас сегодня дел невпроворот. Найти дом, обустроиться. Купить тебе пару новых теплых платьев — осень на носу! Пообедать, наконец! Так что быстренько сдаешь экзамен — и бежим!

С Марой на руках он встал на первую ступень.

— Мы сделаем это вместе, птаха!

И зашагал вверх, удерживая ее на руках легко, словно перышко.

Бонусный рассказ. Гори, гори ясно…

+++ 1 +++

Он очнулся от того, что солнце положило свои раскаленные ладони на его обнаженные плечи и поцеловало горячими губами в лоб — все тело жгло от его прикосновений: полуденное летнее солнце коварный друг. Сначала засыпаешь в его теплых объятиях, а потом просыпаешься с чувством, будто тебя поджарили на сковородке.

Он сел, разглядывая покрасневшие руки — так и есть, припекло его знатно. В нескольких шагах от него плескалась вода. Озеро? Река? Он не помнил. Не помнил и того, как сюда попал и почему, и зачем развалился на берегу, поросшему редкой, высохшей от зноя травой. Рубашку зачем-то снял. Хорошо, хоть брюки оставил.

Он нахмурился, пытаясь восстановить в памяти события ближайших дней. Ничего не получалось. А от усилий вдруг разболелась голова, боль запульсировала где-то в районе темечка. Он коснулся затылка руками и сморщился: вот это шишка! Болит, зараза! Как он мог ее заполучить?

Ладно, хорошо. Сегодняшнее утро и вчерашний день он не помнит, а если попробовать заглянуть дальше? Перед внутренним взором словно вспышки замелькали картины из давнего прошлого. Вот он маленький стоит рядом с матерью на коленях перед суровым, мрачным человеком. Они в огромном зале, где под потолком гроздьями висят огневики. Но даже они не могут полностью разогнать сумрак осеннего промозглого дня. Кажется, что тьма легла на все предметы и длинные тени тянут свои хищные пальцы к мальчику и молодой женщине. Вику очень хочется уйти домой.

Домик у них совсем маленький, всего одна комната, где в одной половине дома стоит кровать матери, а в другой — его детская кроватка. Игрушек тоже немного — пара деревянных мечей, оловянный маг в алой мантии и Бестия, которую Вик сам изготовил из прутиков и обрывков веревок — нечто среднее между Полиписом и Змеехвостом. Мальчик любил играть, представляя, что он — маг огня и сражается с Бестиями. А совсем недавно Вик научился делать новые игрушки, куда более интересные и живые. Однажды с его пальцев сорвалась искра и расцвела огненным цветком, так что мальчик ахнул от восторга. Мама, которая стала случайной свидетельницей чуда, тоже ахнула.

— Не может быть! Мой мальчик! Дар передался тебе!

— Я огненный маг! — в восторге закричал Вик.

И вот сейчас они стоят на коленях на мраморном полу, а мужчина — мальчик уже знает, что это его отец — смотрит на него, поджав губы, точно решая что-то.

— Хорошо. Я оставляю мальчишку в родовом замке. Посмотрим.

Вик. Викар. Это его имя. Хоть что-то.

Вик мысленно пролистнул воспоминания, пытаясь понять, на каком моменте они обрываются. Академия. Надежда на новую жизнь. Позорное изгнание…

Кора. Кора. Кора. Проклятие! Он до сих пор чувствовал вкус ее губ. Ее поцелуй был жарким и отчаянным, как последний вздох перед прыжком в пропасть. Вик понимал, что был для нее соломинкой, за которую хватается утопающий, однако ни за что не хотел бы изменить даже одной секунды того дня.

Он ее больше не видел, но, конечно, еще не раз услышал о Великом Маге, соединившем в себе пять стихий. О решающем сражении с Танатосами, где благодаря дару Коры произошел перелом в битве, и мир вновь получил шанс. О том, что юная Кора Флогис обручена с этим болотным принцем Раннитаром Маринером. Пусть он подавиться дохлой жабой, или высохнет в пустыне, где не будет ни капли воды.