Ведьмина Чаша - Лозовская Адель. Страница 30

Барахталась в ней, как пойманная рыбина, и все больше в ней запутывалась. Подводный мир стал меркнуть перед глазами. Надеюсь, Киммер о Милике позаботится…

ГЛАВА 15

И снова этот огонь, и его любимая в объятиях смертоносной стихии.

Он не может сделать шаг. Один-единственный шаг навстречу ей. Такова воля Д’хартэ, и он не в силах ослушаться. И за это он ненавидит себя до сих пор.

Остается только смотреть, как та, которую он любил, превращается в пепел.

Без крика. Без мольбы. Без прощальных слов.

Его приспешники стоят ждут. Наслаждаются.

Его беспомощностью. Его болью. Его заживо сожженной надеждой.

Он поднял руку, собираясь отдать приказ об отступлении. Пора покидать место разрушенных иллюзий.

Иллюзий о том, что у них могло быть совместное будущее. Иллюзий о том, что все могло сложиться иначе.

Приспешники замерли в надменных позах и рассыпались прахом. Темная пыль медленно закружилась в воздухе. Языки пламени застыли словно каменные изваяния.

Так было всякий раз, когда к нему приходила она. И он ценил эти яркие мгновения, за которые они проживали целую жизнь.

Он слез с коня и несмело подошел к ней.

Ее взгляд изменился за долгое время их встреч.

Исчезли боль, разочарование, досада и непонимание.

Принятие сложившихся обстоятельств поселилось там, где, казалось, уже не будет ничего, кроме отчуждения и ненависти. Но никак не любви, при виде которой ему хотелось выть раненым, побитым волком.

Он не заслужил этого чувства. Чувства, что поддерживало в нем подобие жизни все эти долгие тяжелые годы.

— Ты давно ко мне не приходил. — В ее голосе нет упреков, обиды. Простая констатация факта, от которой хочется провалиться сквозь землю. — Что-то случилось?

— Ничего существенного, Эмри. Моя служба у Д’хартэ подходит к концу. Осталось последнее дело, после которого я буду свободен. — Горькая усмешка появилась на его лице. Разве может быть свободным тот, кто все потерял?

Он не берет ее за руку первым. Это непозволительная роскошь — ощущать тепло той, которая горит каждый раз в его сне. Эмри не важно, почему он больше не сжимает ее ладонь. Она сама нарушает негласно принятое им правило и крепко держит его кисть, словно боится разорвать ту невесомую связь, что возникла между ними вопреки обстоятельствам. Вопреки всему.

— Ты не рад? — Она удивлена и даже озадачена немного. — Ты столько мечтал о том, как уйдешь от Д’хартэ, перестанешь служить ему, а теперь…

— Я запутался, Эмри, и не знаю, как поступить. — Он посмотрел в ее медовые глаза, такие теплые, такие нежные. Они так подходят к зеленой коже Эмри, подчеркивая ее статус среди дриад Вессергерского леса, что стерт был с лица земли той роковой предательской ночью. — Я умираю, Эмри, и мой закат уже близок. Я могу его отсрочить, прожить еще несколько десятков лет, но… ради чего? Слишком много крови я пролил, слишком много судеб искалечил. Мне мерзко от осознания того, что я сделал. И я до сих пор виню тебя в том, что тогда ты выбрала не меня, а лес… Все могло бы сложиться иначе…

— Не сложилось бы, Калеб, поверь мне… — Она ведет его мимо застывших всполохов пламени, огибая их, словно дворцовые колонны. Подальше от этого злосчастного места. — Без Вессергерского леса я бы медленно угасала, и твоя магия ничего бы не смогла с этим поделать. У меня не было выбора, Калеб, его сделали за меня. Твой Д’хартэ решил все за нас.

Он молчал. Ему нечего было возразить. Да и что ответить на правду?

— Я хочу выпустить тебя, Эмри. Не могу смотреть на то, как из-за моей глупости ты раз за разом умираешь у меня на глазах. Мой план по твоему возвращению наконец-то близок к завершению. Осталось всего несколько дней, и удерживающий тебя здесь кошмар навсегда закончится. Если ты этого захочешь, то я пойду до конца. Если нет, то мы с тобой оставим все как есть. Я не спросил тебя тогда, чего же ты хочешь, за что мы и расплачиваемся по сей день. Больше я такой ошибки не допущу. Ты позволишь мне вернуть тебя в мир живых?

