Прах и тлен - Мэйберри Джонатан. Страница 44
— План? — ответила она. — А у тебя его нет?
— Э… почему ты думаешь, что парень «без ответов» все же парень «с планом»?
— Потому что у меня тоже нет плана, — сказала она.
— А. — Они огляделись, рассматривая лес, словно ответы появятся волшебным образом.
— Мы могли бы подождать, вдруг Зеленый человек вернется.
Бенни покачал головой:
— Не думаю. Он не стал ждать нас прошлой ночью, не остался, чтобы позавтракать с нами сегодня утром.
Никс вздохнула:
— Может, нам стоит вернуться и глянуть на поле и заправку? Издалека то есть. Посмотреть, что и как.
— Точно, — сказал он, и его лицо прояснилось. — Это очень похоже на план.
Они разделили последнюю яичницу и картошку и засунули клубнику в карманы. Они вытерли тарелку начисто листьями и оставили ее у подножия дерева. Бенни написал «Спасибо» большими буквами на земле.
Он повернулся и увидел, что она наблюдает за ним со слабой улыбкой и отстраненным взглядом.
— Что? — спросил Бенни.
Она моргнула, и ему показалось, что он увидел, как ставни закрылись за ее глазами.
— Ничего.
В городе Бенни бы просто промолчал, но во многих отношениях он чувствовал, что оставил ту версию себя позади того, кто боялся задавать такие вопросы. Так что он сказал:
— Нет… что-то было. То, как ты смотрела на меня. В чем дело?
Птицы пели в деревьях почти пять секунд, прежде чем она ответила:
— В городе… на крыше… я спросила, любишь ли ты меня. Ты тогда это серьезно?
Рот Бенни пересох.
— Да.
— С тех пор ты об этом не говорил.
На языке вертелся ответ в свою защиту, но вместо этого он сказал:
— Как и ты.
— Нет, — признала она слабым голосом. Она щурилась в утреннем свете. — Может… может, если бы уход из города был бы легче…
Он ждал.
— …было бы легче сказать, — закончила Никс. — Но здесь…
— Знаю, — сказал он. — Я тоже это чувствую.
— Ты понимаешь? — умоляюще спросила она. — Я пыталась, но не могла подобрать правильные слова.
«Давай, — прошептал его внутренний голос. — Расскажи ей правду».
Бенни кивнул:
— Я тоже. По крайней мере… я понимаю, почему не сказал этого. С тех пор, как мы покинули город, у нас проблемы. Наше «дорожное путешествие» не было особенно веселым. Говорить «я люблю тебя» здесь… не смейся, но это было бы словно снять защитный плащ и пойти в толпу зомов. Эти слова, сказанные вслух, просто заставляют меня чувствовать себя уязвимым. Это глупо?
Она покачала головой:
— Нет, это не глупо.
— Мой черед задавать вопрос, — сказал Бенни. Хотя Никс напряглась, он продолжил: — Ты предпочла бы, чтобы я этого не говорил? То есть вообще?
Странные огоньки загорелись в зеленых глубинах ее глаз.
— Когда решишь, что время подходящее, — сказала она, — попробуй еще раз, и увидишь, что произойдет.
Неуверенность Бенни хотела найти в ее словах всевозможные неправильные значения, но внутренний голос прошептал другое предложение. Он сказал:
— Можешь рассчитывать на меня.
Она протянула руку:
— Так… хочешь пойти прогуляться?
— Ну… или это, или уборка в комнате, но раз моя комната на дереве…
Он взял ее за руку, и они пошли под крышей из холодных зеленых листьев. Птицы пели в деревьях, и трава под их ногами блестела от утренней росы. Первые пчелы этого дня тихо жужжали среди цветов, направляясь по своим древним и важным делам, собирая нектар и перенося пыльцу с одного цветка на другой. Вихри из мошкары поднимались спиралью из травы и кружились в косых лучах солнца. Красота леса была волшебной и свежей, но также подавляющей. Оба молчали, не в силах облечь в слова свою реакцию на невероятную красоту и не желая тревожить воздух ужасами их запуганных сердец.
