Гниль и руины - Мэйберри Джонатан. Страница 21

Внутри дом оказался чистым, но не очень ухоженным. Стены были увешаны рисунками; частично законченные работы занимали полдюжины мольбертов. Баночки смешанных вручную красок стояли на деревянном столе на колесиках. Через все это они прошли, направляясь в крошечную кухню. Саккетто махнул Бенни рукой в сторону кресла, отправившись наполнять кофейник. На горном склоне у каждого дома стояла цистерна с запасом воды, а также дождевой водой для крана и туалета. По иронии судьбы в период наплыва выживших после Первой ночи, в ущелье проживало двадцать три сантехника и лишь один электрик. Таким образом, ситуация с электричеством в городе была близка к каменному веку, зато всегда можно было спустить воду в туалете и наполнить чайник. И Бенни это нравилось.

— Том Имура, да, — пробормотал Саккетто. — Теперь-то вижу, но я не понял, когда ты пришел сюда в первый раз. Я знал, что у Тома есть младший брат, но мне всегда казалось, что в его внешности будет больше азиатского.

Бенни кивнул. Родители Тома были японцами, поэтому у его брата были прямые черные волосы, слегка смуглая кожа, черные глаза и лицо, которое выражало лишь те эмоции, которые он хотел показать. А мать Бенни была рыжеволосой женщиной с бледной кожей и зелеными глазами, и ничем не отличалась от своих ирландских предков. В Бенни проявились гены обоих родителей. Так его волосы были прямыми, но каштанового цвета с медным отливом. Цвет глаз походил на темную лесную зелень. И, несмотря на бледность кожи, на нее хорошо ложился загар. Но тогда как у Тома было мускулистое жилистое тело, Бенни был просто худощавым.

— Мы сводные братья, по отцу, — объяснил он.

Художник переварил эту информацию.

— И он взял тебя в «Руины»?

— Да.

— Зачем же?

— Думаю, в качестве ученика. Мне пятнадцать.

— Он уже отвел тебя в Сансет Холлоу?

— Пока нет, но он упоминал об этом. Или… кто-то другой. По правде говоря, я не знаю, что это такое.

— Раз Том не сказал тебе сам, то мне точно не стоит этого делать, — пробормотал Саккетто, доставая пару чистых чашек из кухонного шкафчика. И, не позволяя Бенни потребовать от него ответа, тут же спросил: — Что ты видел снаружи?

— Не знаю, стоит ли мне говорить об этом.

— Малыш, это простая сделка. Ты рассказываешь мне о «Руинах» и о том, что видел за пределами этого места. Все, что Том показал тебе. А я, в свою очередь, расскажу тебе о Потерянной Девушке.

Бенни задумался. Запах свежесваренного кофе заполнил маленькую кухоньку. Художник стоял рядом с раковиной, скрестив руки на груди, и выжидал.

— Хорошо, — согласился Бенни и выложил ему все. Эту же историю он когда-то рассказал и Никс. Художник был хорошим слушателем, прервал лишь раз, чтобы прояснить один момент и потребовать подробного описания трех охотников за головами, терзавших зомов. Саккетто допивал уже вторую чашку, когда история подошла к концу. Бенни так и не притронулся к кофе, и тот уже остыл.

Когда он закончил, художник откинулся на спинку стула и изучающе смотрел на Бенни, молча поджав губы.

— Кажется, ты говоришь правду, — сказал он.

— Кажется? С чего бы мне врать о подобных вещах?

— Ох, черт возьми, парень. Люди постоянно лгут мне. Даже тогда, когда для этого нет никаких оснований. Близкие, которые хотят портреты поражения, но не имеют фотографий своих возлюбленных, часто склонны преувеличивать так сильно, что картина становиться похожа то ли на Брэда, то ли на Анджелину.

— На кого?

— Это не важно. Важно то, что люди много лгут. Иногда просто по привычке. Не многие могут рассказать правдивую историю. Я имею в виду, что почти все, кто вернулся из «Руин», поголовно врут об увиденном.

— И что это за люди?

— Вот видишь? Подобные вопросы и заставляют меня верить, что ты действительно там был. Большинство спросили бы: «Как именно лгут?» — Улавливаешь разницу?

Бенни показалось, что он понимает.

— Том говорит, что у каждого в этом городе своя правда.

— Да, именно. Они не хотят соприкасаться с действительностью, и даже, когда уверяют, что готовы, то все равно не задают правильных вопросов.

— Что вы имеете в виду?