Она замерла, будто бы натыкаясь на невидимую стену. Развернувшись, нежно поцеловала его в губы, вкладывая в этот поцелуй то немногое, что у нее осталось.

— Значит, нет? — оборвав поцелуй, спрашивает он. Именно так они общались раньше, без слов передавая свои чувства и эмоции, что их переполняли. И сейчас снова вернулись к тому запретному языку, который однажды связал их под сенью столетних дубов.

— Нет, Калеб, не стоит идти по головам ради меня. Знаешь, в тот миг, когда я вижу тебя перед тем, как огонь поглотит мое тело, меня переполняет злость. На тебя. На себя. На нас. На твою самоуверенность. На мою непреклонную гордость. На желание видеть, как ты страдаешь, когда меня не станет. И после того, как пламя меня съедает, у меня появляешься ты, а у тебя — я. Без этих душевных порывов, что нас с тобой обуревают. И мы остаемся друг у друга, чистые, без грязи и фальши. Я не хочу менять это ради сомнительного шанса на лучшее. Разве я не права?

— Как скажешь, любимая, как скажешь…

Виария ни с кем не разговаривала и была погружена в себя. Она мерно покачивалась в седле недавно купленной лошади и остановившимся взглядом смотрела прямо перед собой. Принцесса никак не могла прийти в себя после бойни на привале.

Бирх и Кристоф приглядывали за ней по мере сил, изредка говоря какие-то ободряющие слова.

Тщетно.

Пока принцесса сама себя не простит, никто ей помочь не в силах. Кристоф знал об этой особенности Виарии как никто другой.

Она лично хоронила двух погибших рыцарей в промерзлой лесной земле и плакала над их могилой до самого рассвета. А после несла свой походный мешок, не проронив ни слова. Даже когда Себастьян купил ей коня взамен убитой наемниками во время первого нападения. Также он приобрел лошадей всему отряду, лишившемуся четвероногих скакунов по воле злого рока… или кого-то еще?

— И долго Виария будет пребывать в подобном состоянии? — спросил Бирх Кристофа, скачущего рядом с ним.

Они замыкали строй, пропустив в центр принцессу, отряд при этом вел Зарг, а Себастьян и Джанарио прикрывали дочь Филиппа Спокойного по бокам.

Джанарио после победы над порождением тьмы, устроившего им с Кристофом веселье, и уничтоженной гарпии, попавшейся под горячую руку пажу Виарии спустя несколько часов, ощутимо прибавил в весе в глазах сотоварищей и теперь держался немного надменно, мол, смотрите, я тоже могу быть вам полезен.

Себастьян же, напротив, вел себя совершенно спокойно, словно его покусал Зарг. Ни один мускул на его лице не дрогнул от осознания, что из шести рыцарей он единственный остался в живых.

Виария и Джанарио не в счет. Какие из них рыцари!

На очередном привале Бирх подсел к Кристофу, держа в поле зрения Виарию, оказавшуюся под опекой Джанарио. Зарг и Себастьян обсуждали дальнейшее продвижение отряда. Изредка рыцарь повышал на Зарга голос, явно забывая, кто перед ним находится.

Однако маг не одергивал начальника королевской стражи, отвечая невпопад на его вопросы, словно его самого здесь не существовало. Неужели он вместе с Виарией ушел бродить туда, куда простому смертному путь заказан?

— Бирх, у вас есть план? — Юный Кристоф беспокоился, и небезосновательно. — Нас кто-то методично душит, словно знает каждый наш шаг наперед. Сначала наемники, потом та ожившая мерзость, и половины отряда как не бывало! Вам не кажется, что они напали на нас не просто так?

— Тише, Кристоф, не кричи, иначе тебя услышат за милю вокруг! — Бирх не сводил напряженных глаз с Зарга, сумевшего отбиться от натиска пытливого Себастьяна и решившего подкрепиться вяленым мясом. — Думаю, твой наставник замешан в том, что наши ряды поредели.

— Зарг? Странно! Он столько лет служит Филиппу Спокойному, зачем ему рисковать своим положением ради сомнительной авантюры?

— Деньги. Власть. Или личный интерес, о котором мы с тобой не знаем. — Бирх наблюдал за тем, как сарийский маг тщательно пережевывает тонкие красные куски конины, изредка пригубливая вино из фляги. — Если верить твоему подробному рассказу, то проведенный тобой ритуал Познания не мог высвободить столько энергии, чтобы она пробила защитный купол. Значит…