Несмотря на теплую реальность рук друг друга, они чувствовали себя невероятно одинокими. В пустоши. Даже хотя они знали, что Том, Лайла и Чонг где-то в этом же лесу, казалось, что все остальные на другой планете. Маунтинсайд — дом — был в миллионе километров отсюда. Реактивный самолет мог вообще быть на другом краю мира или быть чем-то из старого сна.
Скалистая тропинка огибала деревья и кусты, и большую часть пути не было видно никаких следов произошедшего прошлой ночью, помимо запаха пепла на ветру. Потом они повернули за угол, и все изменилось.
— Боже… — приглушенно прошептала Никс.
Поле было руинами. Деревья сгорели до пеньков, кусты обратились в пепел. От заправки остался только почерневший каркас.
Но худшим было не это. Совсем нет. Везде — на поле, на ледниковых камнях, скукожившись до костлявых узлов на бетонных плитах, у станции лежали трупы. Прошлой ночью они были живыми мертвецами, теперь они были просто мертвецами, их жизни были выжжены пожаром, который Бенни устроил маленькой спичкой.
Все было неподвижно. Огромное пространство пепла и сломанных костей. Никс отвернулась.
Бенни опустил глаза.
— Прости, — сказал он.
Никс коснулась его руки:
— Это не твоя вина. Ты не хотел…
— Нет, хотел, — он повернулся к ней и убрал прядь вьющихся рыжих волос с ее лица, — я начал этот пожар, потому что не знал, что еще сделать. Я убил всех этих…
— Зомов, Бенни. Это зомы. Ты не можешь их убить.
— Я знаю… но…
Она казалась в недоумении:
— Что?
— Когда-то они были людьми.
— Знаю.
— Что, если… — Он замолк и сделал вдох, думая об ужасном жаре и пламени, распространявшемся так быстро по сухой коже и старой одежде. — Что, если они это чувствовали?
— Они не могут, Бенни, — тихо сказала Никс. — Они мертвые.
— Мы не знаем, что они такое. Мертвые есть мертвые, они не двигаются, они гниют и обращаются в пыль. Зомы… они ходят. Конечно, они нападают на людей, но в этом-то и дело. Мертвые люди не могут такое делать… так что они на самом деле? Почему они стонут? Пытаются ли они как-то общаться? Пытаются ли что-то сказать? Или… больно ли зому?
— Больно?
— От того, что с ними случилось, что все еще происходит. Раны, убившие их, разложение… могут ли они это чувствовать?
— Они разлагаются, Бенни. Их тела двигаются, но это не разум.
Он покачал головой:
— Мы точно этого не знаем, Никс, и не притворяйся, что знаем. Том видел, как они поворачивают дверные ручки и забираются по ступенькам. Он говорит, что некоторые используют разные вещи в качестве оружия. Палки и камни. Тот стучал в дверь прошлой ночью. Это о чем-то говорит. Это говорит, что внутри что-то происходит.
— Бенни, белка может использовать вещи. Кошка может замахнуться на кого-то. Это не означает…
— Это и значит! — крикнул он. — Даже если они всего лишь как белка или кошка, или если они умны так же, как букашка, Никс… даже букашки чувствуют боль.
Она покачала головой и посмотрела на искореженные останки трупов зомби в пепле.
— Нет, — сказала она. — Ты сведешь себя с ума такими мыслями. Том упокоил тысячи зомов. Он никогда не говорил, что они чувствуют боль.
— Откуда ему знать?
— Том бы знал, — уверенно сказала она. Бенни слушал ее, но слышал и что-то другое в ее голосе. Дрожь сомнения.
«Отпусти, — сказал внутренний голос. — Сейчас не время».
Он кивнул, и Никс словно испытала облегчение, думая, что он с ней согласился. Бенни ступил на пепел и медленно пошел к станции. Здание было безвозвратно утеряно. Только передняя стена все еще стояла, остальное лежало кучей мусора. Бенни коснулся пальцем внешней стены. Она была почти прохладной и покрытой тонкой пленкой золы. Он снова кивнул, тщательно все обдумывая, и пальцем написал сообщение.
— У.В.? — пробормотала Никс. — Умный Воин?
— Ага. Я хочу, чтобы он понял, что мы используем то, чему он нас научил.