— Есть множество таких вопросов о нашем мире, которые никто, кажется, не хочет задавать.

— Например, почему мы не расширяем город? — предложил Бенни.

— Угу.

— Или… почему даже не пытаемся, — как правильно это слово? — восстановить то, что потеряли. Я знаю. С тех пор как мы вернулись, я много размышлял об этом.

— Не сомневаюсь, что так и есть. Ты же брат Тома, в конце концов.

— Ну да. После всего, что произошло, я считаю, мое мнение насчет Тома немного изменилось.

— Но?..

— Но я до сих пор не понимаю, почему все думают, что Том такой крутой. Он даже изображен на одной из зомби-карт.

— Ты что, никогда не видел его в действии?

— Все, что я видел, это как он связывал по рукам и ногам одного тощего зома.

— И на этом все?

— Именно. Он бежал прочь от трех охотников за головами.

— Бежал, — эхом отозвался изумленный художник. — Том Имура, убегающий. — Неожиданно, он запрокинул голову и сотрясался от смеха целую минуту, так что слезы собрались в уголках глаз. Он похлопывал по столу снова и снова, пока кружка Бенни не подпрыгнула так высоко, что остывший кофе выплеснулся наружу.

— Мать честная, парень, — Саккетто с трудом вздохнул, когда смог, наконец, заговорить. — Боже, да я так долго не смеялся с тех пор, как уличный душ мэра Кирша сдуло ветром в Санта-Ана, а он так и остался стоять абсолютно голый весь в мыле.

— Что в этом такого смешного? — перебил его Бенни.

Художник поднял ладони вверх, как бы извиняясь.

— Просто любой, кто знает твоего брата, я имею в виду, знает его по-настоящему, отреагировал бы точно так же, расскажи ты ему, что Том Имура испугался чего-либо.

— Он убегал…

— Убегал, потому что ты был с ним, сынок. Поверь мне, окажись он там один… — Саккетто не стал договаривать.

— Вы с ним не живете, — раздраженно ответил Бенни, — и не знаете того, что знаю я. Не знаете, что мне пришлось видеть.

Так они сидели с полминуты, анализируя все сказанное и пытаясь придумать, как возобновить беседу.

Наконец, художник начал.

— Потерянная Девушка. Пора и мне выполнить свою часть уговора.

— Потерянная Девушка, — согласился Бенни, — скажите мне, что она и вправду существует.

— Она существует.

Бенни на мгновение закрыл глаза, затем открыл и посмотрел на карту.

— И она жива.

— Этого я утверждать не могу, — ответил Саккетто, но когда Бенни поднял на него глаза, полные ужаса, художник замотал головой. — Нет, я только хочу сказать, что не знаю точно, как она поживает сегодня, в эту самую минуту. Но она была в полном порядке несколько месяцев назад.

— Откуда вы знаете? — настаивал Бенни.

— Я лично видел ее, — ответил художник.

— Вы… встречали ее?

— Лишь раз, всего на одну минуту, может меньше, но да. Я увидел ее в «Руинах» и нарисовал по возвращении домой. Том помогал мне вспоминать некоторые детали, но эта карта… На ней она изображена точь-в-точь.

— Том был с вами, когда вы ее видели?

Саккетто молчал, барабаня пальцами по столу.

— Слушай, я знаю, что обещал рассказать тебе о ней, и я вправду этого хочу. Но думаю, тебе лучше услышать остальное от брата.

— От Тома? Почему?

Художник откашлялся:

— Потому что Том пытался отыскать ее целых пять лет.

17

Художник налил себе третью чашку и, немного подумав, встал и принес из чулана бутылку виски, добавив добрую порцию в кофе. Он не предложил бутылку Бенни, чему тот был даже рад. От виски исходил запах старых носков.

— Я вырос в Канаде, — начал Саккетто, — в Торонто. И прибыл в Штаты сразу после окончания художественной школы, какое-то время зарабатывая быстрыми портретами по заказу туристов на променаде западного пляжа Лос-Анджелеса Венис-Бич. Затем взял пару курсов по субъективным портретам в криминалистике и устроился на работу в Департамент полиции Лос-Анджелеса. Ну, знаешь, делал зарисовки беглецов и подозреваемых. Все в этом духе. У меня всегда получалось задавать правильные вопросы, поэтому я с легкостью проникал в мысли свидетелей преступления или членов семьи, ищущих родных. И увидев лицо один раз, я уже никогда его не забываю. Я был в участке в Первую ночь. Вокруг меня находилось множество копов с пушками. Благодаря этому я и выжил.