Четвертая Скрепа (СИ) - Семеринов Иван. Страница 16

Тем временем, огоньки снова появились, и приближались они гораздо быстрей, чем в прошлый раз. Говорухин снова бросил взгляд на счетчик. Хватит только до города. Он сильнее вдавил педаль газа, но огоньки не отставали. Кем они могли быть? Был нужен план. А может это была его паранойя? Он вообще мог доверять окружавшему его пространству или своей голове? Вдруг раз, шелчок пальцами, и всё выключится. В тот момент ему не особенно хотелось думать о Кастанеде, Пелевине и причудах восприятия, хотя этот вопрос занимал его. У его даже стояло несколько книг об этом дома. В основном, по психологии — как мозг перерабатывает информацию, как он справляется с нагрузками, с эмоциями радости или горя. Вечера в Городе были томными и одинокими. Надо было как-то отвлекаться.

Мерцающие огни проехали мимо него. Это был какой-то кортеж, наверное, направлявшийся на аэродром. Номера Говорухину показались знакомыми, хоть он и не существовал в тусовке и был относительно рукопожатным. Среди всего того безверия, в коем он жил и жили его коллеги, да и те, с кем по долгу службы приходилось налаживать контакты, он старался избегать тех тем, которые бы не хотел освещать. Образование и студенческие связи позволяли ему идти по достаточно лёгкому пути. Те люди, с кем он когда-то начинал, сейчас являлись не последними в светском рукопожатном кругу по обе стороны баррикад. Но он писал о бытовухах, о разбоях, о преступлениях, да сальные колонки про ушедших звезд и иже с ними. И ему мерещилось, думалось, чудилось, что одно вытекало из другого, что они были одним смердящим целым, и ему не хотелось быть частью. Хотя какая часть, да так — просто винтик.

Он въехал в Город, и рука заболела с новой силой. Рана жглась, кололась и ныла. Будто бы она брала небольшую передышку, чтобы снова возить Говорухина по бойцовскому рингу. Алексей закусил здоровую руку и сильно сморщился. Он проезжал центр, где сверкали стеклянные небоскребы в форме причудливых спиралей, фаллосов, факелов и осколков, и где бросало в дрожь от холода бетонных вычищенных улиц. Место, куда съезжались миллионы людей со всей страны, чтобы прикоснуться к мечте и к богатству, выглядело потерянным и даже постапокалиптичным. Всё-таки, утопленные в воде бетонные улицы резко контрастировали с той продаваемой оберткой, показываемой в кино и в сериалах. Люди, что раньше цитировали «Титаник», стоя на крыше этих высоток, успели уехать. По крайней мере, можно было не платить за парковку. Говорухин как раз нашел какой-то закоулок среди этого бетонного лабиринта, где и оставил автомобиль. Может быть, если бы он не был бы ранен, то огорчился бы тому факту, что его кеды развалятся после подобной прогулки, а сам он может сильно застудиться. Тем не менее, он хромал по одиноким улицам в поисках монорельсовой станции в сопровождении одного дождя. Метро было затоплено. Об этом говорили в новостях, да и по количеству воды на улицах можно было бы догадаться. Идя, он постоянно оглядывал свое отражение на темных стеклах величественных зданий и не мог понять почему оно распадается на острые куски, и куда спрятался тот кусок, которого не хватает, чтобы выложить слово «вечность». Наверное, это всё галлюцинации. От недосыпа, от шока. Случается со всеми, когда люди теряют много крови и сталкиваются со злом. Он начал щелкать пальцами, чтобы прийти в себя, проверяя осязаемость окружающей его реальности. Щелчок отзывался гулким эхом. Соприкосновение пальцев — ударом друг от друга. Он подумал о том, что надо бы написать тому пареньку, где он оставил его машину, но потом вспомнил, что избавился от симки. Работали светофоры. Улицы покрывались лунным светом, параллельно Говорухин нашел эскалатор, то тот не очень-то хорошо работал. Встав на него, Говорухин стал подниматься вверх, но где-то посередине техника забуксовала и стала опускать его вниз. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Говорухин присел на ступень и залип в никуда. Как будто ему требовалось перезагрузка. Вверх-вниз. Вверх-вверх. Мимо него проходили случайные прохожие, оказавшиеся в этой городской мясорубке то ли от того, что им некуда было уезжать, то ли от того, что они решили остаться. Очнулся Говорухин только спустя несколько минут. Кто-то подергал его за плечо, и нехотя он преодолел ступени, попутно чуть не упав.

Монорельс исправно функционировал, и на станции собралось несколько человек. Вдалеке виднелся костер, и шел черный дым. Видимо пожарище был мощный, а папу всё еще не выбрали. В это время поезд потихоньку подобрался к станции. Двери вагона раскрылись, и Говорухин зашел внутрь, рухнув на первое попавшееся место. Вагон стал раскачиваться на месте, а затем потихоньку тронулся. Говорухин оперся головой на холодный поручень и закрыл глаза. Боль всё равно не дала бы заснуть, так, впасть в беспамятство на несколько минут, но он хотя бы не извивался на месте, мучимый жжением изнутри.

XIX

Спустя какое-то время поезд прибыл на нужную Говорухину станцию. Собственно, его, время, было очень трудно разобрать. Стемнело рано, и то ли это был глубокий вечер, то ли ночь, то ли день уже перешагнул свой экватор. Аккуратно спустившись по лестнице, шагая по каждой ступеньке, Говорухин спустился вниз и захромал к родной бетонной коробке, зная, что он будет делать дальше. У него было время подумать еще будучи в вагоне. Холод беспроглядной темной ночи обволакивал его и заставлял сжиматься, дождь ослабевал и походил на морось. Сумка с ноутбуком вертелась на плече и постоянно сталкивалась с бедром при ходьбе, что было очень неудобно. Говорухин насупился и немного всполохнулся. В магазине на углу были выбиты стёкла, неподалеку горела ржавая иномарка. Вдали раздавались оглушительные вопли. Ребята с окраин решили поразвлечься, да и им было где развернутся. Говорухин попытался ускориться, но истощение дало о себе знать. Ему стало очень плохо, и он почувствовал приближение обморока. «Любовь — это когда она вытаскивает твой запавший язык, чтобы ты не задохнулся». Он нервно рассмеялся и побрел дальше только чтобы увидеть впереди толпу ребят в спортивных костюмах с битами, палками и цепями, приближавшихся к нему. Если раньше, он посчитал бы их за грустную иронию и с максимальным достоинством, кое можно сохранят, когда несколько человек бьют одного, принял бы свою участь, то сейчас у него засосало под ложечкой. Не в пример Говорухина, они шли быстро, слаженно и нацеленно. Приблизившись к нему, их главарь попросил стрельнуть сигарету. Говорухин ответил, что как раз шел за пачкой. Посмотрев на него повнимательней, они стали смеяться, и заводила спросил у журналиста как у того дела. С силой вздохнув, Говорухин ответил, что у него выдался херовый день. Затем кто-то стал интересоваться содержимым его сумки, на что Говорухин резко ответил:

— Если собираетесь делать это, то делайте быстро. У меня еще куча дел. Если же нет, то идите по своим делам, а я пойду по своим, — затем он стал буравить взглядом главаря банды, — может вы и несете хаос, может мне стоит вас бояться, только я видел зло и тьму, и вы на нее никак непохожи. Зло, — он фыркнул, и поднял забинтованную кисть вверх, — оставило на мне метку…Ха, а теперь извините, — Алексей захромал дальше.

Кто-то хотел напасть на него со спины, но ему отрезали, мол этот парень и так выглядит, как покойник, так еще псих. Они разминулись.

И вот пройдя через эту клоаку из грязи, дерьма и сырости он очутился у подъезда. Последние несколько минут репетативной хромоты выпали у него из головы. Он где-то отыскал ключ и навалился на дверь. В лифте мигали лампочки, и его грохот мог окончательно перебудить всех соседей. Говорухин вышел на своем этаже, а потом долго подбирал ключ от входной двери, будто бы пьяный.

Он ввалился в эту тесную и темную прихожую, в эту тесную и тёмную квартиру, сжимающую не только место, но и голову, и распластался на полу. Кроме треска телевизора в ней не было ни звука. Свет он не включать. Глаза адаптировались к черноте родного дома. Пройдя на кухню, он достал из сумки ноутбук, открыл его и приступил к работе, преодолевая эту сладкую пелену бессилия и сна. Стуча по клавишам, он уже не замечал ни пронизывающей боли, ни голода, ни холода, ни собственных горестей, ни радостей, ни обид хотя случайно опечатался, написав «ГОВОРУХИНА НУЖНО УБРАТЬ», вместо Долгорукова.